Святослав (Железная заря)

— Что здесь?

Воцарившаяся на мгновение тишина прорвалась отдельными выкриками:

— Почто грабишь нас? Мы ведь данники твои!

— Не дело!

— Дань брали уже! Князь у нас есть, так с ним по правде и рядитесь!

— Мужика зачем убили? Тати!

Князь, оглядев смердов, мертвого, своих дружинников и продолжая хмуриться, отмолвил:

— Расходитесь! Дело миром решим, а за убитого виру [10]дам роду его!

Толпа еще колыхалась, огрызаясь окликами, но в драку лезть так и не решились, а Игоревы кмети потихоньку начали нажимать на передних. Князь круто развернулся и вошел в жило, не дождавшись, когда смерды окончательно разойдутся.

Весть о происшедшем разнеслась по земле быстро и так же быстро обросла легендами, превратившими небольшую замятию [11]едва ли не в резню. Теперь древляне расставались с добром легче — лишь бы не жгли, а то погорельцем зимою быть не сладко, а с голоду не помрем. Выкупали полоняников, что вереницей тянулись за обозом.

Зима переборола осень, наступив на землю белым холодным и властным сапогом. Снег больше не таял, хрустел под копытами коней, тащивших сани и волокуши с добычей. Часть уже отправили в Вышгород, чтобы не отягощать себя лишним. Путь держали к Искоростеню — древлянской столице.

Ивор Собака отговаривал князя идти в Искоростень:

— Обозлили мы древлян, худого бы не случилось.

В ответ Игорь хмурился:

— Как збродням бежать теперь? Мы за данью пришли, а не с набегом.

А в голове бродили, не давая покоя запоздалые мысли: «Ведь и верно как тати пришли, пограбили, а теперь домой собираются». Нежданно прихлынула злоба на воеводу Ивора: прав был Свенельд, когда говорил, что ни один из набольших людей Игоря не мыслит далеко, как холоп радуется сытному обеду, не задумываясь, будет ли такой же сытный ужин. Теперь Ивор готов уйти, а дальше? Дальше: презрительные взгляды жены и кормильца, пересылки с древлянами об уряжении прежних договоров, шёпот челяди — снова как за нашкодившим глуздырём [12]послед убирают. Нет, в этот раз он сам всё уладит. Чёрный бор с древлян князь имеет право собирать. Причина: новый поход весной на ромеев, а может, ещё на кого — до весны далеко. Не знал Игорь, что участь его уже решена на грозных вечевых сходах в Искоростене, что требовали от своего князя Мала расправы над находниками. И нерешительность Мала как держателя своей земли объяснялось только одним — русы не оставят безнаказанной смерть своего князя, а там: сожжённые древлянские сёла, сотни уведённых в полон, годы, потраченные на восстановление от разорения. В этом вся труднота княжеской власти — выполнять то, что требует народ, но не в ущерб будущему государства. Люди в Искоростене гордые, купцы, бояре, ремесленники. Летом здесь большой торг, не меньше, чем в днепровском Киеве: едут из немецкой земли, из Моравии, от угров и болгар. Русы ратною силою своей не дадут подняться древлянской земле, помнящей славу некогда живших здесь готов тервингов. Игорь жадностью своей стронул готовый сорваться с горы камень. Обозлённый грабежом народ (коль волк к овцам повадился, так не уйдёт, пока всех не вытаскает!) непреклонно требовал одного: смерти грабителям.

Гнедой конь плясал под Ивором. Чуял под собой легкого, радостного хозяина. Добыча была больше, чем ожидали, и Ивор теперь весело поглядывал на кметей. Не радовал только князь, что последнее время ходил хмурый, с воеводой и дружинниками разговаривал сквозь зубы. Ивор уже успел сам себя убедить, что Мал ничего им не сделает — добро древляне ещё наживут, а оружие днепровских русов быстро вылетает из ножен. Неужто Игорь, даве говоривший об этом, сам не верит? Тем более воеводе это было непонятно.

Древлянскую рать встретили за несколько поприщ пути от столицы. Падающий снег уютно похрустывал под копытами коней, вываливший из разлапистого ельника дозор указал на едва утоптанный зимник, змеившийся меж густо поросшими кустарниками и направо уходящий с холма — там внизу их ждали древлянские разъезды.

Холодный северный ветер дул прямо в лицо. Игорь, смахнув с бровей налипшие снежинки, смотрел на открывшееся за расступившимися деревьями поле Гнедой конь ехавшего чуть позади Ивора оступился, сойдя с тропы и уйдя передними ногами в сугроб, хлестнул заиндевевшим хвостом князя по ноге. На том конце поляны их ждал Мал. Сомнений не было: это были его шатры и его стяги.

Игорь оглядел хмурых кметей. Люди, привычные к битвам, никто не просил договориться с Малом, каждый без понуждения, без лишних слов готовился биться и, если надо умереть, как к чему-то обыденному, как кузнец раздувает горн, как смерд точит горбушу перед покосом. Подтягивали подпруги, вешали лошадям на морды торбы с овсом — самим все равно, а пойманую животину когда еще накормят. Из тороков доставали брони, проверяли, прилаживали оружие, кто-то молил Перуна [13]о достойной смерти, дабы не стыдно было предстать пред ликом почивших предков. А Мал не спешил, невелика честь — разбить меньшего числом противника, когда тот не готов. Князь с воеводой переглянулись, подумав об одном: на бой ли собрался Мал? Что ж, подождём...

Князь, объяв рукой ножны, чуть тряхнул их, клинок меча готовно вылез на четыре пальца. Меч, кованый в священном огне под всевидящим оком богов, не мог ошибаться, он видел предстоящую кровь. Игорь снова посмотрел на Ивора, тот стоял, поглаживая морду коня. С виду спокойный, воевода ярил себя, настраивал на битву. Дома остался маленький сын Ратша, ровесник Святославу. Легче умирать, зная, что продолжил свой род, свою жизнь в оставшихся детях.

Кони всхрапывали, выпуская из ноздрей пар. Через заснеженное поле от древлян скакали трое вершников, держа на древке белый щит, Мал в последний раз хотел договориться. Кмети заязвили, отпугивая шутками смерть:

— Сейчас нам серебра предложат, чтобы мы их не трогали!

Всадники осадили коней. Один из них, старший, по-видимому, в бобровой шапке, в накинутой небрежно на до блеска начищенные доспехи лисьей шубе, оглядел дружину, быстро определив князя, начал переговоры. Темная, редкая, как у печенега, борода заходила на обветренном лице.

— Князь наш Амал велел передать, что отпустит всех без выкупа, если князь русский Игорь сдаст себя ему, пойдет за ним в Искоростень, где будет находится в плену до решения о его судьбе вечем и князем Амалом!

Кмети зароптали, не было еще такого позора, чтобы князя отдать и тем животы свои спасти. Захоти Игорь сдаться — не дали бы. Князь знал ответ и его не надо было спрашивать, однако за спиной сказали послам:

— Убирайтесь-ка поздорову к своему князю!

Игорь тронул коня, подъехал к послам поближе. Долго смотрел на посланцев, думалось: глупо после греческого огня, бездонных пучин Русского моря найти смерть здесь с горсткой преданных воинов средь склонивших головы от тяжести снежных шапок деревьев. И вдруг всё отошло посторонь: вечные укоры Свенельда, гордость жены, заумные споры бояр. Он примет свой последний бой с честью, пусть некому будет об этом сложить песнь и сказитель не расскажет об этом на пиру, трогая узловатыми пальцами струны гуслей. Князь нежданно для всех рассмеялся. Древляне, не понимая, тоже расхмылили. Ивор, знавший своего князя, напрягся, чувствовал, что Игорь духом уже там, в ярости битвы, сшибается, рубится в круговерти железа и что содеет сейчас — неведомо никому.

Двое древлян, стоявших чуть позади своего набольшего, переминались в седлах, готовые повернуть коней к своим, казалось, уже договорились. Мало кто успел разглядеть, как князь едва уловимым движением выхватил меч. Тусклым проблеском сверкнул харалуг, развалив, от плеча до седла, древлянского посла, только чавкнули под копытами переступившего коня вывалившееся нутро. Игорь поднял вверх ладонь, призывая к вниманию и своих, и оставшихся двоих, что смертно побледнев, еще ничего не успели сделать. Молвил: