Часы отдыха учителя Коржика

ль в такт ударам часов... и протягивает руку к бутылке.

Но уже рука его неверна, и он не сразу наливает рюмку. Стекло задевает за одну из рамок, и грустный звук раздаётся в комнате...

- Извините, Женя... Это я, кажется, вас задел? - ещё внятно шепчет учитель, склоняясь к столу, и, облокачиваясь на него, улыбается портрету девушки, улыбается улыбкой доброй и как бы просящей прощения. - Какая вы славная девушка... И как щадит вас время... оставляя вас жить в моей памяти так долго. Уже двенадцать лет... Я всё прекрасно помню... Вы мне понравились сразу, и сразу же вы увидали это. Вам было приятно моё поклонение... Я понимаю. Да... Вы - умница, держали меня на большом расстоянии от себя и... Я выпью, мама... Прости...

- ...И вы уехали, исчезли, пропали... Я не успел вам в эти два месяца ничего сказать... Но я много думал о вас... Вы исчезли... да... осталась ваша карточка и я... Это хорошо... Было бы хуже, наверное, если б вы стали моей женой... К жене не сохраняют того уважения, которое имеют к возлюбленной... Вот вас нет... где вы?.. А я живу и помню вас такой, какой встретил. Вы, наверное, позабыли обо мне и...

- ...Я ещё выпью... мама! Твой сын спивается... Ничего... Он это понимает... он ещё не совсем... Ты не беспокойся, мама, он не уронит себя ниже, чем уж есть... Достаточно!..

- ...Быть может, вы, Женя, даже вовсе и не тот человек, каким я вас знаю... Наверное, такж есть... Достаточно!..

- ...Быть может, вы, Женя, даже вовсе и не тот человек, каким я вас знаю... Наверное, так... Вы, конечно, и злы, и неряшливы, и злоязычны, и пошлы, и мелки... как все женщины... Но я не успел увидеть в вас ничего этого... и до сей поры... двенадцать лет... считаю вас совершенством среди женщин... Уважаю вас и берегу воспоминание о вас в себе... храню его как единственную порядочную вещь, данную мне когда-то жизнью... Я не жаден... И не хочу ничего... Впрочем - выпью.

- ...Страшно пью, мама, это так... Я знаю - мерзко пью, по-свински напиваюсь, потом сплю, потом просыпаюсь... потом...

Тут Антон Петрович откидывается на спинку кресла и хмурит лоб, делая страшные глаза.

- Большая подлость. Я иду учить "малых сих"... Малые сии - большущие болваны, феноменально тупоголовые... И зачем их учат так рано? Они решительно не в состоянии понимать, что учиться необходимо... для того, чтобы быть чем-нибудь... и что знать полезно... а познавать наслаждение... как говорил Сенека... Чёрт с ними, - я их ненавижу... Они, наверное, как и я, вот... то есть большинство их... это несомненно!.. У них к этому все задатки... В сущности, они заслуживают сожаления... да! Они не только не знают... не хотят знать жизни через других... свой опыт! Он стоит дорого и... чем они будут платить за него, бедняги?.. Мне их жалко, этих мальчишек...

- ...Но... я уже достаточно пьян. Мама, я знаю, что это очень мерзко... но ведь мне сорок шесть лет, и нет никого на свете, кто бы нуждался во мне! А, мама? Ни души! Я не нужен никому! Никому! И мне, пожалуй, уже никого