Фракталы городской культуры

Городские пространства, обладающие концептуальной фрактальностью, организуются и на более высоком градостроительном уровне. Многие из торгово-развлекательных центров представляют собой фрактальные объекты. В свое время торговые пассажи привлекли внимание немецкого философа Вальтера Беньямина [144], который, в частности, привел описание парижского пассажа из «Иллюстрированного путеводителя по Парижу» 1930-х годов: «Эти пассажи, новейшее изобретение индустриального комфорта, представляют собой находящиеся под стеклянной крышей, облицованные мрамором проходы через целые группы домов <…> По обе стороны этих проходов, свет в которых падает сверху, расположены шикарнейшие магазины, так что подобный пассаж – город, даже весь мир в миниатюре» [145]. Можно констатировать, что уже в первой половине XX века в рамках социокультурной рефлексии постулировалась идея концептуальной фрактальности городских торговых пассажей эпохи модерна – прообразов постмодернистских торговых центров и гипермаркетов.

Французский философ Ж. Бодрийяр, размышлявший о симулятивных процессах в современной культуре, отмечал «гиперреальный статус» гипермаркетов как модели контролируемой социализации и гомогенного пространство-времени тотальной симуляции социальной жизни [146]. Действительно, «гиперреальность» современных торгово-развлекательных центров вызвана, не в последнюю очередь, сущностными характеристиками гипермаркета как фрактального паттерна социума и культуры. Во-первых, это его автономность и выделенность по отношению к основной территории мегаполиса (чаще всего расположение на некотором удалении от границ города). В отличие от местной кондитерской, еще уцелевшей кое-где в старом центре, попасть в гипермаркет нельзя, выбежав из дома на минутку. Тут уже даже не поход, а специальная поездка, которая представляет собой особую процедуру ритуализации повседневного времени. Во-вторых, из «не-мест» («non-places» в терминологии Марка Оже [147]) крупные торгово-развлекательные центры превратились в «места-всего», которые выстраивают внутри себя социокультурное пространство, на семиотическом уровне эквивалентное самому городу или даже в некоторых случаях превосходящее его. Если традиционный местный магазинчик до середины XX века можно описать социокультурной метафорой «кладовая», а универмаг – «дом», то супермаркет и особенно гипермаркет – это «город» или «город-государство», в котором есть всё: от аптеки, салона красоты, центра связи и банка до выставочного центра, яхт-клуба и гостиницы (Крокус-Сити, Москва). Новейшие гипермаркеты, в которых соседствуют бутики самых разных иностранных брендов, а также пальмы в зонах отдыха и лед крытого катка, не только проксемически воспроизводят «географическую» фрактальную модель планетарного масштаба, но и формируют концептуальный фрактальный паттерн глобальной культуры консьюмеризма.

Некоторые торгово-развлекательные центры символически простирают свою фрактальность за пределы каменной городской среды, называя себя «парками» (в Москве «i-land»-Городской технопарк, «Европарк» и пр.). Переставая при этом быть парком в истинном смысле слова, они создают внутри себя «природные» ландшафты тропических аллей и песчаных пляжей («Хан-Шатыр» в Астане) и одновременно ледовых полей (например, ТРЦ «Мега» в Москве), т. е. воспроизводят фрактальные паттерны разных климатических зон земного шара.

В этом же ряду стоят многочисленные бизнес-парки (в одной Москве их наберется не меньше пяти – «Аврора Бизнес парк», «Дербеневский», «Офис-Парк», «Крылатские холмы» и др.). Собственно под бизнес-парком понимается комплекс зданий, объединенных одной общей концепцией и расположенных на одной территории, с непременной развитой социальной инфраструктурой, в которую входят рестораны, кафе, магазины, бутики, спа-салоны, косметические салоны, конференц-залы, машино-места, боулинг-центры, бильярдные, фитнес-центры, что позволяет работникам офисов проводить там до 24 часов в сутки. В сравнении с западными бизнес-парками, формат их российских аналогов тяготеет к геометрической фрактальности: российские офисные комплексы располагаются в самом мегаполисе, иногда даже в центре, тогда как американские и европейские бизнес-парки практически всегда находятся за городом. При этом западные бизнес-парки представляют собой более полную фрактальную конструкцию вложенных пространств, поскольку концептуально являются городом в городе, с непременными компонентами, отсутствующими в российских комплексах, – детским садом, банками, гостиницей, мотелем.

В пространстве городской культуры присутствует еще один тип объектов, которые обладают фрактальной архитектоникой, – это библиотеки. Феномен библиотеки повсеместен и диахроничен. В мире существует огромное количество библиотек: личные (домашние) и публичные (общественные), частные и академические, научные и художественные, иностранной литературы и политехнические, федеральные, республиканские, областные, городские, районные… Первые (клинописные шумеро-вавилонские) библиотеки в истории человечества датируются несколькими тысячелетиями до нашей эры. Цифровые библиотеки XXI века начинают превращаться в сетевые структуры, в электронный гипертекст, фрактальную книгу книг.

Как известно, этимология слова «библиотека» связана с греческим производным от «вместилища книг». На уровне плана содержания это значение присуще лексемам всех языков, соответствующих понятию «библиотека». Таким образом, фрактальные смыслы библиотеки возникают с самого начала – из проксемических отношений книгохранилища как совокупности физически помещенных в него книг и отдельных текстов разного генезиса. В физическом пространстве библиотеки формируется ее внутренняя геометрическая фрак-тальность, в которой тематические залы, стеллажи, полки и книги составляют соответствующие нисходящие уровни воспроизводства библиотечного фрактала того или иного семантического типа. Такого рода геометрическая фрактальность присутствует в философско-художественных описаниях библиотеки в рассказе Х. Л. Борхеса «Вавилонская библиотека» и в романе У. Эко «Имя розы».

Библиотека как концептуальный фрактал научно-художественной картины мира

Примечательно, что архитектура библиотек эпохи постпостмодерна тяготеет к физической артикуляции ее фрактально-сти. Так, часть здания публичной библиотеки города Канзас (США) выполнена в виде огромной книжной полки с семиметровыми «книгами». В Новосибирске планируют построить библиотеку в виде стопки книг, а для Стокгольмской Общественной библиотеки предложен проект огромной «бесконечной» стены, созданной из многоярусной галереи книг и системы зеркал (архитектор Оливье Чарльз (Olivier Charles)). В небольшом нидерландском городке Spijkenissse должна появиться библиотечная «Книжная гора» – прозрачное пирамидоподобное здание (заметим, что и гора, и пирамида представляют собой фрактальные формы). Для Чешской национальной библиотеки разработано уже абсолютно фрактальное пространственное и концептуальное решение (швейцарская архитектурная студия NAU) со сложными архитектурными формами, с интерьерными и экстерьерными стохастическими рекурсиями – отсылками к чешской истории.

С другой стороны, библиотека как совокупность знаний некоторого сообщества и всей цивилизации в целом представляет собой концептуальный фрактал научно-художественной картины мира, локальные библиотеки в этом случае являются ее концептуальными предфракталами. При этом любая книга тоже фрактальна – и не только потому, что она концептуальный фрактал культуры, конкретной истории и самого автора, не только потому, что ее сюжет может содержать внутренние фрактальные паттерны (например, «вложенные рассказы»), но потому, что сама структура книги с названием, аннотацией, оглавлением (названием глав) и абреже (резюме глав) с самого начала формируется как стохастический геометрический и концептуальный фрактал. Концептуальная фрак-тальность библиотеки наглядно представлена на картине канадского художника Роба Гонсалвеса (R. Gonsalves) «Written Worlds».