Выученные уроки (СИ)

После месяцев бойкота он теперь едва оставляет ее наедине. Он старается сесть с ней на каждом уроке, эффективно обрубая каждый шанс, что я вдруг мог бы сесть рядом, и сформулировал целый план, чтобы убедить Роуз, что ему нужна помощь с СОВами, чтобы она учила его почти каждый вечер. Это удар ниже пояса, потому что он знает, что эта хрень — ее слабое место. Он знает, что она бросит все, если решит, что он хочет учиться, и ему нужна ее помощь. В конце концов, она любит помогать другим людям с учебой. Конечно, я знаю это и знаю, что это ниже пояса, потому что это было моим собственным планом, который я воплотил несколько месяцев назад. И он великолепно сработал. Роуз все еще находит время помогать и мне учиться, хотя мы едва открываем книги в последнее время. Сегодня просто случайность, и все потому, что я действительно провалил последний тест по Уходу за магическими существами.

Но теперь она закончила.

Какую бы неприязнь не испытывал ко мне ее кузен, это он и только он. Не похоже, чтобы ее волновало его мнение, во всяком случае, не так, чтобы поменять что-то между нами. Не то чтобы я на самом деле знаю, что происходит между нами, учитывая то, что мы именно об этом до сих пор не говорили. Не думаю, что это вообще имеет значение. Даже если бы она сказала, что я ее парень (а она определенно не скажет), я ведь все равно не смогу даже заговорить с ней при других, не говоря уже о том, чтобы взять за руку или положить руку на плечо. Мы должны быть совершенно скрытны во всем, так что у меня, думаю, нет выбора кроме как довольствоваться тем, что есть. Я не могу жаловаться, это все равно больше, чем я вообще когда-либо предполагал получить.

— Так чем ты хочешь теперь заняться? — спрашивает она и, похоже, пытается кокетничать. Конечно, ни один из нас достаточно хорошо не специализируется в кокетстве, но я, по крайней мере, вижу, что она пытается, так что какая разница.

Я пожимаю плечами.

— Не знаю.

Я хочу держать тебя за руку и провожать в Гриффиндор.

Роуз вздыхает, громко и наигранно. Ее ступня нетерпеливо подрагивает и стучит по моему колену. Она не слишком озабочена скукой, ее мозг слишком быстро работает, чтобы скуке потакать.

— Ну, если ты не хочешь учиться…

— Я не сказал, что не хочу учиться, — тут же поправил ее я. — Я просто не хочу учить это, — от отвращения я ударил идиотскую книгу кулаком.

— Жаль, что именно это тебе и надо учить, — вздыхает она. Но она не настаивает на этом; вместо этого она начинает крутить свою палочку на парте, глядя, как та вертится.

Я протягиваю руку и останавливаю это. Она смотрит на меня, когда моя рука накрывает ее, но ничего не говорит и не отдергивает руку. На самом деле, она разворачивает ее так, что ее ладонь теперь в моей ладони. А потом она улыбается.

— Расскажи мне секрет.

Я беспокойно нахмуриваюсь:

— Я не знаю никаких.

— Расскажи мне что-нибудь о себе.

Я не хочу играть в эту игру. Не то чтобы я ей не доверяю, я не люблю говорить о себе. Это заставляет меня чувствовать себя странно, а мне не нужно быть еще более странным рядом с ней. Когда я не говорю ничего, она поднимает свою вторую ногу и тоже кладет мне на колени. Бессознательно я подхватываю ее свободной рукой.

— Я не знал, что мой отец был Пожирателем Смерти, пока не пошел в школу, — я не знаю, зачем это сказал, и мне сразу же захотелось забрать свои слова обратно и проглотить их. Но я не могу, конечно.

Роуз смотрит на меня с тревогой. Она недостаточно быстро успевает скрыть гримасу ужаса на своем лице, хотя уже спустя секунду пытается ее прогнать. Она сглатывает, и, когда, наконец, заговаривает, я вижу, что она пытается придумать ответ получше для этой ситуации.

— Но он ведь не был настоящим Пожирателем?

Я пожимаю плечами и смотрю вниз на стол. Я не хочу видеть ее реакцию на следующее признание.

— Он должен был убить Альбуса Дамблдора.

Я может и не вижу ее реакции, но одна моя рука держит ее руку, а вторая лежит на ее лодыжке, поэтому я чувствую ее шок по тому, как напряглось ее тело. Спустя секунду я слышу, как она сглатывает и говорит:

— Но он не убивал.

Я снова пожимаю плечами:

— Только потому, что слишком испугался.

— Может он не слишком испугался, — спорит она со мной. — Может он просто знал, что это неправильно.

— Ты слишком к нему добра.

Я не хотел, чтобы это прозвучало так горько. На самом деле я даже не знаю, откуда взялась эта внезапная горечь. У меня не так много обид на своего отца. Может он и не выиграет каких-то там наград в ближайшее время, но он, по крайней мере, старается, я думаю. Я всегда просто принимал это. Но думаю, что я в обиде на него, по крайней мере, в одном. Больше всего на свете меня раздражает то, что он даже не озаботился тем, чтобы мне все рассказать. Я узнал, что он был Пожирателем Смерти, когда какие-то идиоты из моего общежития сказали мне это, когда я был на первом курсе. Ни у кого из них не было родителей-Пожирателей, только деды и другие старики из семей. Я был единственным, у кого отец — Пожиратель. Сначала я пытался притворяться, что это неправда, но старый разговор моих родителей, который я когда-то случайно услышал, всплыл в моей памяти, и я понял, что это правда. Я слышал своими ушами несколько лет назад, но тогда не понимал, что это значит: отец сказал матери, что он должен был убить Альбуса Дамблдора, и он почти это сделал.

И тут я перестал слушать.

Роуз почти с секунду соображает, что сказать дальше, но я слышу по тону ее голоса, что она пытается разрядить обстановку:

— Ну, я даже не знала, что мои родители знамениты, пока не пошла в Хогвартс.

Мне трудно в это поверить по многим причинам, конечно. Я шокировано смотрю на нее:

— Как ты могла этого не знать?

Она пожимает плечами.

— Я немного знала, конечно, но понятия не имела насколько. Они никогда нам ничего не говорили, и мы жили среди магглов. Когда я росла, единственные люди, которых я знала, были магглы и моя семья. И, думаю, друзья родителей. Но никто из них не воспринимал это всерьез, так что я даже не понимала, думаю.

— Ты ходила в маггловскую школу?

— Нет, мама меня учила дома. Она хотела отправить нас в школу, но папа не захотел. Я думаю, они боялись, что мы случайно привлечем к себе внимание и все такое, не знаю. Мама ходила в маггловскую школу, конечно, пока не пошла в Хогвартс. Думаю, она хорошо справилась.

Я пытаюсь вообразить ее детство, но это трудно. Меня тоже учили на дому, но мои родители наняли частного учителя. Не думаю, что кто-либо из них достаточно компетентен, чтобы учить меня самостоятельно, или же им не хватало терпения. Я пытаюсь представить, как она играет с соседскими магглами, но мне трудно представить, потому что у меня нет личных воспоминаний, на которых можно основываться. Дом моей семьи расположен слишком далеко от каких-либо соседей. И даже если бы у нас были соседи, вряд ли бы мне позволили с ними играть, особенно с магглами.

Пальцы Роуз сплетаются с моими, и моя ладонь лежит на ее.

— Ты не должен беспокоиться, — честно говорит она, — насчет твоего папы, я имею в виду. Вся эта фигня случилась миллион лет назад.

Она права, конечно. Но все равно ей легко говорить. Ее родители не были Пожирателями.

— Я слышала, твой дед пожертвовал огромную сумму на кампанию Эдмунда Вандивера, — в ее глазах игривость, и тон далек от серьезного, несмотря на то, что она говорит правду. Эдмунд Вандивер — главный конкурент ее мамы в предвыборной гонке за кресло министра. Ему где-то триста лет, и морда как у бульдога. Он собирается выдвигать законы в пользу чистокровных и не делает из этого секрета.

И мой дед вправду сделал очень щедрое пожертвование на его кампанию.

— У меня ощущение, — продолжает Роуз важно, — что он не хочет, чтобы моя мама победила.

Я фыркаю и качаю головой:

— Вот это мягко сказано.

Роуз смеется, и я рад, что она не использует это против меня. Хорошо, что она не озабочена тем фактом, что мой дед — настоящая сволочь, которая ненавидит ее семью.