Выученные уроки (СИ)

Горечь в отношении к мужу подпитывалась тем, как он относился к дочери. Она не могла терпеть избалованность и с детства росла с пониманием, что приступы истерики следует наказывать, а не поощрять. Но ему не нравилось слушать бурчание, и он терпеть не мог видеть Лили несчастной. Поэтому он всегда сдавался. Это стало одной из причин их частых ссор.

Дети на самом деле стали причиной нескольких ссор. Он явно предпочитал Ала и Лили, и ей часто приходилось защищать Джеймса просто для того, чтобы не согласиться с мужем. Она не оправдывала те поступки, за которые его защищала, ни в коем случае, но это давало им обоснованную причину для ссор. Джеймс, как и остальные дети, физически существовал. И таким образом было что-то физическое, из-за чего им можно было поругаться.

Это было лучше, чем говорить об их невидимых проблемах.

Это было лучше, чем принять тот факт, что они больше не знают друг друга. Это было лучше, чем признать, что они говорят друг с другом только один или два раза в день и что большая часть их общения сводиться к обмену сердитыми и раздраженными взглядами. Когда они виделись, если виделись, потому что бывали дни, когда он уходил еще до того, как она проснулась, и приходил, когда она уже спала, им не о чем было говорить. Когда они говорили, то это было что-то настолько приземленное, как «передай соль», либо же это были злые слова, которые скорее прокрикивались, чем проговаривались.

У них не было любви. Если они и прикасались друг к другу, то это было вызвано лишь обоюдной физической неудовлетворенностью и больше ничего не значило. Ласковые прикосновения и нежные поцелуи сменились грубыми и небрежными движениями, и иногда ей казалось, а не пытается ли он причинить ей боль. Если даже так, ей было наплевать. Она отрастила ногти подлиннее, чтобы и у нее появилось свое секретное оружие, и царапины на его спине были доказательством того, что и она может причинить боль.

Время от времени все становилось лучше. Иногда у них случались хорошие недели, и она всегда спрашивала себя, почему они не могут жить так всегда. Но плохие недели всегда в десять раз перевешивали хорошие, и, в конце концов, она сдалась. Она не была уверена, когда именно поняла, что у них не осталось больше надежды, но однажды просто проснулась, уже зная это.

Она сказала ему, что несчастна, и сказала, что ее начало раздражать в нем все. Ее достала слава, ее достали деньги, ее достали постоянные попытки притворяться идеальной семьей, потому что как только они выходили на публику, их освещали вспышки фотокамер, и им приходилось улыбаться, несмотря на то, что они оба были несчастны. Ее достало все это. Ее достал Гарри Поттер. И она сказала ему это.

Он ушел в тот вечер и не возвращался шесть дней.

Она чувствовала себя ужасно, хуже, чем когда-либо чувствовала себя в жизни. Она знала, что сделала ему больно и что была несправедливо зла. Она знала, что должна была выразиться более обстоятельно и менее оскорбительно. И поэтому она начала просить его вернуться домой. Она плакала, и умоляла, и всхлипывала, и кричала, и, наконец, он сдался и вернулся.

Это была первая ночь за долгие годы, когда ей было хорошо в его объятьях.

Но это не продлилось долго. Он не мог позволить ей забыть о том, что она сказала, и припоминал ее слова чаще, чем стоило бы. Она извинялась снова и снова, но ему было больно, и, несмотря ни на что, обида на нее оставалась. Они снова начали ссориться, и с каждым днем все становилось хуже и хуже. Он не простит ей то, что она сказала, что он достал ее, и она начала его за это презирать. Горечь и обида по отношению к ней лишь усиливали ее горечь и обиду по отношению к нему.

Дни превращались в недели, и ничего не становилось лучше. Ссора их детей переросла в их собственную ссору, и не прошло много времени, прежде чем она начала испытывать в отношении к нему лишь отвращение. Казалось, что и он так же относится к ней. Она не знала, что случилось и когда исчезло ее «долго и счастливо». Она испытывала горечь по отношению к нему и всему в своей жизни. Она испытывала горечь из-за того, что он и был всей ее жизнью.

И когда он ушел на этот раз, она его не остановила.

========== Глава 33. Джеймс, нежное создание? ==========

Кейт прекрасна.

Она забавная, она умная, она не жеманная и не хихикающая. Она все то, что только можно хотеть от девчонки. Она почти совершенна.

И я даже не настолько обеспокоен тем, что не скучаю по другим девочкам. Я не ожидал на самом деле, что так получится. Я думал, что это будет куда тяжелее, и, если честно, если бы я был азартным человеком (а я азартный, хотя, конечно, я пропустил этот конкретный спор, когда на него начали ставить в общей гостиной), то поставил бы на то, что я все нахрен испорчу, и мы разбежимся через неделю. В конце концов, я никогда не воспринимал себя как кого-то, кто может быть хорошим бойфрендом, как минимум. Девяносто девять процентов всего времени за меня думает мой член, и, хотя я знаю, что это не лучшая черта характера, все есть так, как есть. Я — это я, и я ничего не могу сделать, чтобы это изменить.

Не считая того, думаю, что кое-что все-таки изменилось.

Прошел ровно месяц с того дня, когда Кейт вынудила меня сделать выбор между ней и остальными девчонками в школе, и я не заметил, чтобы хоть о чем-то скучал. На самом деле, я не думаю, что вообще что-то упускаю. Я даже не знаю в действительности, о чем мне скучать, потому что Кейт — это почти все, чего я хотел, и теперь я могу получить это, когда только захочу.

Она редко спит в Равенкло. Она пробирается в башню Гриффиндора после отбоя, и я даже дал ей карту Мародеров, чтобы ей легче было это делать. Я никому никогда даже не говорил об этой карте. То, что я ее дал Кейт на самом деле многое значит, если об этом подумать. Она знает, что это значит, и знает, что то, что я дал ей эту карту говорит громче, чем что-то, что я когда-либо мог сказать. К тому же, я хочу, чтобы она была рядом.

Это здорово, спать с ней. И я не имею в виду «спать» в смысле «трахать» (хотя я не испытываю отвращения к этой части). Нет, я имею в виду в прямом смысле с ней спать. Она пробирается в мою постель почти каждую ночь и после того, как опускает полог, ложится рядом и всегда кладет голову прямо мне под подбородок. Это заставляет меня чувствовать себя важным, будто я могу защитить ее от чего-то. Она такая маленькая, и это то, что я всегда в этот момент отмечаю. Это заставляет меня чувствовать себя мужчиной, ну, знаете, который бережет свою женщину. (PS — я никогда даже через миллион лет не позволю Кейт услышать, что называю ее «своей женщиной», потому что, я уверен, мои яйца будут оторваны в течение часа, а я к ним, знаете ли, привязан, так что ш-ш-ш).

Она очень теплая, ее кожа, я имею в виду. Она всегда кажется на пару градусов теплее, чем моя, и мне нравится, как она прижимается ко мне всем телом. И она потрясающе пахнет. У нее шампунь с запахом вишни, и мне нравится, что, даже когда она не в моей постели, я все равно чувствую ее запах на простынях и подушке. Она идеально совпадает со мной, и ее голова идеально располагается под моим подбородком, так что легче вдыхать запах ее волос. Мне на хрен нравится это.

Да, знаю, я превратился в полного гребаного слабака, но мне плевать. Это совершенно того стоит.

Солнце уже встало, и большинство моих соседей по комнате уже проснулись и готовятся к учебе. Кейт еще спит. Она разозлится из-за того, что я не разбудил ее пораньше, чтобы она могла успеть сбежать. Мне плевать, вообще-то. Она прекрасно выглядит, когда спит — то, как алеют ее щеки, и короткие светлые волосы взлохмачены во все стороны. Я не чувствую желания вставать, и поэтому просто лежу и слушаю звуки, которые издают мои соседи по комнате, пока одеваются и собираются на завтрак. Ни один не пытается проверить меня и поднять занавески, чтобы убедиться, что я встал, чему я только рад.

Когда я, наконец, убеждаюсь, что они все ушли, то немного подталкиваю ее плечом. Она что-то бормочет и еще ближе ко мне прижимается. Я прикидываю, оставить ли ее вот так вот спать навсегда, но знаю, что она убьет меня, если я хотя бы не попытаюсь помочь ей быть ответственным префектом (ага, точно).