Сorvum nigrum (СИ)

— Негоже слоняться без дела студенту дома гордого Годрика Гриффиндора. Если нет желания тренировать разум, нужно тренировать тело, юноша, — мягкий струящийся голос прозвучал с ближайшего портрета.

— Добрый вечер, сэр, — поздоровался я.

На портрете был изображен лысый мужчина лет пятидесяти-шестидесяти в темно-зеленой мантии.

— Позвольте узнать, почему Вы бродите по замку, молодой человек? — спросил он.

— Ну… Я посетил все занятия, сделал уроки, — начал я загибать пальцы, считая, — провел тренировку… Короче говоря, с делами покончено, так что я считаю, что имею право на небольшую прогулку.

— В таком случае позвольте поинтересоваться, почему Вы не готовитесь к ритуалу, как все остальные? Вы больны?

— Ритуалу, сэр? — искренне удивился я.

— Сегодня ведь полнолуние. Разве Вы, как и все ученики, не должны идти в лес и приносить дары детям луны?

— Сэр? — похоже, я принимал все более непонимающий и туповатый вид.

— Мать моя магия! — воскликнул он. — Чему Вас на ритуалистике учили?

— Мы не изучаем ритуалистику, сэр, — нахмурился я. — Она запрещена Министерством.

— Что за бред… — растерялся маг. — Что еще за Министерство?

Ну вот откуда взялся этот полоумный на мою голову? Что я мог ему сказать?

— Сэр, а кто Вы? — спросил я, так как маг не представился.

Мужчина встал в позу, вскинув подбородок, и пафосно произнес:

— Салазар Слизерин, один из четырех основателей школы чародейства и волшебства «Хогвартс».

— Очень приятно, сэр. А я — Гарри Поттер.

— Расскажи мне, юноша, что нынче преподают студентам?

Мой рассказ не продлился долго, но вызвал у портрета бурю эмоций. Отрицательных. Он клял директоров, Министерство и всех тех, кто допустил сокращение обучения до семи курсов. Так же он недоумевал, почему детей берут в школу в одиннадцать, а не в семь, как раньше. Я наслушался много скверных завуалированных оскорблений, в том числе на парселтанге. Мой словарный запас обогатился. Еще немного повозмущавшись и задав мне пару уточняющих вопросов, Слизерин удалился искать по портретам остальных основателей для срочного совещания. Пока он говорил, меня не покидала мысль — откуда он взялся? Он что раньше не знал о происходящем, ведь портрет висит здесь, в Хогвартсе? Все это довольно странно. Еще немного попялившись на пустой холст я отправился в гостиную «дома гордого Годрика Гриффиндора».

— Гарри, — окликнули меня.

За мной по коридору бежала Гермиона со стопкой книг в руках.

— В библиотеке была? — кивнул я на книжки в ее руках.

— Да, — подтвердила она мои догадки.

— Тебе пора туда переехать. Я не представляю, как можно осилить семь предметов. Мне-то мои пять с трудом даются… — разглагольствовал я, пока мы прогулочным шагом приближались к нашей гостиной.

— Пять. У меня тоже пять… Я отказалась от нумерологии и травологии, — понурив голову, призналась Гермиона.

— Но почему? Ты же обожаешь нумерологию! — я своим ушам не поверил и даже остановился, чтобы осмыслить услышанное.

— Просто я не вижу смысла сдавать семь предметов, — ответила Гермиона. — Это лишь отнимает мое время и не дает никаких преимуществ. К тому же такое количество предметов плохо сочетается с должностью старосты. Я зашиваюсь!

Я впал в шок. Я всегда думал, что мир может перевернуться с ног на голову, но чтобы Гермиона отказалась от задуманного… Моя сегодняшняя прогулка напоминала психоделический сон, который настигал меня каждый раз, когда я имел удовольствие покурить табак Камиля. Я огляделся. Нет, я точно не сплю. Все вокруг слишком реально. Только вот происходящее не укладывалось в моей голове. Уже то, что я встретил портрет самого Салазара Слизерина, указывает на то, что этот день не совсем обычен. Я вообще ничего не слышал о его портрете до этого времени. Хм, а что если просто какой-то магический портрет сошел с ума, и выдает себя за основателя? Надо бы разузнать как-то…

— Гермиона, что ты знаешь о портрете Салазара Слизерина?

Я не придумал ничего лучше. За все годы обучения я привык к тому, что первым источником знаний для меня были не книги, а Гермиона Грейнджер. Так уж сложилось. Можно назвать это своеобразной традицией. В выборе источника знаний я не ошибся. Сначала Гермиона вдоволь натешилась над моей неосведомленностью, но затем в подробностях рассказала, что маг на портрете вовсе не Слизерин. Портрет, безусловно старый, настолько, что никто не помнит кто на нем изображен. Маг на портрете всем говорит, что он Салазар Слизерин, но все называют его Алазар Лизерин, опуская обе «С», что очень раздражает портрет, ведь эти буквы так похожи на его обожаемых змеек. Когда я поинтересовался, почему все так уверены, что это не один из основателей, Гермиона ответила, что портрет был написан в семнадцатом веке, а школа основана в десятом, так что вывод напрашивается сам собой. Здесь мне вдруг вспомнился прадедушка с его философским камнем и невероятной живучестью, но я отмел эту мысль, предварительно дав себе зарок с портретом не ссориться и поговорить как-нибудь снова.

Мы почти дошли до гриффиндорской башни, но я попросил Гермиону уделить мне еще немного времени, так что мы свернули на шестой этаж и засели в ближайшей каморке, коих в замке были сотни. Только вот выговориться мне не дали и вместо того, чтобы выслушать и решить мои проблемы или хотя бы советом помочь я почти час выслушивал жалобы и смятения моей лучшей подруги. Я уже знал, что она едет в Россию, но не знал, что после окончания школы она переедет туда жить на несколько лет, а не будет работать в Министерстве, как хотела. Теперь понятно, зачем она русский учит… Она сама толком не знает, сколько времени придется пробыть на чужбине, но после рождественских каникул узнает точно. Судя по ее затравленному взгляду там ей придется не сладко, но ее решительный голос убеждает меня в том, что оно того стоит. А с Ярославом они не только медитируют… Но я тебе этого не говорил!

— Мне иногда кажется, что он гораздо старше нас, — призналась Гермиона. — Я всегда думала, что много чего знаю и умею, но рядом с ним чувствую себя совсем ребенком.

Знала бы она, как близка к правде… Впрочем она всегда была умницей. Так же я узнал, что для того, чтобы убрать два предмета из списка ЖАБА ей пришлось написать кучу заявлений и объяснительных, а еще встретиться с попечителями и тремя представителями Министерства. Все происходило довольно муторно, но недолго. Оказалось, что Гермиона не была первой умницей, сломавшей зубки о слишком большой камень гранита науки и решившей взять поменьше. Ежегодно около десяти студентов проходят данную процедуру. Близилось время отбоя, и мы решили выбираться из своего временного и крайне неудобного укрытия. От долгого сидения на железном ведре в темном тесном помещении все тело затекло и не очень хорошо слушалось.

Как же сильно я удивился, когда встретил Малфоя нос к носу. Он окинул оценивающим взглядом меня, Гермиону, дверь коморки и с брезгливой гримасой на лице удалился, словно его здесь и не было. В последнее время у меня паранойя развивается. То я везде Ярослава встречаю, то Эмили, то Малфоя, но особенно меня портреты нервируют — они вездесущи. Такое чувство, что половину сплетен разносят именно они. И почему я всегда попадаюсь всем на глаза в довольно щекотливых ситуациях? Недавно Эмили сказала, что я ей как младший братишка… Кажется именно с этого момента я и начал ее избегать.

-

Близилось Рождество. По этому случаю мне пришло весьма пафосно оформленное приглашение от Слизнорта на рождественскую вечеринку. Гермиона насела на меня, уговаривая пойти, ведь я пропустил почти все званные ужины Клуба Слизней, а рождественский он мне ни за что не простит. Пришлось пообещать подруге, но только из-за того «что мы не так уж много времени проводим вместе». Я безумно скучал по Гермионе. Да, мы виделись каждый день, посещали уроки, обедали и ужинали вместе, обсуждали самые пикантные сплетни, но я перестал чувствовать ту связь, что была между нами раньше. Как-то неожиданно я перестал ощущать любые связи с людьми. Они стали просто «однокурсниками», «приятелями», «знакомыми» и перестали быть для меня близкими.