Несчастный случай (СИ)

Она все же вышла на дорогу. Дождь лил стеной, девочка бежала к зонту… Что-то зашумело сильнее дождя. Хена вскинула голову… Машина вырвалась из пелены дождя и ехала прямо на нее. Девочка кинулась в сторону, позабыв о зонте, и тут увидела еще одну машину, летящую на нее с другой стороны… Хена, как стрела, пронеслась прямо к противоположной обочине, влетая в кусты и катясь вниз с дорожной насыпи. Ее оглушил ужасной силы скрежещущий звук.

Хена лежала в кустах, не смея пошевелиться. Слезы и ручьями стекающая с мокрых волос вода застилала ее глаза. Хена слышала треск, слышала крики. Она с трудом выпуталась из ветвей и поползла на коленках наверх. То, что она увидела, оказавшись наверху, произвело на девочку неизгладимое впечатление.

В этом месте своего рассказа Хена часто приговаривала:

- И я могла это предугадать. Да я… Да я же чувствовала опасность, и все равно побежала, да!

Две машины столкнулись. Только спустя долгое время девушка осознала, что ДТП случилось из-за нее. Из покореженных автомобилей вытаскивали двух мальчиков. Один из них громко плакал, другой молчал и, казалось, сам был при смерти и лишь тяжело ворочал глазами, тяжело дыша. Это был я. А кричал Хосок.

Такое потрясение не могло пройти без следа. Хена, трясясь от страха, лежала у дороги, не в силах подняться на ноги. Приезжали скорые, полиция, а потом к месту аварии пришли и родители Хены, которые услышали о ДТП и поспешили на помощь. Девочка не выдавала себя, но потом вдруг ее как током ударило. Зонт все еще лежал у всех на виду, лишь немного отнесенный в сторону потоками дождя. Девочка испугалась, что родители каким-то волшебным образом поймут, что она перебегала дорогу, увидят, что она взяла мамин зонт без особого на то разрешения, отругают ее… Нельзя было медлить. Хена вскочила на ноги, шатаясь, и побежала к зонту, схватила его, рванула в низину, где была тропинка, ведущая к дому. Никто ее не заметил, и она неслась с проклятым зонтом через кусты, застревая в них, продираясь и снова пускаясь наутек. Кое-как на половине пути она закрыла зонт и тогда еще быстрее побежала к дому. Дома девочка сорвала с себя мокрую одежду, сбросила обувь, кинулась мыть ботинки и замачивать грязные вещи, вручную терла пропитавшиеся водой и песком ткани… Зонт Хена запихала в свой шкаф — от страха, конечно, — и тогда только упала на постеленный на полу матрас, заходясь рыданиями…

Хена была до смерти напугана, но потом пообещала себе, что обязательно найдет нас с Хосоком. Но не сразу… Ей все еще было страшно, и расставаться со страшной тайной, состоявшей в том, что она видела аварию, — было еще страшнее…

— В последствии я всю жизнь укоряла себя в том, что случилось, — Хена говорила тихим, убитым голосом. — Когда папа с мамой пришли домой и рассказали мне об этом, я просто молчала, я была напугана. А потом, когда немного подросла, старалась держаться, чтобы не закричать: «Посмотрите! Посмотрите же на меня, это я! Это я убила их всех…» — но я молчала. Они плакали и причитали о том, как хорошо, что меня не было на месте этих мальчиков… Но я ведь была на куда худшем месте.

— Через два дня после аварии папа вернулся с работы домой с вестью о том, что одного мальчика отправили в Кванджу к родственникам, а другого оставили в соседнем городе, в больнице, потому что у него не осталось ни одного родственника во всей Корее.

Я начал поддерживать разговор.

— Да, меня отправили к бабушке и дедушке, — медленно проговорил я. — А Хосока потом отправили в детдом, но его сразу же усыновили. Представляешь, — обратился я к девушке. — Я всего этого не помнил. И мне ведь никто ничего не говорил. Психологи, видно, считали нужным скрывать от меня все произошедшее… Это логично. Я ничего не помню и мне это не нужно. Это ведь может травмировать меня, — говорил я с возмущением, со злостью на врачей. — А меня это всю жизнь мучило. Съедало меня изнутри.

Хена смотрела на меня с безграничной жалостью и болью и продолжала свое повествование:

— Я как обезумела. Взяла велосипед и поехала в город. Одна, мне было 12 лет. Представляешь? Я ехала по сельским кочкам, ужасно устала, но отыскала эту больницу, людей двадцать, наверное, опросила. Они все спрашивали: «Куда ты, такая маленькая, откуда ты?» Я им не говорила, — опустила голову Хена. — Я добивалась своего. Я просто хотела увидеть его, пожалеть…

— Я приехала к больнице, не зная ничего. Ни палаты, ни крыла. Перебралась через забор и ходила кругами, в окна глядела. Надеяться было не на что, но тут я вдруг испугалась, да, испугалась, что увижу его! Приехала ради Хосока и боялась его увидеть, ты понимаешь?

— И увидела?

— Да. Он сидел на подоконнике: лицо бледно-желтое, глаз почти не видно — опухли… Губы тонкие, сжаты сильно, — Хена описывала Хосока, показывая описываемое на себе. — Сидел и смотрел куда-то без смысла в глазах, тоскливо так… Я подняла было шишку, чтобы бросить в окно, но не смогла поднять руку… Я все спрашивала себя: может быть, это не он? Но это был он. Я и сквозь дождь отчетливо видела ваши лица, вода будто расступалась передо мной…

— И что было дальше?

— Ничего, — девушка пожала плечами. — Я уехала. Уехала и подумала, что потом, когда-нибудь, я снова встречу кого-то из вас… А когда я осознала свою вину, поняла, что машины столкнулись из-за меня… Я решила, что обязательно найду вас и извинюсь за случившееся, пускай это и не вернет вам родителей.

— И ты нашла нас двоих.

— У меня не было возможности поехать в Кванджу, — начала Хена издалека. — Денег не было, нужды у родителей ехать туда тоже не было. Когда, через год, я закончила начальную школу в нашем селе, перед моей семьей встал вопрос о моем дальнейшем образовании. Конечно, мы просто переехали в город, где находилась та самая больница, и я пошла в местную школу. Хосока там уже, разумеется, не было.

— И как ты все-таки попала в Кванджу? — Спросил я, протирая рукавом стол.

— Я захотела получить высшее образование. Я была уже значительно старше и могла позволить себе переехать. Родители, правда, пытались меня остановить, но я задалась целью и хотела во что бы то ни стало оказаться в Кванджу. Где-то в 15 лет я, наконец, поняла, как сильно виновата перед вами. Учеба была важна для меня, но еще важнее стала миссия по поиску вас.

— Я долго копила деньги на эту поездку, копила на проживание и учебу. Я из кожи вон лезла! — Призналась Хена. — Начала подрабатывать везде, где меня принимали, хотя родители уговаривали меня не гробить свое здоровье. Но я понимала, что они не смогут дать мне много денег. Отец устроился на агропромышленное предприятие, мама пошла работать в детский садик. Я хотела быть сама за себя, нести груз ответственности сама.

— И за все эти годы ты ни разу никому не рассказала о том, что случилось?

— Нет, — Хена замотала головой.

— Но почему? Я бы сошел с ума. Ты же девочка в конце концов.

— У меня была сложная жизнь, — вздохнула Хена. — Я мало кому могла доверять. Да и страшно было поверять кому-то такое. Я не нашла в себе сил, чтобы воспроизвести то, что я видела, вслух. Потом у меня появился страх, что если об этом кто-то узнает, то меня посадят в тюрьму. Никто бы не посадил, конечно, — девушка улыбнулась впервые за все то время, пока вела свой рассказ. — Но также пошли бы слухи по школе. А так я была прилежной ученицей с темным прошлым.

Хена перевела дух.

— Я зарабатывала деньги и училась. Училась так хорошо, как я только могла учиться, чтобы меня приняли в Кванджу.

— А как же твой дар предвидения? Я не понимаю. Он еще как-то проявлялся у тебя по жизни? — Внезапно вспомнил я, перебив Хену. — Такое преследует всю жизнь, насколько я знаю.

— Конечно, — вновь помрачнела девушка. — Конечно, мои опасения еще не раз портили мне жизнь. Именно так. Это сложно назвать предвидением. Я поняла, что если я боюсь чего-то, то оно непременно случится. Тогда я тоже чего-то боялась, вот и случилась эта авария. Уже не так сильно, но порой мой рок доводил меня до слез и мыслей о том, что мне стоило бы умереть. Это всего лишь подростковый максимализм! — Успокоила меня Хена, заприметив мое напряжение. — Недавно, например, я накопила денег и поехала на фестиваль в Сеул. Ты, наверное, слышал о том, что Вонджэ выкинул на сцене?