Свет, сошедший на землю (СИ)

И тут, словно в ответ на их мысли, дверь в пирамиду плавно поднялась – не отворилась, а поднялась, слившись с потолком, вызвав изумленные возгласы. И дружное “ах” прокатилось по толпе при виде того, кто стоял в дверях.

Инени.

Инени, глаза которого горели, как солнца. Инени, облаченный в переливающееся всеми цветами одеяние, ниспадающее до пят. Инени с волосами, собранными в косу так искусно, как не умела причесываться ни одна щеголиха в деревне.

Инени поднял руку и шагнул вперед; и тут все ахнули снова. В узкой ладони юноши полыхнуло третье солнце.

- На колени! – рыкнул Инени, и его односельчане попадали на колени, а потом уткнулись лбами в землю. Не все понимали, как это вышло, но воля бога пригнула к земле всех.

Хат, лежавшей ничком рядом с родителями, казалось, что она сошла с ума. Впрочем, не ей одной.

Прозвучал приказ встать, и селяне встали, как один. Теперь их объединяло сильнейшее из человеческих чувств – страх.

- Слушайте мою волю, - рыкнул Ра. – Я – ваш правитель и бог. Пусть выйдет вперед старейшина Дуауф!

- Ты знаешь его имя, господин? – жалобно вырвалось у какой-то женщины; ее тут же ударил муж, чтобы она замолчала.

- Конечно, знает, он же бог!

- Прости глупую бабу, господин! – крикнул мужчина. Но бог был выше того, чтобы замечать промахи, порожденные человеческим несовершенством.

Медленно, с испуганным лицом – все расступались перед ним – к богу вышел Дуауф. Теперь на лице его не было и следа вчерашней властности.

- Господин?..

Ра протянул руку – ту самую, в ладони которой было спрятано солнце. Дуауф отпрянул, потом упал на колени.

- Не казни меня, господин!..

- Идем со мной, - сказал Ра, и возложил на плечо старейшине свою могущественную руку; старик вскрикнул при его прикосновении, точно его ударила молния. Впрочем, таури даже не подозревали, что в землях совсем рядом с ними бывают грозы. Эти дикари видели не дальше окраины своего курятника.

Дуауф, сжимаясь и подавленно всхлипывая, ушел вместе с богом. Дверь за ними плавно закрылась. Никаких больше указаний селяне не получили.

Некоторое время все стояли, не зная, что делать, что думать. Страх терзал сердца людей. Неужели Ра решил за что-то покарать деревню? За что он казнит их молчанием? Что он сделает с Дуауфом? Что сделал с Инени?

Селяне долго, долго оставались там, где стояли – только поняв, что ничего не дождутся, направились обратно. Это были уже далеко не те радостные люди, что приветствовали появление пирамиды, и даже не те, что с благоговением внимали словам Метена о боге, ожидая для себя в будущем всяческих благ и чудес. Это были почти готовые рабы – или готовые бунтовщики. Как повернется судьба завтра.

Хат сама не знала, как сохранила рассудок – наверное, едва-едва, как и все остальные. Инени! Она напридумывала себе всевозможных исходов для него – но в самых смелых мыслях не могла представить действительности. Зачем самый могущественный бог принял облик Инени? Или Инени был для этого предназначен – но почему именно он? Почему?

Дуауфа отпустили через час после того, как люди вернулись в деревню.

Это был уже не прежний властный рассудительный старец – это был полупомешанный от восторга и страха старик. Он никому не рассказал, какие чудеса видел в доме бога, клятвенно утверждая, что немедленно умрет, буде разгласит какие-нибудь тайны – но виденное им, говорил старейшина, так прекрасно, что превосходит всякое человеческое разумение. Дуауф говорил, что бог обещал даровать эти блага своему народу – и обещал страшную кару всем, кто воспротивится ему. При этом старейшина почему-то хватался за лоб, как будто вспоминал о пережитой жестокой пытке…

Бог оказался непостижимо могущественным, непостижимо благим и жестоким сразу. То, что бог предстал перед ними в облике мальчишки из их деревни, после рассказа Дуауфа только увеличивало страх и благоговение селян перед Ра. Воистину, не существовало ничего, что было бы живому солнцу не под силу.

Едва оправившись после пережитого потрясения, Дуауф передал всем приказы, полученные от Ра. Старик трясся и почти плакал, передавая волю бога, но теперь действовал не своею властью – властью бога…

Люди тут же бросились выполнять требуемое. То, что богу требовалась земная еда и одежда, удивило некоторых, но это быстро прошло: если бог решил принять обличье Инени, может быть, он решил взять и некоторые земные обыкновения. Как бы то ни было, не их дело задумываться об этом.

К вечеру этого дня к кораблю гоаулда отправился первый караван из многих и многих.

* Человека.

* “Ра” по-древнеегипетски и означает “солнце”.

* Энергетический минерал, который шахтеры Ра добывали на планете Абидос на другом конце Вселенной.

========== Глава 5 ==========

Ра требовал лучшие одежды, бывшие в деревне – нескольким зажиточным семьям, и прежде всего семье Дуауфа, пришлось расстаться с праздничными платьями своих сыновей. А также бог требовал все лучшие ткани. Деревня оставалась без нарядных платьев на долгое время.

Хотя поводов радоваться, похоже, еще долго не найдется. Кладовые селян сильно оскудели с первыми же поборами, назначенными богом; втайне некоторые даже начали надеяться, что бог соизволит заметить другие селения и распределить поборы между ними…

А самое страшное – бог требовал детей. Нет, не младенцев – мальчиков и девочек лет шести, детей, которые уже могут сознавать, что вокруг происходит… сознавать, перед чем они преклоняются. Нет, это была не жертва - во всяком случае, Дуауф отрицал, что Ра хочет смерти малышей: он говорил о каком-то учении, говорил, что это лучшая доля, которой может пожелать смертный. Как бы то ни было, ему было приказано так передать. Все видели, что Дуауф в это не верит.

Но что им оставалось делать?

Караван задержался до вечера именно потому, что решали, какие дети достанутся Ра. Немало слез было пролито, немало ударов получено от своих мужей обезумевшими матерями, ни в какую не желавшими расставаться с детьми. Но в конце концов все было улажено: жребий пал на двоих мальчиков и двух девочек подходящего возраста, наиболее миловидных и здоровых. Селяне надеялись, что эта жертва хотя бы временно ублаготворит Ра.

В сердцах некоторых вместе со страхом уже рождались проклятия. Прежде всего – в сердцах матерей. Но пока и сердца, и уста молчали.

Караван повел Дуауф, а с ним отправились несколько самых крепких и храбрых мужчин, в числе их Хапу. Хапу в эти минуты втайне радовался, что его шестилетняя Туйя оказалась недостаточно хороша собой, чтобы ее выбрали в жертву. Он вел сейчас за руку чужих детей – мальчика и девочку, которые хныкали и едва переставляли ноги, несмотря на все уговоры. Дети прекрасно чувствовали, что взрослые боятся не меньше их – и не меньше их ждут плохого.

С ними шли еще две женщины – две немолодые вдовы, искусные хозяйки, одна из которых была притом еще и матерью малолетней жертвы Ра. Богу требовались швеи и поварихи.

Из пирамиды к ним никто не вышел – но, как и утром, дверь бесшумно поднялась при появлении людей. Ра как будто приглашал их всех войти, и показывал, что смеется над самой возможностью угрозы с их стороны. Однако войти осмелились только Дуауф и двое других мужчин, которым пришлось едва ли не силком волочить за собой ревущих детей. Мужчины сами были в таком состоянии, что могли, пожалуй, взбунтоваться в этот миг.

Но тут из глубины дворца появился бог.

Мужчины немедленно преклонили колени, а дети… дети почему-то затихли. Никто не мог понять, почему Ра не вызывает у них ужаса. Вернее, взрослые это понимали – они боялись созревшим разумом, а дети боялись только сердцем; и каждое из этих маленьких сердец бог согрел и успокоил своей любовью. Любовью? Да, сейчас бог был добр, как могучее светило, живым образом которого он являлся…