На крючке (СИ)

Итачи расслабился только тогда, когда услышал голос брата. Собирался уже начать поиски, на уши половину города ставить. Если понадобится, и всю округу. Только спросил: «Где ты?». Если вдуматься, этот вопрос задаётся чаще всех остальных. Везде. Наверно, Итачи и сам его задавал десятки раз. Чтобы его вспомнить, даже напрягаться не нужно: сам собой всплывает и ждёт, когда им воспользуются. Вторым вопросом Итачи было: «Цел?». Хотя мог и не интересоваться: голос у брата спокойный. Нет вымученной боли или хмурости, зато проскальзывает азарт. Та нотка, которую Саске демонстрировал, когда садился кому-нибудь на хвост. Вероятно, опять девчонку подцепил. Итачи сохранял невозмутимое выражение лица, пока разговаривал. Упрекнуть успел за беспечность: тащишь, мол, всех подряд в постель и не думаешь о последствиях. Саске пытался высмеивать точку зрения Итачи, что совершенно напрасно. Его попросту не слышали.

Саске умел устранять проблемы. Не всегда удачно, ибо слишком молод ещё. Не думает над прикрытием. Сродни супергероям из фантастических фильмов, которые своими руками порядок наводят. Итачи не настаивал, только просил поосторожнее. Саске был осторожен в меру своих способностей. Недостаточно осторожен, по мнению Итачи. Иногда и подчищать за ним приходилось, как за другими. Но то другие, их и наказать не грех, а тут родной брат.

Убирать за другими уже давно вошло в обязанности Итачи. Он не удивлялся, не возмущался, просто делал. По-своему, но делал. Нельзя оставлять за собой нерешённых дел. Все те, кто спокойно отмахивается от них, не заслуживали даже мимолётного взгляда.

Помнится, родные и за Итачи как-то раз «убрали». Больно было, одиноко до беззвучного вопля. Он до сих пор забыть не мог золотистого каскада до плеч с чёрным мелированием. Женщина, которую Итачи любил. Сначала относился легко, думал, увлёкся, а чувство настоящим оказалось. Она почти не меняла причёски, берегла имидж: этакая свободолюбивая студентка… вечная студентка, хотя ей было уже за двадцать пять. Она не завивала локонов, не укладывала причёску в парикмахерской и выглядела удивительно по-домашнему. Она одним непринуждённым жестом могла запустить пятерню в волосы, когда испытывала досаду, и растрепать их.

И Итачи не мог забыть её глаз. Таких же живых, как и всё в ней было. Они подчёркивали её мимику. Глаза жили своей жизнью, становясь то светло-серыми, то тёмно-синими, когда на них падала тень от ресниц. И всегда подчёркивающие их стрелки чёрным карандашом.

Итачи просто любовался ей и не сразу поверил, что любознательность завела её на опасную зону. Семья Учиха не афишировала рода своей деятельности, а она заинтересовалась. Итачи только звонок от отца получил, предупредил. Итачи ринулся на поиски и узнал слишком поздно, что кое-кому с самого начала не нравилось её любопытство. И распоряжение-то отдали скупое: «Сделайте с ней что-нибудь» и пренебрежительный взмах рукой, словно от комара, который вьётся возле уха. Сказал и забыл.

Итачи не простил, долго искал истоки. «Что-нибудь» – это не обязательно смерть. Похоже, некоторые стали забывать об этом. Финал… Смерть – только финал. Многократно изнасилованная, с вырезанным языком, чтобы не могла швыряться проклятиями, изрезанная с головы до ног и с пулей промеж глаз. Итачи только раз её увидел такой. И отвернулся. Не от равнодушия, а от окрепшего чувства возмездия.

Он не суетился и копать под своих не стал. Даже того равнодушного дельца не коснулся: им ещё работать и работать вместе, пока Итачи не укрепит своё положение достаточно для полной свободы решений. Личное нельзя путать с работой. Этому учили с детства все школы, включая близкое окружение. Хотя отец никогда не просил Итачи вмешиваться в семейный бизнес, Итачи заинтересовался, втянулся и почувствовал вкус к настоящей игре.

Он тоже отдал распоряжение, когда нашёл исполнителей. «Сделайте с ними что-нибудь», – и отмахнулся. Око за око. И никогда больше не вспомнил о них. А свою музу оставил в сердце. Уже не такую яркую, всего лишь подобие, как фотография в рамочке.

Машина остановилась возле подъезда. Итачи был уверен, что адрес не перепутали. А если так, то что Саске тут делает? Местечко – страшно присесть, чтобы штаны не испачкать. Тихо, словно все вымерли. Склеп в виде жилого квартала. Может, поэтому Саске и завис здесь, чтобы отвлечься от шума, преследующего его всё время. Не умеет ещё ставить других на место, терпит их выкрутасы. Ничего, научится… все учатся.

- Учиха-сан, – тихонько окликнул его водитель.

Исполнительный, боится, что босс важный момент пропустит. Как можно пропустить, видя за окном эту унылую картину. Итачи не ответил, набрал номер, с которого звонил Саске и, не дожидаясь ответа, сказал:

- Спускайся, я уже здесь.

- Не могу, – ответил Саске, – я тут задолжал кое-что.

- Ну так разберись и поехали.

- Не пройдёт.

- Что, сильно насели? – Итачи мог бы усмехнуться, если бы пребывал в приподнятом настроении. Обычное, ничем не отличающееся от того, что было вчера, и позавчера, и неделю назад…

- Не в том дело, – Саске заговорил тише.

- Саске? – Итачи насторожился. Плохой знак, если начинает скрываться. Итачи начал думать в другом ключе. Возможно, придётся выйти из машины и посмотреть, кому и что задолжал Саске.

- Ты его увидеть должен…

И разговору конец. Итачи почувствовал вновь опускающуюся на плечи усталость, глаза прикрыл на несколько секунд.

- Хорошо, – выдохнул он.

Саске загорелся очередной навязчивой идеей. Много ли людей он пытался показать старшему брату из новых знакомых? Считай, ни одного. На всех находились отмашки вроде «просто знакомый» – и небрежный взмах рукой. Тот самый скучный взмах, показывающий незначительность события.

Итачи покинул салон, поднял голову, пытался рассмотреть лицо в окне. Напрасно. Никто не выглядывал на улицу, никого не интересовал скучный дворик, никто не замечал одинокого человека, стоящего спиной к машине.

Подъезд в полумраке. Чёрная плесень под потолком в углах, грязные перила, разрисованные стены. Итачи не прикасался ни к чему, на что бросал взгляд. Омерзительно. Даже воздух здесь выглядел грязным. Кем надо быть, чтобы жить здесь? Совсем нищим или не уважающим себя. Это ещё если не брать во внимание полувымершего квартала. Итачи знал такие районы: нормальные люди по таким передвигались перебежками, чтобы на хулиганов не нарваться и случайно не стать свидетелем их разборки. Только на втором этаже Итачи сообразил, что не знает номера квартиры, собрался уже снова позвонить, как наверху послышался звук открывшейся двери. Итачи пошёл на ориентир и остановился перед братом, одетым всё так же стильно, с иголочки, весь блистал. Разве можно было хотя бы представить Саске в поношенных шмотках? Никогда не носил и не будет, даже если альтернатива будет – нагишом.

Саске отступил внутрь квартиры, промолчал, не ответил на вопросительный взгляд Итачи. Отметины на лице брата ярко описывали, как он провёл прошлые сутки.

А потом Итачи увидел её… точнее, его. Остановился напротив сердитого парня: волосы всклокочены, глаза яркие, в тени от ресниц… Синие… Удивительно сочетающиеся со светлой шевелюрой. Итачи задержал на нём взгляд, рассматривал стрелки под глазами и не находил их. Растерялся. Позволил себе утратить бдительность, пока Саске его не вывел из этого состояния громким смешком.

«Так я и знал», – ликовал Саске, не произнося ни слова.

Сюрприз хотел сделать, напомнить о том, что Итачи однажды потерял. Глупый и бессердечный.

Итачи отвёл взгляд от незнакомца, остановил его на брате.

- Ухожу, – тот вскинул руки и двинулся вниз по лестнице, не меняя позы. Одержал победу над старшим братом, которого вообще никогда не мог врасплох застать. И ни слова не сказал парню в дверях. Уже распрощались? Или отношения не того уровня, чтобы рассыпаться в любезностях?

Итачи снова видел эти глаза на низко опущенной голове, за тенью ресниц. Снова небрежная причёска. Только черты лица жёстче. Он сдвинулся с места и, прежде чем успел сообразить, что делает, шагнул к парню и легко подхватил под руку, второй рукой обхватывая его спину. Грубая одежда, явно не глаженная. Итачи это не остановило. Он придвинул незнакомца к себе и впился в его губы поцелуем. В знак старой памяти. О потере. О том, на что давил Саске.