Несчастный случай (СИ)

— Нет, Хосок, ты не в порядке, — настаивал Мин, хмурясь и заглядывая в мое лицо.

— Это неправда.

— Хосок, я могу понять, в каком ты состоянии, по одному твоему дыханию! — Пристыдил меня Юнги. Моя нижняя губа нервически дернулась, глаза лихорадочно забегали по комнате. Я сильно зажмурился, судорожно вздыхая, и затем произнес:

— Прости меня.

Нависшие веки Юнги чуть приподнялись.

— За что?

Я шумно втянул в себя воздух.

— Я совершил сегодня ужасную вещь.

Мин ровным счетом ничего не понимал.

— Когда успел? Мы почти весь день провели в горах.

— Именно там, — прошептал я.

— Эй, — Юнги вздохнул и продолжал. — Там ты спас меня. Мое спасение может покрыть все ужасные вещи, которые ты сделал за всю свою жизнь, — Юнги ласково улыбался мне. Спросонья он был таким добрым.

— Нет. Нет, мне очень страшно…

Мин перестал улыбаться и тронул мои колени. У него была странная привычка успокаивать меня, касаясь моих ног. Я сильно замотал головой, схватившись руками за виски. Я изо всех сил старался держать себя в руках. Когда я впадал в такое состояние, я старался быть откровенным с Юнги, рассказывая ему о своих ощущениях.

— Мне страшно и одиноко.

Юнги больше не спрашивал меня ни о чем. Он со вздохом притянул меня к себе и обнял, похлопывая по спине.

— Я понял.

Но он же ничего не понял! Я не мог говорить и, не издавая ни единого звука, пустил слезу в плечо друга. Я снова не смог сказать ему. Вместо серьезного разговора я опять сидел беспокойный, жалкий, жался к другу и проглатывал слезы и обиду на жизнь. Я такое ничтожество. Господи, помоги мне.

За окном полил дождь. В дождь я был необычайно сентиментален. Я чувствовал, как из моих рук ускользает контроль над своим вечно сильным и веселым образом. Мой друг узнал, что я могу быть по-настоящему беспомощным. Наверное, Юнги привык к этому. Но я не хотел, чтобы он привыкал к этому! И все равно продолжал реветь, как девчонка.

В конце концов я отодвинулся от Мина, закрыл лицо руками, но слезы все равно просачивались меж моих пальцев и стекали на пол.

— Я сделаю тебе чай. Оставайся у меня, — Юнги поднялся и зашагал на кухню, потрепав меня по волосам. Поплакав, я позвонил отцу, сказал, что не приду домой. На душе было тяжело. Я стянул с себя толстовку и прилег на кровать. Юнги вернулся в комнату с двумя чашками чая, потому что я всегда выпивал по две чашки. Мин тронул меня за плечо.

— Выпей чай и можешь спать.

Я сел на постели и потягивал чай из первой чашки, пока Юнги добывал для меня подушки и и одеяло. Его бабушка и дедушка не были удивлены моему приходу. Они уже давно прознали про нашу лестницу, но поделать с тайными ходами ничего не могли. Юнги делал все молча, преодолевая усталость. Он спросил у меня только одну вещь:

— Может, мне лечь на пол? Сможешь раскинуться.

Я отказал Мину. Это было бы высшей степенью самопожертвования. Поэтому через несколько минут Юнги уже ютился на краю постели, а я лежал, скатившись в ложбинку в центре кровати. Мои глаза не хотели закрываться до конца. Сквозь щелки приоткрывшихся век я видел капли дождя, катящиеся по оконному стеклу и спину Юнги, который ворочался и ворчал что-то себе под нос. Я повернулся на другой бок. Юнги тоже. С прежним ворчанием, словно бы Мин был старым сторожевым псом, он перелег поближе ко мне и закинул на меня руку и машинально поправил мое одеяло, натянув его на мое плечо. Я сжался под одеялом и уткнулся носом в подушку, стараясь поскорее заснуть. От того, что Юнги лежал так близко, озноб ушел. Все мои сожаления растворились в ливне, шумящем на улице. Так странно. Раньше я в страхе просыпался от сочетания дождя с образом человека, лежащего подле меня, а теперь мне было уютно и тепло.

Я проснулся около четырех часов утра и сел на постели, отпивая холодный чай из второй чашки, стоящей возле уже пустой, зеленой. Юнги во сне был чистой воды ангелом. И как я мог думать о нем так плохо? Если даже оно и было так, как я предполагал… Я изменил Юнги в лучшую сторону. Пускай я мучился сам, но хоть он жил спокойно.

С такими мыслями я сидел в комнате Юнги, встречая холодный рассвет. Единственным, что волновало меня, был Чимин. Он симпатизирует Юнги. Если что, меня он не поддержит.

Я перестал общаться с Чимином.

========== 13. Best of me ==========

POV Hoseok

Юнги достаточно быстро позабыл о нашем с ним коротком разговоре вечером. Несколько следующих дней нам было совсем не до встреч. Пришло время Чхусока — дня, когда каждая семья вспоминает о своих умерших родственниках и молится за них. Мои родные поругали меня за то, что я так неосмотрительно уехал прямо в день приготовлений. Я пришел домой очень рано, но в доме уже кипела жизнь. Даже в новой, городской квартире имел место быть алтарь, к которому подвинули низкие столики. Для меня был сооружен отдельный алтарь. Я подбегал к приемной матери, чтобы взять у нее блюдо с мясом или овощами. Я аккуратно расставлял блюда по столику. Все по правилам: в северной части стоят рис и суп, на юге — вазочка с фруктами и овощи, на западе и в самой середине — мясо, а на востоке приготовленной моей второй матерью рисовый пирог и напитки. Я был одинок у своего алтаря, потому что я был единственным, кто выжил из семьи Чон. Иногда, правда, ко мне подбегал Тэхен, обнимал меня за плечи и предлагал свою помощь, но я настаивал на том, что должен все сделать сам. Я зажег высокие свечи и посидел у алтаря немного, шмыгая носом. Алтарь семьи Ким был уже готов, поэтому я старался все сделать поскорее, но при этом ничего не испортить. Я поблагодарил Ким Минсо за то, что она приготовила два пирога. Мама все улыбалась и говорила о том, что ей это было вовсе не сложно. Вернулись мои приемные родители поздно, потому что докупали некоторые продукты для праздника и встречали на автовокзале Джина. Семья Юнги подготовилась раньше, поэтому Юнги был так спокоен. Наутро его бабушка спросила меня о приготовлениях моей семьи, и я немножко солгал, сказав, что все готово. Теперь я спешил закончить все и в самом деле.

Мама лепила за кухонным столом рисовые пирожки, не допуская нас до этого занятия.

— Да уж, вот нет у меня дочерей, передать некому накопленный опыт, как жаль, — пальцы моей второй матери были такими ловкими. Я не трогал пирожков, но все равно сидел рядом и наблюдал за тем, как мама лепит их, сложив руки на столе и положив на них голову.

— Давон умела лепить пирожки, — печально улыбнулся я. — У нее очень хорошо получалось.

— Мама, а это правда, что папа позвал тебя замуж потому, что ты хорошо лепишь сонпёны?

Отец семейства искренне возмутился.

— Я полюбил вашу маму потому, что… — Папа загадочно улыбнулся. Его супруга повернулась к нему и тоже улыбнулась.

— Говори, говори, подавай детям хороший пример.

Ким Хенгём подошел к жене и нежно обнял ее за талию, присаживаясь рядом с ней на колени.

— Потому что ваша мама очень красивая, умная и…

— И лучше всех готовит пирожки, — Тэхен был доволен своей шуткой. Джин усмехнулся. Он уже избавился от очков и носил линзы, поменял прическу и стал завидным женихом, поэтому слушал внимательно.

— Ваша мама во всем самая лучшая, — подытожил отец и нежно поцеловал жену в щеку. Мы все растаяли. Тэхен начал приставать к Джину.

— У тебя же тоже есть невеста, да? Расскажи-и.

— У меня нет невесты, я старательно учусь, — Джин ткнул брата пальцем в кончик носа.

— Ой, да не ври, не ври!

Я тихо засмеялся. Мама разложила пирожки на тарелочке. Они были цветными, красивыми, но больше всего мне нравились желтые, потому что они напоминали полумесяцы.

— Нам пора вставать на поминовение, — мягко сказала моя мать, поднимаясь на ноги и снимая с себя фартук, выпачканный в рисовой муке. Мы пошли переодеваться. Вся семья приоделась в старые ханбоки. И у меня был свой, зеленый, очень красивый. Семья Ким пошла к своему алтарю с тарелочкой сонпёнов. Я получил свою долю и подошел к своему алтарю.