Стон (СИ)

— Значит, трахаться со мной ты не хочешь, — заключил Шерлок. — Жаль. Это было бы любопытно — раздеть тебя догола и попробовать, каков ты на вкус. Скорее всего, соленый, но с привкусом мятной сладости. Что ж, в таком случае, поговорим…

Он подошел вплотную, обвил рукой крепко сбитую талию и, резко притянув парня к себе, прижал к его паху ладонь. Парень негромко охнул и покачнулся.

— О. Всё ясно. Твоё желание поговорить очевидно, — шепнул Шерлок в пылающее ухо, невесомо трогая мочку губами.

— Я… не понимаю, что это… — хрипло выдавил парень.

— Зато я понимаю. Ничего нового.

И он медленно провел ладонью по напряженному члену.

Парень содрогнулся и задышал прерывисто и часто, невольно прильнув к Шерлоку и влажно обжигая его плечо.

Шерлок сильно и властно водил ладонью по каменеющей выпуклости, грубо захватывая мошонку, вдавливая в неё пальцы, понимая, что причиняет боль, но продолжая делать это снова и снова, не в силах остановиться и лишить себя этого неожиданного удовольствия. Его прикосновения становились настойчивее и смелее, пальцы невесомо пробегались по металлической змейке брюк, дразня, обещая, сводя с ума… И вновь сжимали, гладили, впивались в горячую, выпирающую плоть, готовую разорвать жесткую ткань. Колени незнакомца подкашивались, он крупно дрожал, покрываясь горячим потом, но Шерлок держал его крепко, ни на миг не прекращая ласкающих движений ладони.

Он упивался близостью припавшего к нему тела. Всё в нем было странно знакомо: запах, тепло, нежная фланель дешевой рубашки и мягкость светлых волос, которых он помимо собственной воли касался губами… Шерлок жадно впитывал в себя его жар и истому, его болезненную страсть, его стыд, и когда услышал первый негромкий стон, вдруг сам возбудился так сильно, что пересохло во рту, заколотилось бешено сердце, и, как ему показалось, прямо из его глубины вырвался ответный стон.

Забытое желание ошеломило, одурманило мозг. Шерлок едва устоял на ногах — так его колотило. А когда почувствовал, что парень кончает, неизвестно почему, не понимая, что, черт возьми, с ним происходит, окунул пальцы в короткие прядки, царапая взмокшую кожу, и покрыл поцелуями искаженное наслаждением лицо.

Почувствовав на губах соленую влагу, скопившуюся в уголках плотно зажмуренных глаз, Шерлок порывисто обнял ослабленное оргазмом тело и крепко прижал к себе.

— Отпусти, — опалил ключицу едва слышный голос. — Я не пользуюсь услугами шлюх.

За эти полгода Шерлок прошел через многое — унижение, насилие, смерть. Его измученная душа бесформенной тенью скорчилась где-то на самом дне, там, куда не проникнуть ни теплу, ни свету. Но никогда ещё ему не было так отчаянно больно.

Он отпрянул от парня, и тот покачнулся, вмиг лишившись опоры.

«Отвратительно»! Мерзко! Хуже и быть не может…»

— Похоже, ты уже ими воспользовался. Надеюсь, твой оргазм был в достаточной мере хорош.

Парень провел по лицу ладонью, этим коротким, беспомощным жестом вызвав в Шерлоке новый приступ тоски, и, продолжая покачиваться, подошел к кровати, где черным покрывалом распластался небрежно брошенный Шерлоком плащ. Он задержал его в своих руках чуть дольше, чем того требовало простое секундное действие — взять и отдать. И Шерлок это заметил.

На один короткий миг он отчетливо представил: алеющее лицо вжимается в мягкие черные складки, и оттуда раздаются глухие рыдания.

«Да брось ты его, ненормальный! Брось. И подойди ко мне…»

— Сколько я должен за свой оргазм?

Почему же так больно, господи? Неужели я всё ещё способен загибаться от боли?!

Глупо! Глупо! Глупо!

Шерлок усмехнулся, оглядывая с головы до ног растерянно прячущего глаза «клиента».

— Столько тебе никогда не скопить. Считай это подарком. Будешь помнить всю свою жизнь. Как бы мало её у тебя ни осталось… — Он быстро направился к выходу, твердо чеканя шаг, туго сведя лопатки, и чего бы это ему не стоило, всем своим видом демонстрируя вселенское безразличие. — Пока.

— Пока, — прошелестело вслед еле слышно, но в спину ударило мощно, рассыпалось мелкими искрами, проникло под кожу.

Желание обернуться было такой немыслимой силы, что ноги на секунду приросли к порогу.

Но Шерлок не обернулся.

* фантазия автора)

** фантазия автора)

========== Глава 25 Отчаяние ==========

Неловко скорчившись на диване, Шерлок захлебывался слезами. Захлебывался, потому что за все эти годы так и не научился плакать по-взрослому. В детстве он легко позволял себе эту слабость — плакать навзрыд, очень громко и очень старательно, получая, как всегда подозревал Майкрофт, немалое удовольствие от нарочитой демонстрации своих нешуточных бед: сломанный паровозик (три часа отчаяния и горьких стенаний), разодранные штаны (любимые, с ослепительно сияющей пуговкой, которая потом долго ещё будет храниться в шкатулке рядом с остальными, дорогими его сердцу сокровищами)… Только от боли маленький Шерлок не заплакал ни разу: хныкал, кусал губы, морщился, хмурил тонкие бровки, сжимал в кулачки слабые руки, но глаза его оставались сухими, лишь блестели чуть ярче обычного. И смотрели с отчаянием и надеждой: мне очень, очень больно, но ведь скоро это пройдет?

Но полноводный источник быстро иссяк, и Шерлок забыл, что такое слезы. Ему казалось, что навсегда.

Не научившись плакать, он тонул сейчас, как тонет неумелый пловец, так и не научившийся держаться на воде ловко и правильно. Впервые Майкрофт видел его утопающим в слезах, и по-другому это назвать было нельзя.

Майкрофта мутило от жалости и безысходности. Он не знал, что скрутило его брата так мощно, что разрывает на части сердце, заглянуть в которое всегда было непросто.

Он нашел его утром на этом диване и в этой неловкой позе, и когда, слегка прикоснувшись к плечу, тихо позвал по имени, Шерлок нашел выход терзавшему его горю таким необычным для себя способом. Его тело сотрясало и било неведомое страдание, и Майкрофт готов был разметать весь мир в мелкую пыль, только бы его Шерлок не дрожал и не всхлипывал, как брошенный, никому не нужный ребенок.

— Мой дорогой…

*

— Ты уже знаешь?

— О чем ты?

— Знаешь… Не трогай его. Пожалуйста.

— Кого?

— Сад!

— Почему ты так нервничаешь? Зачем тебе этот помятый субъект?

— Ты видел его?

— А он в самом деле помят? Хм… Так мне отрекомендовал его Эд.

— Скотина! Твой Эд — скотина. Набитый дурак! Холуй!

— Прекрати ругаться, мой мальчик. Ночью мне приснятся кошмары.

— Сад… Прошу тебя… Ничего не было.

— Кто спорит? Не думаю, что у такого может заваляться в кармане лишняя пачка фунтов.

— Мы просто… поговорили.

— Он умеет разговаривать?

— Заткнись!

— О, какие эмоции! И из-за кого… Любопытно.

— Сад… Послушай. Он обыкновенный болван. Недотепа. Тупой, безмозглый кретин…

— Ты снова ругаешься, Шерлок. Видно, сильно тебя зацепило. Интересно, чем?

— Я… Я всё тебе расскажу. Пришли машину, и я приеду. К тебе. Домой…

Домой?! Он сказал — домой?! Готов даже на это?! Да что там произошло, черт побери?!

— Нет, Шерлок, я сегодня не в духе, и не успел по тебе соскучиться. И потом, уже ночь, а такие жалкие стариканы, как я, нуждаются в полноценном отдыхе.

— Сад, не надо. Не надо!

— Господи, Шерлок, не надо так не надо. Да-а… Мое любопытство возрастает с каждой минутой. Кто он, этот загадочный принц? Почему ты за него так хлопочешь? Как его имя? Случайно, не Чарльз?

— Не знаю. Я ничего не знаю о нем. Но… Хочу, чтобы ты это знал — я убью за него любого. Слышишь? Любого.

…Садерс едва не сошел с ума в эту ночь. Сидя под деревом в глубине красивого сада, пахнущего первой весенней зеленью, он выл, как подбитый шакал; он умирал от боли и ужаса, понимая, что всё для него закончилось — и мечты, и надежды.

Проигрыш не был позорным. Плевать ему на позор!

Проигрыш был смертельным.

«Мальчик мой, если б ты знал… Не надо меня просить, не трудись. Я больше не могу убивать. Не в силах. Меня тошнит от крови, и в сердце моем для неё не осталось места. В нем теперь только ты».