Звездочет (СИ)

- Он сказал, что план был такой… но изменился. Он слышал наш разговор в морге.

Едва заметный выдох над головой дает понять, что Холмс догадался, о каком разговоре речь.

- Значит, сначала он хотел убить меня… потому что я посмел воскреснуть и снова ему помешать, так? Но потом он услышал наш разговор и сделал вывод, что ты, вероятно, эмоционально привязан ко мне. Выходит, план изменился, потому что он впервые в жизни разозлился именно на тебя? Почему же… извини за то, как это прозвучит, но почему же он не попытался убить тебя сразу?

- Это было… наказание. Я должен был быть наказан за измену… Он не ожидал, что мы найдем тех… те убийства. И Кори. Мы не должны были… узнать про Кори, - Джону тяжело говорить, горло горит, но он хочет закончить. - Он на самом деле любил Кори, Шерлок… не меня.

- Наверное, - голос Холмса нежный и успокаивающий. - Тобой он был одержим. Тебя, как ни ужасно, любил маньяк и убийца Брюс Далтон. А тот запутавшийся человек, которым он когда-то был, испытывал искренние чувства к единственному существу, которое было рядом и не осуждало его. Несчастный Трейси Джекс полюбил несчастного Кори Блэкуэлла, но одержимость взяла верх.

Джон грустно улыбается куда-то в грудь Холмса:

- Ты стал очень хорошо разбираться в чувствах.

- У меня лучший в мире учитель, Джон.

Джон плавится от этих тихих слов.

Шерлок же не может сдержаться и ехидно добавляет:

- Разумеется, я по-прежнему считаю, что эмоции - это трагичный недостаток, который сильно усложняет жизнь, но это касается только идиотов. Я слишком умен, чтобы испытывать сколь-нибудь ощутимый дискомфорт. К тому же весьма полезно для моей работы разбираться в эмоциональной сфере, когда практически все убийцы в той или иной степени руководствуются чувствами, а вовсе не прекрасным, холодным, трезвым расчетом.

Джон понимает, что вот-вот заснет, но успевает пробормотать:

- Я так рад, что оказался небесполезен для тебя в работе, так рад…

Шерлок на мгновение пугается, что Джон его неверно понял, но потом опознает в слабом бормотании скрытую иронию и успокаивается.

И засыпает тоже.

***

Через три дня Джон и Шерлок возвращаются на Бейкер-стрит. Конечно, Уотсон успел воспользоваться душевой в больнице, но это не сравнится с ванной комнатой дома, где Джон запирается почти на два часа. Он тщательно моется несколько раз подряд, избегая смотреть на родинки на бедре. Мелочь, испоганившая жизни стольких людей. Из-за нее погибло десять человек. Джону приходится прилагать усилия, чтобы не начать сцарапывать с кожи ненавистные точки.

Уотсон действительно хорошо помнит курс психиатрии в колледже; он понимает, что родинки или даже сам Джон не играли большой роли в развитии безумной истории Джекса. Тот бы все равно убил рано или поздно - изменилась бы только точка приложения его страсти. Джон понимает, что его вины тут нет, но для несуществующей эмоции гнетущая Уотсона вина чересчур реальна.

Когда достаёт сил покинуть ванную, Джон в пижаме отправляется прямиком в спальню Шерлока. Лечащий врач рекомендовал соблюдать постельный режим еще несколько дней, а в комнате Шерлока кровать больше и удобнее. Удобнее для двоих.

В больнице Шерлок довольно сердито заявил, что спать они отныне будут только вместе. У Холмса при этом был такой нахохлившийся вид, будто он ожидал отказа. Будто Джон может ему отказать.

Будто он хочет.

Шерлок сидит одетым на постели, с ноутбуком на коленях, что-то быстро печатает, слегка нахмурившись. Не отрывая взгляда от экрана, он произносит:

- Я начал опасаться, что ты утонул. Все в порядке?

- Да, - почти улыбается Джон. - Кажется, все неплохо, наконец-то. Мы дома, убийца обезврежен, больше никто не умрет. Это отлично.

- Тогда ложись. - Шерлок отставляет ноутбук на прикроватный столик, сплетает в замок руки на животе и напоминает: - У кого-то постельный режим, и я не позволю тебе его нарушать.

- И это мне говорит человек, для которого день, когда нарушено меньше десятка правил, считается пропащим!

Джон пять дней валялся в больнице; он устал, но хочет немного постоять - просто так постоять, чтобы убедиться, что эта возможность не отнята у него.

Холмс встает с кровати, подходит к Джону близко-близко, наклоняется к самому лицу и шепчет:

- Нельзя. Нарушать. Постельный. Режим. Джон.

И мягко прикасается к губам Уотсона в целомудренном поцелуе.

Как врач и как послушный пациент, Джон помнит, что ему стоит избегать физических нагрузок. Но он так долго ждал этого момента!

Ждал целую неделю, пока вернется Мэри; а до этого три месяца, пока всё утрясется после воскрешения Холмса; а еще раньше - страшные полтора года ожидания, о которых не хочется вспоминать; а еще раньше - полтора года безумной жизни с Шерлоком, когда к нему еще нельзя было прикасаться так.

И Джон со стоном углубляет поцелуй, не оставляя ни малейшей вероятности разночтений.

Шерлок замирает на мгновение, а потом подается вперед всем телом, вжимаясь в Джона, оплетая его руками - правая зарывается в волосы, а левая оглаживает ягодицы, чем провоцирует еще более сильный стон.

Джон чувствует, как ему в живот начинает упираться стремительно твердеющий член, и он не может удержаться от слабой попытки потереться. Слабая она потому, что Шерлок крепко стискивает его в кольце рук, практически лишив возможности двигаться.

Язык Шерлока медленно, но очень настойчиво и властно изучает рот Джона, зубы прихватывают нижнюю губу, и Джон не понимает, как вышло так, что инициатива у него перехвачена. Впрочем, это не самый насущный вопрос.

Куда важнее выяснить, будет ли Шерлок стонать в ответ, если с силой провести ногтями между его выпирающих лопаток; станет ли поцелуй более жарким, если Джон слегка пососет кончик длинного языка; начнут ли ноги Шерлока подкашиваться, если Джону удастся просунуть руку между их тесно слитыми телами и сжать член Холмса прямо сквозь штаны.

Джон пытлив, он старается проделать это все одновременно, и на него обрушиваются ответы: да, будет; да, станет. Нет, ноги не подкашиваются, но Шерлок слегка расставляет их, чем нивелирует разницу в росте.

Джон пользуется тем, что хватка едва ослабла, и второй рукой начинает расстегивать пуговицы рубашки. Правой рукой это делать неудобно, но Джон был хирургом, его пальцы в критической ситуации двигаются идеально слаженно. Сейчас ситуация близка к критической - на Шерлоке рубашка и штаны, слишком много ткани, слишком далеко до обнаженной, гладкой, сводящей с ума кожи.

Шерлок слегка тянет Джона за волосы назад, разрывая поцелуй и заглядывая в глаза. У Шерлока тоже есть вопросы, главный из которых - достаточно ли Джон оправился после травмы? Шерлок его вслух не задает, ему хватает краткого мига, чтобы прочитать в потемневших глазах партнера уверенность и желание.

- Одежда. Снять, - хриплым шепотом извещает Шерлок, не тратя времени на лишние слова, будто это именно его на днях пытались удавить.

Джон кивает, убирает ладонь с члена Шерлока и двумя руками стремительно сдергивает белоснежную рубашку с бледных плеч. Джон и раньше видел обнаженную грудь Шерлока, но сейчас он застывает на секунду, словно не в силах осознать, что прикасаться, целовать, пробовать на вкус, щипать и гладить, делать все, что захочется, - можно. Теперь всё можно.

Шерлок перехватывает руки Джона, слегка качает головой и глазами указывает на пижаму.

- Сними ее, - приказывает он.

Джон закусывает губу, но подчиняется. Не разрывая зрительного контакта, он четко, без суеты расстегивает пуговицы одну за другой, скидывает ненужный предмет одежды на пол, а затем быстро стягивает до щиколоток штаны вместе с трусами, довольно изящно выпутываясь из белья. Выпрямляется медленно, разворачивает плечи, слегка приподнимает подбородок, будто приглашая полюбоваться.

Шерлок с шипением втягивает воздух, буквально пожирая глазами тело Уотсона. Гладкая, тугая кожа светло-медового оттенка перечеркивается в нескольких местах выпуклыми беловатыми шрамами, самый большой из которых - на левом плече. Бугристая звезда неправильной формы, темно-розовая, блестящая, почти глянцевая, притягивает взгляд Шерлока. Но не только она.