Несчастный случай (СИ)

Я пошел с ребятами в зал. Во мне проснулась дурацкая безотказность, которую развила во мне дружба с Хосоком. Я насмотрелся то, как мой друг принимает неожиданные предложения вроде «выучи роль до завтрашнего спектакля» или «передай это письмо такой-то девочке, только не говори, что это я!», и тоже решил попробовать поиграть. Закончилось эта авантюра предсказуемо.

Мне наскоро объяснили правила, предупредили, чтобы я не допускал нарушений, и выпустили на поле. И тут начался сущий ад. Меня пихали, передавали мяч через меня так, будто я был призраком — мяч чуть ли не прилетал мне в голову. Меня засыпали оскорблениями и сообщениями о нарушениях. Просек, в чем дело, я поздно, когда уже падал на пол с кровотечением из носа. Эти жестокости продолжались бы и дальше, если бы за параллель не позвали играть Джина — старшего брата Хосока. Он вышел из игры и увел меня из зала, закончив, таким образом, избиение беззащитного меня. Вот так меня проучили. Я сидел в раздевалке с кровотечением и ворчащим Джином. Хосок, конечно, обо всем узнал. И то, что он сделал, превзошло все мои ожидания. Мой друг не просто утешил меня, а по-настоящему наказал тех ребят.

Когда я пришел в класс, злой, с разбитым носом, я обнаружил, что мне еще и замечание влепили в дневник за «отвратительное поведение на перемене». Девчонка постаралась. Настроение было испорчено в конец. Я пошел в украшенный зал сердитый, некрасивый, обиженный ни за что. Я ненавидел всех людей в этом мире. Кроме Хосока, который должен был выступать на спектакле. Я сидел во втором ряду выставленных в зале стульев, подперев голову рукой и желая поскорее оказаться дома. На душе скребли кошки.

Начались выступления. Девчонка, оклеветавшая меня, блистала на сцене. Я демонстративно отвернулся от нее.

Наконец-то начался спектакль. Как же я радовался ему! Мой дружище был лучше всех. Но в какой же я выпал осадок, когда опять увидел свою одноклассницу и в спектакле! Разыгрывалось какое-то стандартное, сказочное действие.

— Ах, этот дракон ранил меня, любимый… — Переигрывала девчонка. — Спаси, спаси меня!

Хосок же неожиданно вложил бутафорский меч в ножны и произнес:

— Ты обманываешь меня, милая принцесса. Нельзя называть красную акварель кровью!

Моя одноклассница растерялась, не зная, что отвечать, когда реплика не соответствует реплике, прописанной в сценарии. И вдруг на сцене начала творится какая-то ерунда. Выбежали младшие ребята в спортивной форме с баскетбольным мечом. Бедного парня, игравшего роль дракона, начали пинать и кидать в него мяч. От изумления никто не осмеливался остановить то, что происходило на сцене. Хосок выхватил меч из ножен и пошел «рубить» обидчиков дракона. Ребята падали на сцену сраженные холодным оружием Чона. Тот пробился к дракону, обнял его за плечи, потрясая мечом, и радостно воскликнул:

— Никто не смеет обижать живое существо просто так и натравливать на него баскетболистов, даже если это существо — дракон!

Зал взорвался хохотом и аплодисментами. Не смеялись только «принцесса» и ее свита, которая обидела меня.

После спектакля я крепко обнял друга.

— Ты на такое пошел ради меня? — Я был в шоке.

— Конечно. Потому что ты — мой друг.

Если вы думаете, что я никак не отблагодарил Хосока, то очень зря. Я начинал любить и уважать этого человека все больше и больше с каждым его поступком. Я тоже делал для него кое-что.

Одну зиму, когда мне было 14, я почти полностью провел с ним. Я ночевал у Хосока так часто, что мои бабушка и дедушка уже перестали ждать меня дома, а родители Хосока любили меня, как своего. Началось все с того, что нас загружали домашней работой. Мы писали допоздна, и у меня просто не оставалось сил на то, чтобы возвращаться домой. А еще мне хотелось проводить время с Хосоком за то, что я сильно провинился перед ним осенью.

Той осенью у меня началась жуткая хандра. Сначала Хосок шутил о том, что я невозможный: осенью у меня хандра, зимой жуткая депрессия, весной повышенная сентиментальность, летом я просто злющий от жары. К сожалению, я действительно вел себя не лучшим образом. И, казалось бы, плевать! Плевать, зачем мне общаться с Хосоком? Бросил бы его, и не было бы кризиса дружбы. Но я не мог. Часто ли вы обращаете внимание на то, как завязывается дружба? Иногда, когда садишься порассуждать об этом с другом, вы уже и не можете вспомнить, что вас зацепило друг в друге. Дружба — это система энергообмена, возникающая на добровольной основе и сотканная из тысячи незначительных шуток, слов, улыбок. В некоторых местах возникают крепкие узлы — это те жертвы, которые вы приносите во имя вашей дружбы бескорыстно и которые рождают такое понятие как «благодарность». Именно эта благодарность не дает вам так легко порвать с другом. Она рождает ностальгию, привязанность, доверие и любовь. Я не мог оставить Хосока, но я начал обижать его. И поток шуток у моего друга иссяк. Я чувствовал, что я ему в тягость, что мне нужно сделать хоть что-то, чтобы Хосок не думал, что нашей дружбе пришел конец. Но я поступал, как истинный слабак. Вместо того, чтобы схватить в руки эту чертову благодарность, показать ее Хосоку, сказать, что, мол, вот, я благодарен тебе, я помню все, я ценю то, что ты делаешь для меня!.. Вместо этого я начал комплексовать. И злиться, злиться, злиться. Пытаясь показать Хосоку то, как он значим для меня, я наоборот отталкивал его от себя и продолжал хандрить. Хосок думал, что я не чувствую этой чертовой благодарности.

Мы ругались каждый день. Хосок уже боялся подойти ко мне. Он устал слушать о том, что во всем виновато мое непонятное настроение. Он устал поддерживать меня. И все кончилось тем, что однажды я так ужасно наорал на него, что с его губ совсем сошла улыбка. Даже притворческая улыбка ушла. Хосок по-настоящему испугался меня.

Мы стояли в моей комнате. Я не понимал, что я только что сделал, не слышал, что я наговорил ему. Но меня обуяло странное чувство. Я никогда не был сильным физически. Хосок мог меня на руках таскать. А тут… Почему я чувствовал себя таким сильным, почему я подавил Хосока?

— Да пошел ты, — холодно говорил я. — Ты достал меня. Надоел со своей тупой радостью. Сейчас мое настроение не сходится с твоим. А ты лезешь, лезешь со своим тупым весельем. Меня тошнит от тебя.

В глазах Хосока я читал непонимание. Я унижал его, а он продолжал говорить спокойно.

— Тебе же нравится это, ты говорил, что я вытянул тебя из депрессии…

— Мне не нравится это. Я злой. Из-за тебя все думают, что я неженка какой-то!

Мы поругались из-за того, что Хосок продолжал вести себя, как маленький ребенок. Из-за того, что в школе из-за этой дружбы меня считали лохом каким-то. Да и сам я стал чересчур добреньким. Этого никак нельзя было допускать в моей жизни. Мне не подходило это.

— Тебе должно быть все равно на них, мы веселимся для того, чтобы весело жить самим, мы же не общаемся с ними.

— Это тебе с классом повезло, просто заткнись.

— Юнги, я говорю правду.

— Заткнись!

Хосок шумно выдохнул и посмотрел на меня глазами, полными боли.

— Я столько энергии потратил.

Началось.

— Пожалуйста, не говори так со мной. Разве я этого заслуживаю?

— Пошел отсюда, — грубо прервал я друга. — Тошнит от тебя. Тебя самого, - я шумно вдохнул в грудь побольше воздуха. - Тебя самого не тошнит от своего веселья? Его слишком много, пихаешь его везде и некстати, неужели так сложно отбросить в сторону свои тупые шутки?

- Юнги.

- Хосок, ты переигрываешь!

Хосок лишь коротко вздрогнул и просто молча стоял у окна, глядя на меня своими погасшими глазами. В его взгляде читалась печаль и вместе с ней достоинство, которое он никогда не ронял. Потому что он жил радостно. Он никому не позволял портить себе настроение. Потому что он был добрым, незлобливым, надеялся на лучшее.

— Хорошо, — Хосок проглотил комок в горле. Я знал, что он старается не принимать обиду, потому что «я не в порядке сейчас». Чон собирался уйти через окно, спуститься в палисадник по деревянной лестнице, которую мы приставляли к окну. Но он постоял еще немного, глядя на меня. И я раскололся.