Единое целое (СИ)

Холмс взглянул на Уотсона и наконец увидел грозящую ему опасность, вздрогнув, кивнул и начал медленно отходить к стене.

- Положи гарпун на пол, - отрывисто и резко командовал Джон. – Прижмись к стене. И упаси тебя бог двинуть хоть пальцем.

Уостон поставил оружие на предохранитель и заткнул за пояс джинсов. Повезло, что он вымотался и уснул одетым – в пижаму пистолет не сунешь.

Он ловко обхватил Рози и осторожно прижал её к груди. Шерлок издал какой-то странный звук, но Джон его проигнорировал, потому что сейчас всё его внимание было отдано дочери, кроме того, ему надо было собраться с мыслями, разобраться в происходящем и решить, что теперь делать.

Рози громко плакала у него на руках, он устроил её поудобнее, поддерживая рукой головку. Он покачивался с носка на пятку, успокаивая малышку и целуя её нежные кудряшки.

– Чшшш, Рози, всё хорошо, любимая, я здесь, я тебя держу.

Холмс пожирал их глазами, не смея приблизиться.

Уотсон не удостоил его взглядом. Он склонился над колыбелью, убедился, что с Тедди всё в порядке: мальчик проснулся, но плакать не собирается. Возня с детьми помогла Джону прийти в себя.

Когда Рози начала успокаиваться и посапывать ему в ухо, Джон смог оценить ситуацию. Он находился в детской с засунутым за пояс заряженным пистолетом, а его погибший муж стоял у стены напротив с лежащим у ног гарпуном. Много времени спустя Джон будет вспоминать эти минуты и ясно осознает, что не чудом воскресший детектив и не готовый отнять жизнь доктор разрывали ткань реальности – оба они были такими и до Падения, – но самыми невероятными героями разыгравшейся сцены были дети.

Определённо, Шерлок не был мертвецом. Джон знал, что через некоторое время его накроет волна бешенства и ярости, он уже чувствовал, как начинает закипать, но прямо сейчас, в этой тёмной комнате с едва угомонившимися детьми, с заряженным пистолетом и гарпуном было не место и не время для таких эмоций. Что вообще может оказаться уместным здесь и сейчас? Какие слова и поступки способны разрубить этот гордиев узел?

Судьба распорядилась до того, как Уотсон пришёл к какому-нибудь решению: в коридоре раздались лёгкие шаги, и за дверью послышался голос Селесты.

- Джон, дорогой! Всё в порядке?

Он не мог вымолвить ни слова. Как ей сказать, что он только что обнаружил своего погибшего супруга, нависшего с гарпуном в руке над детской кроваткой? Так и не ответив, он зарылся носом в волосы дочурки и стал вдыхать её приятный младенческий запах. Свекровь вошла в комнату и снова спросила:

- Джон, что происходит? Мне показалось, я слышала крики.

Уотсон молча кивнул на тёмную фигуру в углу. Он не знал, какими словами можно подготовить эту женщину к тому, что её сын жив и вернулся, но через мгновение убедился, что беспокоился напрасно, и в предварительных речах нет нужды. Несомненно, она была посвящена во всё с самого начала. Выражение беспокойства немедленно покинуло её лицо, ставшее непроницаемым, едва её взгляд упал на сына, продолжающего прижиматься к стене.

-Шерлок, милый, так ты не шутил насчёт гарпуна?

Джон обернулся и в изумлении воззрился на неё.

- Вы знали? – прошептал он, оторвав губы от головки Рози и не позволяя голосу подняться. – Всё это время вы знали, что он жив?

- Конечно, я знала, мой дорогой Джон. Кто бы кроме меня смог сохранить ему жизнь, пока он носился по всему миру?

Безупречно подобранные вежливые слова были высказаны ледяным тоном, будто её принудила подняться среди ночи заурядная супружеская ссора. Будто не она последние полтора года своими глазами наблюдала почти убившие Джона отчаяние и глубокую скорбь по её неумершему сыну. Будто единственным важным вопросом было выяснение, зачем её непогибшему сыну нужен гарпун, но не беспокойство о сердце зятя, которое едва не разорвалось, когда тот обнаружил нависшую над её внуками тень пришельца.

Вся подавляемая Уотсоном злость затопила его и рванула наружу. Он сыт по горло.

- Отлично, - сказал он, внешне всё ещё сдерживаясь, но ярость уже текла жидким огнём по его венам, и в голосе появилась дрожь. Если бы он не был солдатом, если бы не привык сохранять самообладание в нестандартных и опасных ситуациях, то сейчас взорвался бы и запустил в обе холмсовские головы чем-нибудь потяжелее. Но он бывший военный, он прошёл огонь и воду и более чем способен справиться со вспышками гнева. – Отлично, - повторил он. – С меня довольно. Я не знаю, кем вы двое себя возомнили, но увольте меня от этого. Я иду спать и забираю своих детей с собой. Селеста, прошу вас, передайте мне Хэмиша, а затем будьте столь любезны – оставьте нас.

Матушка Холмс повиновалась и с раздражением посмотрела на зятя, явно не понимая, чем он недоволен.

- Благодарю вас, - Джон удобно устроил обоих малышей на груди, хотя с каждой неделей они подрастали и делали эту задачу всё сложнее. Справившись с детьми, он наконец взглянул на воскресшего мужа, чего избегал с момента отданной команды отойти к стене.

Шерлок выглядел напуганным, взволнованным и страдающим; такого выражения лица у него Джон не видел никогда. Кроме того, Шерлок неотрывно смотрел на двойняшек любящим взглядом, который ранил Джона, а сердце пустилось вскачь, но это было его личное дело и больше никого не касалось. Пока Уотсон за ним наблюдал, Холмс оторвался от созерцания детских головок и прямо посмотрел в лицо мужа – глаза их встретились, время остановилось. Затем Джон прищурился:

- Я не знаю, в какие дьявольские игры ты играл последние полтора года, но им пришёл конец. Я не хочу тебя видеть и запрещаю приближаться к моим детям. Это понятно?

Холмс отлепился от стены и зарычал:

- Я уже сказал – это такие же мои дети, как и твои. Более того, я их биологический отец!

К счастью, обе руки Уостона были заняты малышами, потому что желание выстрелить в лицо этого мерзавца было нестерпимым.

- Не смей, Шерлок Холмс. Даже не пытайся вообразить, что присутствие в них твоих генов автоматически даёт тебе право на них посягать. Ты умер, Шерлок. Ты умер и покинул меня в одиночестве. Ты заставил меня поверить в свою смерть. Полтора года, Шерлок. Ты знаешь, каково это?

- А ты знаешь, каково бороться полтора года без сна и отдыха, без… безо всего; вести тайную войну по всему миру, пытаясь сохранить жизнь собственного мужа? А после обнаружить… обнаружить себя отвергнутым?!

Вот теперь он узнавал прежнего Холмса, хотя повышать голос не входило у того привычку. Двойняшки недовольно засопели у Джона на груди. Он плотно зажмурился. Он не понимал и не догадывался, что произошло тогда, что происходит теперь, но в одном он был уверен твёрдо:

- Я был бы рядом с тобой, Шерлок. Мы сражались бы бок о бок – мне бы хватило одного твоего слова. Но тебе ведь и в голову не приходила такая мысль - посоветоваться со мной, прежде чем разыграть самоубийство и заставить меня поверить в твою смерть? Господи. Я едва… я почти… а всё это время ты…

- У меня не было времени на раздумья, Джон. Просто не было времени. Совсем. Он собирался застрелить тебя, ты бы погиб, и я не мог… я использовал единственную возможность.

Тедди по-настоящему расплакался. Шерлок было двинулся к нему, но Джон быстро отступил, не давая к себе прикоснуться. Холмс издал болезненный стон, лицо исказилось под наплывом противоречивых и сильных эмоций.

Уотсон не мог быстро справиться с обрушившимся на него потоком информации. Он ещё не отошёл от шока открытия, кто именно пробрался к детской кроватке с его сыном и дочерью среди ночи. Это не укладывалось в голове. Мозг отказывался принять этот факт. Ему невыносимо было увидеть страдание, отразившееся на лице Шерлока, его дрожащие руки, потянутые к плачущим детям. Он раньше представить себе не мог, что увидит такую боль на лице мужа, будто сердце вырывают из его груди. И от этого самому Джону становилось в двадцать раз хуже.