Выученные уроки (СИ)

Ну, у меня она сегодня первым уроком, кстати. И сказать, что я бы этого не хотел, было бы огромным преуменьшением. Я бы точно прогулял, конечно, да вот только отец сразу заметит мое отсутствие, когда начнет проверять, кто пришел. Я имею в виду, что раз он так хорошо меня знает, будет трудно убедить его, что он меня просто не заметил.

Я иду туда как можно медленнее. Кабинет Защиты не так уж далеко от Большого Зала, но я выбрал самый длинный, из возможных, путь к нему, отсрочивая неизбежное как можно дольше. Брэмптон и Эллиот идут со мной, они оба хотят попасть туда побыстрее, скажу я вам, но, конечно, они этого вслух не скажут, потому что оба знают, что будут выглядеть как придурки. Вместо этого они идут и обмениваются взглядами за моей спиной.

Как оказалось, мы опоздали. Уроки должны начинаться ровно без пятнадцати девять, а уже 8:53, когда мы, наконец, доходим до двери. Я знаю, какой точно час, потому что посмотрел на часы перед тем, как войти в класс. Все остальные уже там, и, конечно, все столпились в первых рядах, оставив задние парты пустыми. Что меня совершенно устраивает. Я неудачно пытаюсь избежать отцовского взгляда, пока проскальзываю за заднюю парту и тяну Брэмптона с Эллиотом за собой. Он ничего не говорит, но, судя по взгляду, он вовсе не оценил того, что я заявился на его урок с опозданием.

— Ну, раз уж мы все здесь, — многозначительно сказал он, — давайте начнем.

Все тут же заткнулись, жаждя услышать, какую историю он собирается нам поведать. Просто сборище идиотов. Фу, ненавижу их всех. Папа будто бы не заметил их любопытства или потому, что привык, или думает, что это нормально для урока. Если он верит во второе… Ну, тогда он явно не самый умный на земле.

Он становится перед столом и садится на его краешек, выглядя удивительно расслабленным, а не таким нервным и раздраженным, как обычно.

— Итак, — начал он, сжимая руки перед собой, — раз уж это класс уровня ПАУК, я думаю, вы все осведомлены о Непростительных и тому подобном, верно? — раздался всеобщий гул согласия, и мне приходится приложить усилия, чтобы держать голову прямо. Похоже, у нее появилась собственная воля, и она хочет упасть прямо на парту.

— Просто, чтобы освежить память, кто мне назовет какое-нибудь?

Куча рук, которая взлетела ввысь — это просто позор. Никто в этом классе никогда не жаждал отвечать на вопросы. Даже Брэмптон и Эллиот (которые вроде бы должны быть на моей стороне) жадно подняли руки. На самом деле я вообще в классе единственный, кто не вызвался ответить, хотя, конечно, вопрос не трудный.

Папа вызвал Алексу Гэйли.

— Я могу назвать все три, — пылко пропищала она, и тупая улыбка, прилипшая к ее лицу, хорошо различима даже отсюда, сзади.

— Одного будет достаточно, — сказал отец, не сдвигаясь с места у первой парты.

Алекса кивнула, хотя я представляю, как она разочарована, что не может показать все свои способности.

— Империус, конечно, — четко сказала она. — Это наиболее часто используемое, по крайней мере, из тех, об использовании которых стало известно.

Папа кивнул:

— Верно. Империус часто используется как отговорка, когда человека ловят на преступлении или проведении темномагических ритуалов. Нельзя сказать, что каждый раз, когда пытаются так оправдаться, ложь… Но иногда случается…

Рука Алексы снова взлетела в воздух, и папа остановился, чтобы вежливо ее выслушать:

— Простите, сэр, — оживленно сказала она, — но как вы определяете, использует ли человек Империус просто как отговорку или он действительно был под заклятием?

— Это отличный вопрос, и я на самом деле рад, что вы его задали. Вы можете только представить, я уверен, сколько арестованных могут просто сказать, что их прокляли, и они были вынуждены против своей воли совершить то, что привело к их аресту. Но, как вы, наверное, понимаете, это не всегда так.

— Вы часто такое видите, верно? — на этот раз вопрос задал Майкл Поллард, и папа внимательно его осмотрел. Папе не очень нравится Майкл Поллард, потому что он то, что папа называет «дурным влиянием». Типа Майкл негативно влияет на мой характер. Папа так думает вообще-то потому, что на третьем курсе я обвинил его после одного из своих наказаний, так что это не вина Майкла, что у отца сложилось о нем такое мнение. К счастью, отец не позволяет своим чувствам отразиться на его лице и отвечает на вопрос:

— На самом деле, мы больше не видим такого часто, потому что это очень легко проверить. Когда кто-то теперь защищается так, очень легко доказать, правда это или нет. Конечно, мы только недавно усовершенствовали этот процесс, а вот раньше это было так легко и недоказуемо, что очень многие часто использовали эту отговорку. Особенно после войны.

Все выпрямились.

Им всем хочется послушать военных историй, потому что они думают, что они интересные и потрясающие, и, хотя они засыпают на тех же самых страницах на Истории Магии, когда рассказывает Гарри Поттер, все стараются быть бодрыми и внимательными. Вы, наверное, думаете, что я знаю все эти истории наизусть, но на самом деле я знаю не больше, чем все остальные в этой комнате. И я не хочу. Эти истории меня всегда утомляют, не говоря уже о том, что они заставляют меня чувствовать себя неполноценным.

Быть сыном Гарри Поттера — значит делить с ним все плюсы и минусы его жизни. Плюсы включают в себя, конечно, славу, деньги, девочек, вешающихся тебе на шею… Минусы же — это чувство постоянного давления этого наследия, повторить которое тебе не суждено. Я не мой отец и никогда не буду моим отцом. Даже если бы появился новый Темный Волшебник, угрожающий миру, я не могу пообещать, что буду одним из первых, кто бросится с ним сражаться. Смерть меня тоже не особенно привлекает, так что мне лучше было бы не присоединяться ни к одной из сторон, а просто спрятаться где-нибудь с хорошенькой девочкой и бочонком огневиски. Это звучит интереснее, чем решение предложить себя на заклание, знаете ли.

Папа рассказывает историю о Пожирателях Смерти, которые объявили, что были под заклятием Империуса, когда работали на Волдеморта, после того, как кончилась война. Он быстренько пробежался с нами по Истории Поттера, которая включает в себя тот факт, что он пошел в авроры, когда ему было едва восемнадцать, и что поэтому он наблюдал за судами над многими из этих людей. Я перестал слушать, когда он начал рассказывать о том, скольких освободили из тех, которых, как он думает, следовало осудить:

— Зная то, что мы знаем теперь, было бы очень легко доказать, что они лгали…

И… Тут я отключился.

Я провел следующий час и еще пять минут, считая царапины на моей деревянной парте. Я едва слышал голос моего отца, когда он задавал нам эссе на двенадцать дюймов о том, как найти следы применения Империуса на людях, но я быстро очнулся, когда люди начали собираться. Обычно, когда урок заканчивается, все запихивают книги в сумки и бегом уносятся из класса как можно быстрее, но сегодня люди стараются не торопиться. Никто не собрался заранее, и никто не жаждет поскорее выскочить в коридор. Я встал вместе с Брэмптоном и Элиотом, которые записывали домашнее задание (вот и хорошо, потом мне понадобится), и мы готовы убираться. Но, когда я закинул сумку на плечо, я услышал хорошо знакомый голос, зовущий меня по имени. Это мой отец, конечно, и он машет мне, веля подойти к нему.

Я простонал про себя, но сказал друзьям идти без меня. Все остальные с любопытством смотрели, как я неохотно подошел к своему отцу у учительского стола. Но так как никто не хочет слишком уж бросаться в глаза, из кабинета все, наконец, выходят.

— У тебя есть важная причина, по которой ты опоздал на урок?

Ладно, я должен был знать, что это случится… Но, если честно, если у меня проблемы из-за опоздания, то разве не правильнее было, если бы Брэмптон и Эллиот разделили их со мной? Они опоздали так же, как и я, в конце концов.

Я, конечно, этого не говорю, а просто пожимаю плечами и отвечаю:

— Не особенно.