New born (СИ)

В последующие пару дней Бен, по большей части, спал, или пребывал в полудреме – от физической слабости и тех таблеток, что давал ему Шеппард, его постоянно клонило в сон. В перерывах ему приносили еду и выводили в туалет, а потом Локк дал ему книгу, чтобы скрасить заключение. Локк чаще всего дежурил в люке, кажется, ему это даже нравилось. Ему вообще нравилось ощущать себя кем-то особенным, нужным, кем-то, без кого невозможно обойтись. С первого дня Бен начал наблюдать за ним, пристально и цепко, вслушиваться в разговоры за дверью, анализируя и строя планы. Он решил поиграть на амбициях Локка, посеяв раздор между ним и Шеппардом, который с момента крушения стал признанным лидером пассажиров Ошеаник-815, и ему это удалось. Практически всегда, принося ему еду, Локк задерживался поболтать. Надо признать, он оказался интересным собеседником, и куда более глубокой личностью, чем Бен предполагал изначально. И вот, в один из таких моментов он заметил устремленный на него «тот самый» взгляд. Это явилось совершенно неожиданным поворотом, так что всю последующую ночь Лайнус провел в размышлениях, ворочаясь с боку на бок в попытке внести корректировки в первоначальный план действий. С одной стороны, если Локк испытывает к нему личную симпатию, то его легче будет перетянуть на свою сторону, возможно даже сделать своим агентом, раз уж план собственного внедрения в ряды пассажиров Ошеаника провалился из-за этой чокнутой француженки и ее ловушки, так некстати попавшейся на пути. С другой стороны – поощряя Локка, он вступит на совершенно неизведанную для себя территорию. У него нет опыта в подобного рода отношениях, да и в принципе его опыт в отношениях минимален. Продумать свою линию поведения нужно было как можно скорее – они часто остаются наедине, возможностей для флирта сколько угодно, беда только в том, что Лайнус четко, до мелочей представлял себе, как флиртуют женщины, но понятия не имел, как именно это делают мужчины, испытывающие влечение к представителям своего пола. Можно было бы проконсультироваться с Френдли на этот счет, но Том нынче далеко. В итоге, он не пришел ни к какому определенному плану, решив действовать по обстоятельствам.

Обстоятельства обернулись с неожиданной для него стороны довольно скоро – наступил вечер следующего дня, снаружи лило так, что любое живое существо, покинувшее укрытие, рисковало захлебнуться, и было очевидно, что Локку нынче не дождаться своей смены. Бен сидел, прислонившись к стене и скрестив ноги, выжидающе прислушивался - за дверью каморки звучала музыка; Локк гремел инструментами, ремонтируя какой-то механизм и подпевал сочному голосу Синатры. Спустя четверть часа дверь скрипнула, открывшись во всю ширь, чтобы выпустить его из узилища. Локк даже не взял с него обещание не делать глупостей – в такую погоду шансы на удачный побег сводились к нулю. На низком столике стояла полная на три четверти бутылка скотча, корзинка с фруктами и блюдо с кусочками вяленой рыбы и сухими галетами. Вполне достаточно для того, чтобы скрасить скучный вечер. Бен пригубил из своего стакана с похвальной осторожностью; виски горячей волной опустилось в желудок, расползлось по телу приятной истомой, сделало мысли легкими и летучими, развязало язык. Он не опасался сболтнуть лишнего, он с легкостью мог говорить много и при этом ни о чем. Время за разговором летело незаметно; в какой-то момент Бен поймал себя на том, что его фразы сделались короткими и односложными, и что он слушает Локка в пол-уха, полностью сосредоточив внимание на его лице. Локк глядел на него все это время неотрывно, глядел так, как будто напротив него сидела грудастая блондинка с сильно заниженным декольте, а не малосимпатичный, неопрятный субъект в порванной оранжевой рубахе, белым квадратиком повязки на правом плече и расцветшими по всему лицу зеленоватыми пятнами от начинающих сходить синяков. Это было странно, немного пугающе и почти завораживающе. В совокупности с только что выпитой третьей порцией виски, взгляд Локка порождал в нем удивительную смесь какой-то бесшабашности и собственной значимости. Впервые в жизни он был кому-то нужен и интересен сам по себе, без привязки к его положению и деятельности на службе Острову. В данный момент, Бен напрочь забыл о своих планах, о том, почему он здесь, и что он намеревался предпринять, чтобы обратить сложившуюся ситуацию себе на пользу. Отключив логику и здравый смысл, он буквально наслаждался моментом. Впервые за невероятно долгое время ему было просто по-человечески хорошо. Кажется, Локк рассказывал что-то смешное, у него оказалось неплохое чувство юмора для человека с такой кучей комплексов и уязвимых мест. И Бен смеялся, а потом, поднявшись на ноги, принялся собирать со стола посуду, словно он находился в гостях и намеревался таким вот образом отблагодарить хозяев за гостеприимство. Локк перехватил его на полпути к раковине – для своей солидной комплекции двигался он на удивление быстро и бесшумно. Аккуратно взяв из его рук тарелки, поставил их на полку рядом с инструментами, подался вперед, как будто ненароком сокращая расстояние между ними. Бен непроизвольно отступил, упершись лопатками и вспотевшими вдруг ладонями о стену, на мгновение перестал дышать, будто подавившись спертым воздухом подземелья. Теперь он видел лицо Локка в мельчайших деталях – смешливые морщинки в уголках глаз, складки вокруг рта, едва заметные волоски и бисеринки пота над верхней губой. Мысль о том, что сейчас они здесь одни, и Локк может сделать с ним все, что ему заблагорассудится, абсолютно безнаказанно, слегка отрезвила, но не напугала. Напротив – поселившаяся в нем бесшабашность толкала его на поступки, о которых он, возможно, потом будет сильно сожалеть. Слегка оттолкнувшись ладонями от стены, Бен непроизвольно качнулся вперед и почти уткнулся носом Локку куда-то в основание шеи. Зажмурил глаза, ощутив на своем лбу чужое дыхание с запахом виски, а потом прикосновение рук – осторожное, с оттенком сомнения. Широкие ладони с царапающими кожу бугорками мозолей почти сразу оказались у него под рубашкой, медленно прошлись от лопаток до поясницы, потом вернулись обратно и снова спустились вниз. Прикосновения оказались расслабляюще приятными, но стоило ладоням переместиться еще ниже, забравшись за пояс штанов, как Бен вздрогнул, широко распахнул глаза, и напряженно замер, задержав дыхание. Руки вернулись на поясницу, теснее прижимая его к Локку; щекой он ощутил быстрые, рваные удары его сердца, а животом каменную эрекцию, и едва успев ужаснуться и восхититься тому факту, что он способен вызвать у кого-то эмоции подобной силы, Бен вдруг понял, что у него самого стоит едва ли не сильнее. Он даже не уловил момент, в который его окончательно и бесповоротно повело, так, что в голове не сохранилось ни единой мысли, и лишь презираемые им плотские желания руководили каждым его действием. Это было похоже на танец – они двигались, потираясь друг дружку, потом штаны Бена неведомо каким образом оказались расстегнутыми, а Локк, извернувшись, умудрился одновременно расстегнуть собственный ремень, чуть согнул колени, компенсируя их разницу в росте, и они снова задвигались в едином ритме, помогая себе руками. Бену не потребовалось много времени для разрядки, его накрыло с такой силой, что окружающий мир на мгновение словно бы исчез, растворившись в белой ослепительной вспышке. Последующие события вспоминались смутно – он сидел, прислонившись к стене, потому что ноги уже не держали, бездумно глядел, как Локк вытирает руки салфеткой и ловким движением отправляет ее в мусорное ведро. А какое-то время спустя, он даже не способен был осознать сколько фактически прошло времени, он уже лежал на своей кушетке в бывшей оружейной и слушал, как за дверью Локк бодро рапортует Шеппарду о том, что ночь прошла без происшествий.

По сути, произошедшее должно было поспособствовать его планам. Теперь он мог играть на чувствах Локка как на хорошо настроенном музыкальном инструменте, балансируя между похотью и чувством вины. Локк ведь неизбежно почувствует себя виноватым – он, по сути, воспользовался беззащитностью пленника, который был целиком в его власти, а это просто необъятное поле для манипуляций. Но отчего-то Бен не испытывал по этому поводу ни малейшей радости.