Брешь во времени (СИ)

Эмма застыла, улыбаясь самой вымученной улыбкой, на которую была способна в этот момент, потому что от неловкости ситуации её лицо будто превратилось в маску.

– А, ну да, так всё и было, – натянуто ответила она, – Ты сама сказала. От тебя ничего не укроется.

Снежка торжествующе улыбнулась и кивнула: – Ну, а Генри знает? Как он это воспринял?

– Пожалуй, лучше обсудить это попозже, может, завтра, – ответила Эмма, поглядывая через её плечо на диван. Она бросила на сына сердитый взгляд, когда заметила, что он пялится на них, зажимая рот рукой, чтобы не рассмеяться.

Снежка тоже повернулась, и Генри невозмутимо вернулся к игре, чтобы она ничего не заподозрила.

– А, ну да, конечно, – хихикнула Снежка, – Просто уточнила. Завтра зайдёшь?

– Ага, – пообещала Свон, – Постараюсь.

Снежка кивнула, поцеловала Эмму в щёку и направилась к выходу. И стоило двери за ней закрыться, Эмма смерила Генри взглядом и выгнула бровь:

– Ты всё это время знал про нас с твоей мамой? – спросила она, а Генри лишь рассмеялся.

– А то!

========== Глава 21 ==========

Завтрак следующим утром был гнетущим, давящим под тяжестью предстоящих событий дня. Генри ковырял тарелку, уныло подперев лицо рукой. Эмма и Реджина обе сидели, уткнувшись в тарелки, жуя тихо и медленно, а Эр, казалось, вообще не в состоянии притронуться к еде.

Голд позвонил, стоило солнцу подняться, звонящий телефон Реджины прозвучал как печальный предвестник, и оповестил, что зелье памяти готово, и что он готов заново открыть брешь. Когда Реджина передала его слова Эмме, а затем и Генри с Эр, дом, казалось, погрузился в тишину.

Эр потягивала сок, но лишь гоняла яйца вилкой по тарелке. Желудок стянуло узлом, а сердце никак не могло успокоиться, стоило Реджине её разбудить. Ужас обосновался глубоко внутри и расползался по конечностям, пока она не ощутила его каждой клеточкой тела. Она не была готова их покинуть. Ей хотелось провести ещё побольше времени с этой семьёй, её семьёй.

Она откашлялась, но голос всё же оставался надтреснутым, когда она тихонько спросила:

– Прошу меня простить.

Реджина подняла на неё взгляд, удивлённая и обеспокоенная:

– Конечно. Всё в по…

Но Эр уже скрылась за дверью, ведущей на задний двор, до того, как Реджина договорила, и слова застряли у той в горле. Она взглянула на Эмму, которая, казалось, вот-вот заплачет, что раздражало её саму.

Эмма потёрла глаза и расстроено вздохнула.

– Не день, а говно, – буркнула она, и Генри согласно кивнул.

Реджина с усилием сглотнула и положила ладонь на руку Эммы. Когда блондинка подняла на неё глаза, она мотнула головой в сторону двери, спрашивая: – Может, пойти за ней?

Эмма вздохнула и пожала плечами: – Не знаю, может, она хочет побыть одна.

– А может и нет, – возразила Реджина.

Они обе удивлённо воззрились на Генри, когда тот вызвался: – Я пойду.

Не сказав больше ни слова, он соскользнул со стула, со звоном роняя вилку на тарелку.

Генри обнаружил Эр под одним из самых высоких деревьев в саду. Она сидела на траве, подтянув колени к подбородку. Он уселся рядом и слегка пихнул её плечом.

– Мне тоже грустно, – тихо признался он.

Эр мягко улыбнулась ему, и, заведя руку за спину, мягко похлопала его по спине.

– Ну у тебя хотя бы останутся обе мамы. А я возвращаюсь во время, в котором никого из вас ещё нет в моей жизни.

Генри пожал плечами, сорвав травинку, и прижался к руке Эр.

– Да, но тебя там по-прежнему ждут многие замечательные вещи, а если ты останешься здесь, так их и не познаешь.

– Какие, например? – спросила Эр, и Генри снова пожал плечами.

– Не знаю, – он сорвал с земли травинку и позволил лёгкому порыву ветра сдуть её с ладони. – Такие, как влюбиться, наверно. Ну или взрослеть и узнавать новые вещи, и учиться хорошо владеть магией, как мама.

Эр улыбнулась и сжала его плечи: – Да, пожалуй, ты прав.

– О, ещё видеть меня малышом и наблюдать, как я расту и всё такое, – добавил Генри, поворачиваясь к ней с ухмылкой на лице, – Такое ты точно не захочешь пропустить, разве нет? Я же был таким лапочкой.

Эр негромко засмеялась и вытерла набежавшие слёзы:

– В этом у меня не возникает сомнений, Генри. Уверена, что ты был самым прекрасным ребёнком.

– Ну так, – засмеялся Генри, снова толкая её руку локтем.

Смех постепенно затих и они погрузились в тишину. Генри почувствовал, как его желудок неприятно скрутило, когда его охватили воспоминания о моментах, о которых он жалел. Все эти жуткие вещи, которые он наговорил матери за последние годы, нагло всплыли в памяти, и ему стало тошно от них. Он знал, что сделанного не воротишь, и в основном напоминал себе, что он был ещё маленький, сбитый столку и неразумный. Но встреча с Эр, которая дала ему возможность увидеть, какой была его мать задолго до того, как на неё навесили ярлык «злой», всё изменила.

Эта встреча всё сделала более реальным. Она пронеслась между белым и чёрным, и сделала всё живым и ярким. Она заставила Генри почувствовать близость с матерью, которую никогда прежде не испытывал. Теперь он будто видел её, по-настоящему впервые разглядел.

Она не была просто плохим человеком, который решил стать лучше и делать добро. Она была хорошим человеком, с которым произошло много плохого. Она была хорошим человеком, который совершил очень плохие поступки. Она была хорошим человеком, который жил и страдал, и менялся и страдал, и снова менялся. Она была хорошим человеком. Она была человеком, а не каким-то книжным персонажем. Она была его матерью.

– Мам? – прошептал он.

От этого обращения Эр вздрогнула. Оно поразило её, проникло под кожу, и от этого сделалось теплее. Сердце заискрилось радостью, она улыбнулась и запустила руку в волосы Генри.

– Да? – тихо ответила она.

Генри вздохнул так расстроено, что Эр захотелось притянуть его поближе. Однако ей не пришлось, потому что в следующую секунду он повернулся и прижался к ней. Обхватил её руками и крепко обнял.

– Я тебя люблю, – прошептал он, и набежавшие слёзы обожгли глаза девушки. Она улыбнулась, прижимая его к себе.

Этот мальчик составлял такую особенную часть её жизни, пусть она сама ещё и не могла в полной мере это оценить. Он был частью её, частью её сердца. Он был драгоценным напоминанием о той любви, которую она вскоре познает. Он был её сыном, самым большим сокровищем в её жизни.

Эр повернулась и оставила на его щеке нежный поцелуй.

– Я тоже тебя люблю, Генри, – заверила она, – И я жду не дождусь, когда снова встречусь с вами.

Генри тихонько засмеялся, разорвал объятия чтобы вытереть её слёзы. Он опустил голову и снова потеребил травинку.

– Да, – кивнул он, – я тоже.

________________________________________

Голд стоял на траве рядом с невидимой брешью во времени, сложив руки на набалдашнике трости и наблюдая, как Эмма, Генри и обе Реджины выходят из машины и приближаются к нему. Даже яркое солнце не особенно проясняло их общее настроение, Голд это сразу понял. Уголок его рта слегка дрогнул, когда Генри обогнал остальных и подбежал к нему.

– Генри, – приветствовал Голд. Когда тот поднял на него взгляд, он выгнул бровь и тихо поинтересовался:

– Полагаю, всё сложилось так, как ты хотел?

От него не укрылась появившаяся близость между двумя женщинами; то, как они касались руками, тянулись друг к другу пальцами, однако не переплетая их.

Генри улыбнулся, хоть в глазах засела печаль, и кивнул.

– Операция Эр прошла на ура, – подтвердил он, и Голд усмехнулся.

– Рад слышать.

– Не думаете, что это немного рискованно? – поинтересовалась Эмма, когда все трое приблизились. Она огляделась, чтобы убедиться, что нет посторонних наблюдателей. – Что мы устраиваем встречу у всех на виду? А если кто-то заметит Эр?

– Нет повода для беспокойства, Шериф, – заверил Голд. – Я принял надлежащие меры.