Брешь во времени (СИ)

Реджина ахнула, находясь всего в дюйме от губ Эммы. Ей хотелось сократить расстояние. Ей хотелось забиться в угол. Она так многого хотела в эту минуту, что едва могла дышать. Ещё она была настороженной. Она была робкой. Она была напуганной. Она ненавидела эту уязвимость. Ей было тошно оттого, что из-за прошлого она с сомнением относилась к малейшим проявлениям тёплых чувств по отношению к ней.

Она слишком много обжигалась, и каждый раз это происходило, стоило ей раскрыть сердце, стоило ей доверить кому-то самое дорогое, что у неё было.

Реджина уперлась ладонью в грудь Эммы и оттолкнула её, всего на пару дюймов. С трудом сглотнув, она отвела взгляд и вперилась им в землю.

– Простите, мисс Свон, – выдавила она, – но вы ошибаетесь.

Не произнеся больше ни слова, она отстранилась от Эммы и направилась к дому, так отчаянно желая скрыться, как нуждалась в глотке свежего воздуха. Свон вскинула руки, глядя ей в спину.

– Херня! – завопила она ей вслед, но Реджина не обернулась, она молча исчезла за дверью.

Эмма разочарованно зарычала, колотя воздух и пиная землю, а затем просто прислонилась затылком к ближайшему дереву и сползла вниз. Руки сжимались в кулаки и разжимались, сминая упругую траву под пальцами, пока дыхание снова не стало глубоким и размеренным.

Какая-то часть её хотела остаться во дворе, пока обитатели дома не улягутся спать. Другая её часть пришла к выводу, что лучше дать Реджине возможность побыть наедине с собой, успокоиться, и тогда, может, попытаться снова. А ещё одна часть её понимала, что если сейчас она пустит всё на самотёк, прямо сейчас не побежит за Реджиной, то в следующий раз, когда она попытается к ней подступиться, окажется по ту сторону очень высокой и очень толстой стены.

Эмма покачала головой, глубоко вздохнула и прижала пальцы к вискам. Делая круговые движения, она надеялась привести в порядок сумбур в голове. Идти за ней или не идти. Идти за ней или не идти. Идти за ней.

Вскочив на ноги, она сделала глубокий вдох и направилась вовнутрь. Она могла поспорить, что никто прежде не утруждался догонять убегающую Реджину, чтобы показать, что за неё стоит бороться. Даже если она была напугана и вела себя не лучшим образом. Эмма не собиралась совершать ошибку, став очередным человеком, который разочарует Реджину.

________________________________________

Эмма зашла на кухню, и слова полились из неё прежде, чем она удосужилась оценить обстановку.

– Реджина, нельзя просто взять и свалить посреди разговора. Я пытаюсь тебе втолковать, что я… э-э… ой.

Её щёки мгновенно покраснели при виде озадаченных Генри и Эр. Сын уставился на неё, не донеся до рта кусок пиццы. Он медленно опустил его и проговорил: – Э-э, пиццу привезли.

Неловко посмеиваясь, Эмма улыбнулась и кивнула:

– Я заметила, пацан, – она проглотила огромный комок в горле, смущаясь, что Генри и Эр так таращатся на неё. Эмма не хотела задумываться, доносились ли до них обрывки их с Реджиной разговора. Она обошла стол и взъерошила волосы Генри, – Решили всё съесть втихаря?

Генри виновато улыбнулся: – В свою защиту скажу, что не хотел прерывать. Судя по звукам, всё было весьма напряжённо.

– Всё хорошо? – поинтересовалась Эр, неловко поглядывая на Эмму.

Эмма наклонилась и обняла Эр за плечи.

– Эй, ты не волнуйся, ладно? – проговорила она мягко, – Всё в порядке, честно.

Затем она спросила, ткнув Генри в плечо: – Где мама, пацан?

– Наверху, наверно, – и добавил, многозначительно посмотрев на неё, – расстроенная вроде.

– Эй, прибереги свои взгляды для тех, кто их заслуживает.

– Ты уверена, что ты к ним не относишься? – возразил он, прищурившись, и вонзая зубы в пиццу.

Эммы выгнула бровь:

– А с чего ты взял, что отношусь?

Они долго смотрели друг на друга, сощурившись и не отводя взгляда. Их прервала Эр, кашлянув, и спросила со смешком в голосе:

– Вы всегда так делаете?

Эмма засмеялась: – Нет конечно. Мы странная семейка. Но со временем ты к этому привыкнешь, – она выудила кусок пиццы из коробки и отхватила приличный кусок. – И полюбишь.

– Или можно сделать вид, что любишь нас, дорогая.

Все разом подняли глаза на Реджину, стоящую в дверях кухни. В мягком свете лампы она была прекрасна, но Эмма сразу заметила покрасневшие глаза и слабые следы от смытой туши, оставшейся в уголках карих глаз, в которых читалась внутренняя борьба.

– Привет, – прошептала Эмма, с трудом сглатывая и чуть не закашлявшись, когда забытый во рту кусок пиццы отправился в пищевод. Она несколько раз откашлялась, не сводя глаз с Реджины, которая усиленно отводила взгляд.

Она пропустила приветствие Эммы мимо ушей, сосредоточив внимание на Эр, которая улыбнулась ей.

– В этом нет нужды, – смеясь, сообщила девушка. – Это и вправду странное королевство со странными обычаями, но мне здесь очень нравится. И очень нравится находиться в кругу этой семьи, – её улыбка была почти робкой, а в глазах была такая надежда, какую Реджина не видела на своём лице уже десятки лет, – Нашей семьи, – добавила Эр шёпотом.

Реджина прикрыла глаза на секунду. Она хотела отклонить эти слова, взбунтоваться против них так же яростно, как взбунтовалась против внезапного признания Эммы и против искушения поддаться. Однако, поняла, что не может. Не может отклонить эти слова; не сейчас, когда она чувствует себя такой уязвимой и измученной, что её сознание отзывалось болью на них. Правда заключалась в том, что это действительно была её семья. Эмма и Генри… были её семьёй. Генри, конечно, всегда был её частью, а Эмма только недавно заняла в ней своё место. Она ворвалась в неё и переиначила, и пока они с Миллс были заняты поисками новых и увлекательных способов, как можно регулярно измываться друг над другом, Реджина уже не могла отрицать, что при мысли о семье, в её голове всплывало не только лицо Генри; Эмма всегда тоже там присутствовала, раздражающе трогательно действуя ей на нервы.

Какая-либо другая правда ещё могла оставаться более-менее скрытой от посторонних глаз, но не эта правда, нет. Эта истина была неоспорима.

Реджина нежно улыбнулась юной себе, но ответить не успела – смех Эммы разнёсся по комнате. Блондинка похлопала Эр по плечу и поддразнила:

– Значит ли это, что ты больше не расстраиваешься, что стала лесбиянкой?

Генри засмеялся, поперхнувшись пиццей. Лицо Эр стало красным, как томатный соус на ней. Эмма ухмылялась как идиотка, а Реджина, протяжно и раздражённо вздохнув, прижала пальцы ко лбу, медленно покачивая головой взад-вперёд.

– Мисс Свон, – протянула она, – ну честное слово…

Эмма только пуще рассмеялась, Генри ей вторил, но смех застрял в горле после тихих слов Эр:

– Вообще-то нет, но у меня всё же есть несколько вопросов, если не возражаете.

Эмма выпучила глаза и на мгновение словила взгляд Реджины, которая сосредоточенно прищурилась. Её явно застали врасплох. Проявления смелости Эр были даже более неожиданными, чем проявления Реджининой доброты в такие моменты, когда дело касалось Снежки.

– Э-э…– Эмма быстро схватила кусок пиццы и разве что не затолкала его в рот Эр. – Ты уже попробовала пиццу? Твоя жизнь никогда не станет прежней. Жуй.

Реджина продолжала покачивать головой, когда Эр вздрогнула от неожиданности, и принялась медленно открывать рот, по кусочкам откусывая пиццу, которую Эмма прижимала к её губам. Женщина приподняла бровь, глядя на блондинку, которая изобразила на лице своё самое виноватое выражение.

У них состоялся целый невербальный разговор глазами, как они часто делали прежде, сами того не осознавая.

Ай да молодец, ловко сменила тему, даром что невежественно и нелепо.

Ну прости, но главное ведь, что проблема решена, так?

Проталкивать еду в чью-то глотку не является решением проблемы. Лишь её отсрочка.