В последний раз, Чейз? (СИ)

Ноги словно ватные. А пятьдесят ступенек от самолета до асфальта Нового Орлеана стали самой длинной дорогой за всю мою жизнь. Когда я спускаюсь и одергиваю новенькую футболку с «Битлз», ко мне на шею бросается Пайпер. Это так странно. Так не привычно, быть к кому-то ближе.

– Как же мы скучали, Перси, – от нее по-прежнему веет безопасностью.

И, вроде, девушка не применяла ко мне никаких чар Афродиты, но я поверил ей. Почувствовал безопасность. Спокойствие. И, что самое досадное и обидное, колющее, словно жало, – счастье.

Я «пошел по рукам».

– Чжан, черт тебя дери. Где ты успел так накачаться?

– Нужно как-то отбиваться от поклонников Хейзел, – смеясь и хлопая меня по плечу, говорит Фрэнк. – Стараюсь быть в форме.

– Прибыл самым последним, принцесса, – смеется Джейсон.

– А сам-то, прилизанный семьянин, – едко подмечаю я.

И сразу жалею об этом. У всех на лицах всплывает такая скорбь, будто бы я только что умер у них на глазах. Этого я и опасался. Хуже всего – жалость, что разъедает изнутри. Но я улыбаюсь, словно не заметил этой глупой заминки.

– Эй, Лео, как дела, приятель?

Вальдес улыбается. Наконец, хоть кто-то улыбается мне, а не одаривает печальным взглядом.

– В норме. Думаю, ты захочешь увидеть мою девочку.

Я неуверенно кошусь в сторону Джейсона. Тот лишь качает головой. Надеюсь, Лео это не о Калипсо. После их воссоединения девушка слишком неохотно перебралась в новый город. Столетие, если быть точным. Огигия – вся ее жизнь, надеюсь, Лео и об этом позаботился. По-моему, я больше ничего не слышал о них. Да и ни о ком из лагеря.

– Я имел в виду мотоцикл, идиоты. Личного проектирования.

– Мы так и поняли, Горячий Вальдес, – давлюсь смехом я. – Из лагеря народу много будет?

– Думаю, большая часть. Я не видела списка гостей, – вкрадчиво отвечает Пайпс.

– Что насчет олимпийцев?

Уж если резать, то по живому.

– Тебя ведь интересует только Посейдон? – тихо, смутившись, спрашивает дочь богини любви. – Он не подтвердил своего приглашение, но я думаю это из-за занятости…

– Да, да. Из-за занятости, – повторяю за ней я. – Это верно. Ну что, ребят? Покажите мне достопримечательности Нового Орлеана?

Не знаю, насколько искренне это звучало. И искренне ли вообще.

– Добро пожаловать, Перси, – улыбаясь и целуя меня в щеку, говорит Хейзел.

***

Новый Орлеан мне не понравился сразу. С первого взгляда я возненавидел этот город, словно он был виноват во всех моих бедах. Переезжая Новый мост, мне захотелось, чтобы воды Миссисипи накрыли этот город с головой. Чтобы здесь не осталось ни одной живой души, кроме моих друзей. А первым, кто падет от гнева сына Посейдона, будет Майкл Оллфорд. И что за имя такое тупое?

– Эй, – Пайпер одергивает меня. – Что не так с окном?

– В каком смысле?

– Ты так пилишь его взглядом.

– Ты мне не доверяешь, Перси? Я уже два года, как за рулем, – донесся с переднего сиденья голос Джейсона.

– Следи за дорогой, я тебя умоляю, – нервно отозвался Лео.

– Как ты можешь, дорогой? Не доверять собственному лучшему другу…

Джейсон обернулся к Вальдесу, надув губы. Лео, кажется, охватил приступ паники, когда сын Зевса, отпустив руль, скрестил руки на груди. Честное слово, такого визга я еще не слышал. Наш шестиместный минивэн съехал с моста на развилку под звонкий заразный смех моих друзей.

– И так всегда? – спрашиваю я тихо.

Пайпер сверкнула своими разноцветными глазами, улыбнувшись мне.

– Постоянно. Мы не виделись с ними около месяца. Фрэнк и Хейзел приехали три дня назад, Лео и Калипсо только вчера. С этих пор дом мистера Оллфорда ходит ходуном.

Меня передернуло. Его папаша. Как гадко стало на душе. Просто непередаваемо. Нико, кажется, покосился в нашу сторону, но я отвернулся к окну. Уж лучше эти проклятые высоченные здания, чем разговоры про будущего тестя Аннабет.

– Какой он? – вдруг ни с того ни с сего, спрашиваю я.

Получилось слишком громко, так, что Джейсон и Хейзел прекратили свой разговор, покосившись на меня. Мы остановились на светофоре. В машине было очень душно, даже несмотря на открытые окна. На часах одиннадцать вечера, а температура в машине за тридцать. Чертов Новый Орлеан.

– Майкл?

– Продажный тип, – без обиняков заявляет Вальдес. – И папаша у него странный. Какое ему дело? С кем хочу, с тем и ночую.

– Ты ночью пробрался в комнату к Калипсо. Он решил, что ты вор, – вступилась Хейзел.

– Она моя девушка.

– А ты в чужом доме.

Я зауважал Вальдеса еще сильнее.

– Майкл милый, – говорит Пайпер, словно нехотя. – Он начинающий архитектор.

Теперь уж все ясно. Архитектура всегда была ее слабостью. Если и было что-то, что могло кольнуть меня больнее, то только острие ножа.

– А его отец владеет сетью кондитерских в девяти штатах.

– Скажи мне название, чтоб я сразу знал, куда не стоит идти, – язвит с переднего сиденья Вальдес.

– Ты жевал эти кексы вчера вечером за обе щеки, Лео. Не будь сволочью, – вмешивается Пайпер.

– По ошибке и незнанию.

– Нет, он, правда, славный малый, – сворачивая с проезжей части, говорит Джейсон. – Я вижу это. Без обид.

Какие уж тут обиды. Мы останавливаемся у особняка, что огорожен свежевыкрашенным заборчиком, вдоль которого растут петуньи. Я представлял себе элиту, а это… Не совсем то, что я хотел увидеть. Охранники с собаками, джипы, перестрелка… А тут все так, словно это действительно то, чего она хотела.

Она мечтала о спокойствии. Беззаботной жизни, которую ей не давала божественная кровь. Дети, счастье, уют, а не вечные скитания в поиске смерти. Внутри все переворачивается вверх дном, когда я замечаю на втором этаже свет. Прикроватный светильник, что освещает ее книги. Она уснула за чтением, как это было со мной. Каждый вечер я выуживал из ее рук новые книги, чтобы потом выключить светильник, прижаться к ней посильнее и уснуть сладким, младенческим сном. Словно это было в другой жизни.

– А теперь давайте договоримся, – перед тем как Джейсон отстегивает ремень безопасности, говорю я. – Никто не станет выказывать мне свои соболезнования, жалеть или упрекать меня в чем-либо. Никто, ладно?

Я красноречиво смотрю на Нико. Тот лишь хмыкает и бурчит себе под нос что-то нечленораздельное.

– Свадьба через два дня. Все счастливы. Все рады такому стечению обстоятельств, ясно?

– Перси…– начинает Пайпер.

– Вот и отлично, – выходя из машины, говорю я.

Новоорлеанский воздух обжигает легкие, словно раскаленное железо. На дворе ночь, но сна ни в одном глазу. И я не уверен, что дело в двухчасовом сне в самолете. Я всего в паре шагов от нее. Еще вчера я был за тысячи миль от тебя, Аннабет. А теперь я вернулся, чтобы, скорее всего, попрощаться с тобой. Есть две крайности, которые мне нельзя переступить. Или оставить тебя здесь вместе с этим «милым» Майклом, или навсегда забрать, унести тебя отсюда. Оберегать, охранять, зубами выдирать из лап тех, кто попытается тебя забрать. Если, конечно, смогу.

========== 3. ==========

III

Мне не спалось. Боги, как трудно заснуть в темени, что глушится кваканьем приозерных лягушек. Ненавижу эту тишину. Ненавижу эту застеленную кровать. Ненавижу эту комнату, дом. Все ненавижу. Я боюсь прикасаться к вещам, что покоятся в комнате, словно они прокляты богами. Надеюсь, так оно и было, потому что это уже становится фобией. Я старался отвлечься на книги. Брал в руки Сэлинджера, которого читал в детстве, и что всегда навевал на меня беспокойного, гиперактивного ребенка, приятную скуку. Но, кажется, эту боязнь мне не преодолеть.

Выходя из комнаты, я оглядываюсь на не застеленную кровать. Покрывало, вышитое серебряными нитями, синего, морского цвета. Пододеяльник и наволочки нежно-голубого цвета. Аннабет не забыла? Или все же стечение обстоятельств?

Глупо, Перси. Крайне глупо. Я закрываю двери и спускаюсь на первый этаж. В потемках и не разберешь, какие вокруг хоромы, но роскошью меня не удивишь. Да и не уверен, что у этого Майкла найдутся какие-нибудь тузы в рукаве, чтобы добиться моего снисхождения. Чертова ревность. Чертов Новый Орлеан.