Бессмертные (СИ)

***

Прохладные… Нет, ледяные руки коснулись лба. Затем перешли на плечи… на запястья… накрыли ладони. Руки были очень холодными.

Эсми помнила эти прикосновения и эти ладони. Сознание пыталось побороть зовущий к себе мрак. Что-то в этих руках вселяло надежду, даровало уют и счастье.

Разум быстро вырвал тело из тисков агонии в прохладу комнаты и тут же припомнил постыдный проступок счастливых дней жизни. Падение со старого вишнёвого дерева и гнев вечно сердитого отца были самыми страшными из всех забот…

«— Через несколько недель она уже сможет нормально ходить, верно, док? — грубым и уставшим голосом спросил отец. Шестнадцатилетняя Эсми робко улыбнулась ему и тут же перевела взгляд на молодого доктора, который ещё вчера зашивал ей ногу.

Падение с дерева очень испугало девушку. И вроде бы ничего не предвещало беды — Эсми наконец смогла взять в библиотеке любовный роман и уже собиралась почитать его, когда срыв с ветки прервал все её планы.

И не понятно, что было унизительнее: упасть с дерева после долгих лет тренировок или попасться на глаза отцу с непристойной для её возраста книгой. Тогда пришлось бросить все запланированные дела и отправиться в госпиталь, где Эсми и зашили разодранную ногу, а как известно — у фермера каждый день на счету. Была весна, и в это время начинаются работы. Эсми наблюдала за уставшим отцом, который заполнял бумаги о выписке.

— Да, через неделю или около того. Делайте компресс, чтобы нога не опухала, — ответил молодой доктор, весело подмигнув юной Эсми. Щёки тут же покрылись румянцем, и девушка опустила взгляд на свои коленки, молясь, чтобы отец не заметил этой перемены настроения.

Заполнив все бумаги, фермер передал доктору клипборд.

— Пусть одевается, — кратко произнёс отец, сняв перед доктором шляпу, и покинул палату.

Эсми нервно вздохнула и украдкой взглянула на доктора Каллена, который тепло ей улыбнулся, погладив запястье своей холодной ладонью. Девушка осторожно наблюдала за ним, изучая необычные золотые глаза и добрую улыбку. Лицо снова зарделось, и взгляд метнулся на руки.

— Спасибо, что приняли меня той ночью, — еле слышно поблагодарила Эсми, рассеянно накручивая на палец прядь волос. — Вы здесь работали всю ночь? Я постоянно вас видела.

Золотистый взгляд доктора встретился со светло-карими глазами девушки. Он улыбнулся.

— Да… Я много работаю…

— Неужели ваша семья не скучает по вам? — с лёгкой улыбкой поинтересовалась Эсми. — Мне всегда грустно, когда отец пропускает обед!

В притягательный взгляд доктора на несколько секунд закралась печаль.

— Нет, милая. У меня нет ни жены, ни детей. Я трудоголик, — застенчиво признался он.

Эсми улыбнулась. Взгляд доктора засиял вниманием.

— Ой, простите… Это не моё дело, — произнесла девушка после нескольких мгновений неловкого молчания. Сердце колотилось словно бешеное. Доктор, оглядев Эсми ещё раз, кивнул.

— Всё в порядке, — мягко ответил он.

— Мама всегда говорит, что я постоянно несу чепуху, задаю глупые вопросы и всё в таком духе… То есть сейчас я не хочу докучать, а говорю много из-за нервов, — с улыбкой объясняла Эсми.

Протянув руку, молодой доктор погладил ладонь девушки, но тут же одёрнул её, словно осознав ошибку.

— Ваша рука… — произнесла Эсми. — Она холодная… Доктор Каллен, вы хорошо себя чувствуете?

Он опустил взгляд в пол и снова посмотрел на девушку.

— Я всегда такой, — улыбнулся он, отводя руку за спину. Они обменялись робкими улыбками, и доктор, попросив прощения, позволил Эсми переодеться обратно в выцветшее жёлтое платьице, в котором отец доставил её в больницу».

Покоясь в океане боли, Эсми вспоминала то холодное, мягкое и знакомое прикосновение. Ошибки быть не могло.

Руки были сильными, хотя Эсми не могла определить насколько. Мягкими, словно сделанными из сатина и отполированными сталью. А их прохлада…

Пальцы нащупали жизнь, а затем руки, подняв тело, унесли Эсми. Почему-то она знала, что эти ладони освободят её, и доверяла им, не зная исхода. Хватит оглядываться назад.

***

Плыть холодно. Стальная хватка обернула тело в одеяло, и они ринулись в полёт.

«Вот она — дорога к раю… к Мэттью… к избавлению от страданий… к свободе», — думала Эсми.

Но как она ошибалась…

***

Океан бездны из мрачного и неподвижного превратился в мерзкий и ядовитый. Лезвия бритвы пронзили шею, но самое страшное наступило позже, когда огонь распорол переломанные конечности.

Они ведь и правда все сломаны. И хоть сложно было понять что-то через пелену агонии, которая накрыла собой организм, Эсми чувствовала разбитые и сломанные части тела. Но с ещё большим сожалением она осознала, что не чувствует ног.

Конечности трещали и хрустели, пока незнакомое жжение прогрызало вены, воспламеняя каждую клетку, каждый волосок на теле.

Жар. Жар. Жгучий жар.

У Эсми не оставалось сомнений — она горит. Когда с губ сорвался стон, холодная рука нежно коснулась щеки. «Как хорошо…»

Беспамятство глубже вбирало в себя. Каждый раз всплывая на поверхность, Эсми надеялась, что смерть наконец настигнет её. Но на её место приходило всё больше боли и страданий. Голоса, обсуждающие её, смутно доносились до ушей, но ничто не могло помешать адскому огню.

«Почему я не умираю? Где мой сын? Почему я так мучаюсь?» — мелькало в голове. Даже сознание не могло здраво мыслить — каждый дюйм прижигался и помечался чёрным пеплом, пока Эсми хватала ртом воздух. У агонии не было ни конца ни края; казалось, что прошло уже несколько дней. Она прыгнула с вершины скалы навстречу мукам.

Когда почудилось, что почти всё кончено, Эсми с облегчением вздохнула. Воздух со свистом вышел из лёгких, тело стало расслабляться, а боль покинула пальцы, конечности и туловище.

И именно тогда начались самые настоящие мучения.

После недолгих колебаний сердце за несколько минут разогналось до бешеной скорости, разжигая собой пожар и выколачивая каждый миллиметр тела. Оно громыхало в ушах, боролось с пламенем, пыталось сохранить контроль. Но сердце проиграло эту схватку.

Сознание всячески пыталось отвлечь Эсми: подсунуло воспоминания о вишнёвом дереве на ферме в Огайо, о безвкусном любовном романе, о докторе в больнице, который любезно вправил суставы в ноге и просидел у койки всю ночь; ангельское лицо, которое выражало искреннюю озабоченность.

Ох, как же Эсми после этого тосковала по доктору и втайне мечтала снова увидеть его.

«Возможно, я встречусь с ним на небесах… Добрый доктор полюбит моего сына, и вместе мы заживём счастливо — лишь я, сын и моя девчачья катастрофа…»

Даже несмотря на огонь, часть мозга, полная реализма, упрекала Эсми за столь глупые мысли. Ужасное, тянущее чувство подсказывало, что в конце пылающего пути не будет никаких небес.

Из ниоткуда взявшиеся холодные руки коснулись щеки; от лёгкого поглаживания Эсми зажмурилась.

— Скоро, милая, скоро… Скоро всё закончится, — шептал ангел.

«О! Сладостный покой! Мэттью… Мэттью…»

Попытки сложить мысли воедино не обвенчались успехом, а пронзённое пламенем сердце забилось быстрей.

«Оно взорвётся прямо в груди… Я уже чувствую это», — с грустью думала Эсми.

Жалкий воздух полностью охватил тело — именно это стало концом. Даже цепляясь за мысли о ждущем в раю Мэттью, Эсми уже начинала верить, что стоит на пороге перед вратами ада. Это её наказание.

Когда уже казалось, что терпеть не осталось сил, а в голове мелькнула мысль, будто кто-то сжалился и решил быстро добить её, кожа внезапно похолодела. Словно тело превратилось в одну большую зияющую рану, которая вдруг сама затянулась, покрылась коркой и зажила за доли секунды.

«Вот и всё».

Из груди спешно вырвался поток воздуха, и Эсми вдохнула свежую порцию кислорода.

«Сосна, ваниль, пряности, чудно пахнущий лосьон после бритья, — думала она про себя. Сколько в комнате было «полутонов» в предметах интерьера. — Старое дерево, хлопок, кашемир, кожа…»