Морская прогулка (СИ)

«Ты что-то разузнала?»

— И тебе здравствуй, — девушка подошла к самой кромке воды, так что мелкие пенистые волны почти касались ее ботинок. — Информатор, на которого ты указал, ничего не знал. Он вообще меня чуть не прикончил, знаешь ли! — ее лицо исказилось от злости. — Я ненавижу Шмидта так же, как ты, Шон или прочий мутант, побывавший в его лапах. Но я отказываюсь искать его специально. Мы с Шоном не спецагенты из кино! Так что, прости! Я благодарна тебе за спасение, и твоя акула может оставаться в моем доме сколько нужно. Но я больше не рискну ради твоей мести своей жизнью.

Она тяжело дышала после длинной тирады, щеки раскраснелись, и в глазах плескалась злость. Эрик с досадой понял, что девчонка слишком напугана, чтобы действовать и мыслить здраво. Он не мог ее винить.

«Ладно. Я понимаю».

Ангел выдохнула и убрала растрепавшиеся волосы с лица.

— Ты нашел Церебро?

«Нет».

— Я правильно поняла, что у тебя есть телепат, который сможет им воспользоваться? Если так, тебе самому будет гораздо проще найти Шмидта и справиться с ним. Правда, Эмма…

«Слушай».

Ангел замолчала на полуслове.

«Его зовут Чарльз. Он был русалкой, но Шмидт использовал на нем препарат. Чарльз стал человеком. Его на берегу подобрала женщина: высокая, карие глаза, черные волосы до плеч, стройная. Работает в полиции, скорее всего. Чарльз должен быть в госпитале. Найди его, скажи, что ты от меня. Ему может потребоваться помощь. Он никогда не был среди людей».

Предложения сменяли друг друга так быстро, что Ангел не успевала вставить и слова.

— Ну, ты и эгоист!

Эрик опешил от такой наглости.

— Оставил этого несчастного Чарльза на произвол судьбы и первым делом отправил меня искать Шмидта!

Он хотел было возмутиться: ничего подобного! Он не оставлял Чарльза на произвол, ему оказали помощь и все такое… Конечно, он оказался довольно далеко от дома и в явно непривычных условиях, но от этого еще никто не умирал! Да и русал давно не ребенок, чтобы возиться с ним. Но внутренний голосок шепнул: стоило оставить Чарльза на берегу, как мысли Эрика вернулись в привычное агрессивное русло. Найти Церебро, найти Шмидта, отомстить за все, освободить мутантов. И только потом вернуться к бывшему русалу, чтобы вернуть свое тело…

— Ладно, — голос Ангел вырвал его из напряженных размышлений. — Я сделаю все, что в моих силах. Встретимся завтра здесь же.

«Спасибо».

Встреча с Алексом в сумерках не принесла утешения. Хэнк и Церебро словно канули в лету, и злящийся Эрик начал подозревать, что Эмма в тандеме с Азазелем могла отыскать удравшего звере-русала и отобрать у него Церебро. Гадать можно было до бесконечности. Уставшие русалки вернулись в долину, а Эрик провел ночь у пустого утеса.

Попав в море в теле акулы, он не знал, что ему делать, был напуган и зол, шокирован непривычными ощущениями, идущими от нового тела. Звуки, запахи, его зрение и осязание — все изменилось. Его мозг работал по-другому, ориентируясь в основном на обоняние и ощущения, идущие от боковой линии акулы. Его внимание привлекали мелькающие серебристой чешуей рыбы и крупные скользкие тела морских котиков, вызывая поначалу неконтролируемое желание схватить, разорвать, проглотить. Он постоянно плыл, не в силах остановить плавники, привыкшие к непрекращающемуся движению. Вода текла через его рот и жабры, но он не захлебывался. Угол его зрения изменился, холод и давление воды были больше не страшны, и… Он не мог произнести ни одного слова, запертый в этом идеальном, но чужом теле. Безголосый, обреченный либо на смерть в море, либо на возвращение в руки Шмидта, чтобы позволить мучить себя, пока он снова не вернется в родное тело и не попытается опять сбежать, отомстить…

И если бы не Чарльз с его даром и стремлением помогать попавшим в беду, Эрика бы уже сожрали…

А теперь он был там, на суше, один, только что потерявший самого близкого человека — свою сестру. И Эрик бросил его, забывшись в своих поисках.

Здравый смысл подсказывал, что это было самым разумным решением из всех. В теле акулы он не мог помочь Чарльзу.

«Но Ангел-то мог послать на поиски сразу…»

Эрик клацнул зубами, но противное чувство вины не ушло. Обычно, он был не склонен заниматься самобичеванием по поводу отсутствия у себя альтруизма или чего-то вроде этого. Обычно, он подступал к любой проблеме максимально рационально, с холодным расчетом и злобой, направленной против Шмидта (ведь он был его главной проблемой). Обычно, он использовал других людей, как ресурс для достижения цели.

Обычно, он был один.

Мойра обещала прийти утром, но ни к завтраку, ни к обеду женщина так и не появилась. Проснувшись с противной тошнотой и звоном в ушах, Чарльз мечтал лишь о том, чтобы зарыться в водоросли, которые, колыхаясь в воде, ласкали бы кожу, снимая напряжение и боль. Но ни водорослей, ни воды здесь не было.

Солнце еще не встало, но в палате уже включился свет. Люди в белом начали суетиться, чем-то греметь, разговаривать и даже смеяться. На взгляд Чарльза в таком месте смеяться было просто не позволительно.

Всю ночь до пробуждения его мучили чужие мысли и сны, проникающие в голову. Из-за удара по голове или из-за препарата (а может всего сразу) ему было трудновато себя контролировать. С другой стороны, раньше Чарльз никогда не бывал в таком месте. Одно здание вмещало в себя людей больше, чем русалок жило в Багряной Долине. А Северное море было слишком просторным, чтобы все его обитатели кучковались в одном секторе…

Здесь же только в небольшом помещении — ре-а-ни-ма-ции — лежало около восьми человек. Страдающие от разных травм, боли и страха, мучающиеся тошнотой и жаром, они посылали свои мысленные мольбы к богу, но слышал их только Чарльз.

Видя, что ему нехорошо, медсестра вызвала врача и снова сделала какой-то укол. Боль и тошнота прекратились, и мысли стало контролировать легче.

Сегодня пациентов сторожила женщина средних лет. Она принесла Чарльзу что-то завернутое в полотенце и положила под ноги. От нечто шло горячее тепло. Мужчина убедился: чтобы это ни было, это самое гениальное создание человечества! В океане ему не нужно было греться, но на суше все оказалось иначе.

На завтрак принесли емкость с серо-белой жижей, малиновую воду в стакане и кусок хлеба. Что такое хлеб Чарльз знал: ходящие по берегу люди любили кидать его в воду, где толстые чайки и утки с жадностью ловили размокшие куски.

Поэтому это было первым, что он попробовал. Хлеб действительно был вкусный, мягкий и таял во рту. И почему он тогда не присоединялся к уткам?

Проследив за соседом по палате, чья голова была перебинтована, а на лице расплывался большой синяк, Чарльз взял в руки… (пальцы взлетели к виску, выискивая название предмета в голове соседа) ложку, и почерпнул ею сероватую жижу. Жижа была немного сладкой, и мужчина быстро ее проглотил. Все, что водилось в море, было соленым. Однажды Рейвен ради развлечения притащила с суши желтый фрукт. Такой кислятины Чарльз в жизни не ел…

Но это… Чем бы оно ни было имело бледный вкус, и пусть сладость была Чарльзу в новинку и не слишком приятна, он постарался побыстрее разделаться со странным завтраком. Рыбы здесь не было, и он сомневался, что кто-нибудь из людей оценит его стремление к поеданию сырых морских обитателей и водорослей.

Жидкость в стакане оказалась еще слаще и, скривившись, Чарльз все-таки отставил ее в сторону, ограничившись стаканом воды с прикроватного столика.

На сытый желудок выздоравливалось и думалось лучше. А обдумать было что. Офицер МакТаггерт должна была скоро прийти, и к ее приходу Чарльз вынужден решить, как поступить: сделать Мойру своим «крабом в узкой расщелине», используя телепатию (как бы ни была отвратительна ему эта мысль), или уйти отсюда вместе с ней, как можно быстрее. Она могла бы отвезти Чарльза к морю для встречи с Эриком или укрыть в своем жилище.

Чарльз не пробыл в больнице и суток, но уже хотел оказаться как можно дальше от этих стен и страданий людей, которые тут находились.