Граф Орлов и мелкий фюрер (СИ)

- Ты чё сегодня на моде? – спросила Аню однокурсница во время перемещения из одной аудитории в другую. – Свитер, джинсы и вот ЭТО. Выше меня стала, мать!

- Не поверишь, Юль, проспала и не заметила, что обуваю, - звонко рассмеялась Аня.

- Не знала, что у тебя в шкафу такие шмотки водятся, - призналась Юля, накручивая на палец русый локон. – Поносить дашь?

- Не могу, это сестры, - сказала Аня извиняющимся тоном. С Юлей они общались очень хорошо, хоть и познакомились всего два месяца назад, на второй день обучения в универе.

- Та ничё, всё равно б в клубе рухнула, - Юля хрипловато усмехнулась и махнула рукой.

- Заболеваешь, - хмуро констатировала Анна. Собеседница закатила глаза.

- Мамочка, только не надо меня лечить!

- А я не буду. Я на тебя Мише твоему нажалуюсь, пусть заставит шапку носить! – посулила девушка.

- Блядь, Ань, лучше б Графа поучила. Он, вот, на уроке кашлял, - привычно проворчала Юля.

- А он не болеет, - невозмутимо возразила Аня.

- Но кашлял же!

- Может, подавился чем, - Анне осталось только плечами пожать.

- Угу, слюной подавился, глядя, как ты у доски топчешься. Граф нашёл свою шальную императрицу,- пропела Юля, шутливо пихая подругу в бок.

- Мля, какая я тебе императрица? – изумилась Аня.

- Шальная! – радостно провозгласила Юлия.

- Гуляааай, шальная, - на автомате начала Аня. Была у неё привычка на каждое слово запевать песню. Музыкальное образование – страшная вещь. Юля расхохоталась и песню подхватила.

========== 2. Простите-извините или о минусах хорошей памяти. ==========

- Hey, Maria! – поздоровалась Аня и улыбнулась, услышав весёлое «Heeey!» в ответ.

Со смешливой сероглазой Марией Аня подружилась давно, в языковом лагере. Сейчас их разделял океан и километры суши, но – слава Богу – замечательной программе «Skype» было вполне по силам ненадолго соединять Колумбию с Россией. Подруги звонили друг другу раз в пару недель или месяцев, делились новостями и обсуждали такие постоянные величины, как бестолковые красивые парни, котики и казусы, случающиеся у каких-нибудь переводчиков.

- By the way, I wanted to ask you about one phrase, - (кстати, я хотела спросить тебя об одной фразе) начала Аня и старательно воспроизвела то, что запомнила, когда Александр Григорьевич решил поговорить на языке латинских народов.

Мария выпучила глаза.

- Are you sure? – (ты уверена?) настойчиво спросила колумбийка.

- Almost, - (почти) ответила Аня, несколько удивлённая реакцией подруги. – So, what does it mean? – (так что это значит?)

- Who told you that? – (кто тебе это сказал?) осторожно поинтересовалась Мария.

Аня нетерпеливо вздохнула, но рассказала всю историю от начала до конца. Смена эмоций на лице колумбийки была забавной, но очень нервировала.

- Mgm… He wants to… he said… He wants you! – ( он хочет… он сказал… он хочет тебя!) выпалила Мария, явно убрав из перевода три четверти исходного предложения.

- No, no, no, I heard something about table. Stop kidding! – ( нет, нет, нет, я слышала что-то про стол, хватит прикалываться!).

- You don’t wonna hear the whole sentence, - ( ты не хочешь услышать всё предложение) убеждённо сказала жительница Колумбии. Анна наградила её тяжёлым взглядом. Мария обречённо вздохнула. – «I wish to see you moaning for me on this table, little rebellious fairy*», that’s what he said, - («я мечтал бы увидеть, как ты стонешь для меня на этом столе, маленькое воинственное существо из сказок», вот, что он сказал).

- Are you sure??? – (ты уверена?) теперь спрашивала Аня. И не то, чтобы очень хотела знать ответ.

- No, because the phrases you told me were not complete sentences. You missed something, - (нет, потому что сказанные тобой фразы не были нормальными предложениями. Ты что-то пропустила) немножко язвительно ответила Мария. И добавила: - There also was something about fu… sex with you, - ( там ещё было что-то о том, чтобы тебя тра… заняться с тобой сексом).

- Fuck!** - эмоционально резюмировала Аня.

- Exactly, - (весьма точное слово) мрачно пошутила колумбийка.

- Oh, fuuuck…

Фразы-фразами, столы-столами, а в универ всё-таки ходить надо. Аня прилежно ходила, на лекции Графа старалась больше не опаздывать и болтать не по делу стала в три раза меньше. И даже полторы недели нормально отучилась. Александр Григорьевич заметил, но щурился и молчал. Однокурсники не молчали. Молодые умы требовали хлеба и зрелищ, и если отбирать у мелкой Самошиной первое никто не рвался, то обеспечить вторым требовали все.

- Чё, Самошина, кончились у тебя шуточки? Нечего сказать? – злорадно спросил высокий Бобровский, наклоняясь к однокурснице.

- А я вам, сударь, что, клоун, чтоб бесконечно прибаутками развлекать? Да и на кой вам, любезный? Вы же их всё равно понять не изволите, - иронично выдала Аня

- Ты не клоун, ты Джокер! – послышалось откуда-то сзади.

- Прости, но волосы, как видишь, не зелёные, - лениво ответила девушка.

- Арлекин! – заорал кто-то из девчонок.

Аня откинулась на стуле, развела руки в стороны и звонко запела:

- Аааах, Арлееекино, Арлекино! Нужно быть смешным для всех, Арлекино, Арлекино, есть одна награда – смех!

От двери раздались хлопки. Аня шутливо задрала голову и резко взметнула руки вверх. Потом посмотрела, кто стоит в дверном проёме, и лицу резко стало жарко. Жарко в подобных случаях становилось от дикой смеси всевозможных эмоций. Видимо, мозг впадал в панику и требовал себе больше крови.

Хлопал Александр Григорьевич.

- Здравствуйте, Александр Григорич, - как ни в чём не бывало улыбнулась Аня. Привычка у неё такая была – несмотря на панику, истерику и другой пиз@ц, делай вид, что так и надо. Поэтому желудок был награждён гастритом на нервной почве, а сама девушка – званием бесстрашной и неунывающей.

- Лучше бы ты, Самошина, на паре так заливалась, - сказал Граф, подходя к кафедре. – Раньше ты как-то бодрее отвечала.

- Красноречие – дар божий. Бог дал, Бог взял, - оправдалась Аня.

- Мда? Что, прямо специально с моих пар взял? – скептицизмом от преподавателя фонило, как от Чернобыля радиацией. Его можно было черпать из воздуха ложками и смертельно травиться, как мышьяком.

- Ну что молчишь? – Граф снова обратился к Анне.

- Скажи, не молчиии… - затянула девушка, но после этих слов и остановилась. Правда, продолжение студенты и так знали, а потому захихикали.

- Ай, косинус с тобой, - махнул рукой оскорблённый гуманитарий и перешёл на английский.

Аня всю лекцию старалась молчать и боялась даже гадать о реакции препода на свои гипотетические комментарии. Только один раз не удержалась, и на какую-то цитату о словах ответила машинально:

- Некоторые слова лучше не то, что не знать, даже не слышать, потому что запомнишь, узнаешь, и с этим надо будет жить…

- Что-что, Самошина? – погромче спросил Александр Григорьевич. От едва заметной агрессии в голосе Аня сжалась. Очень сильно на неё чужие эмоции влияют.

- Не-не, Александр Григорич, простите пожалуйста, я отвлеклась… - осознав, что почти повторила давешние извинения препода, девушка напряглась ещё сильнее. Даже опустилась до того, что испуг всё же скользнул во взгляде, несморя на вечное улыбающееся «так и надо».

Граф на это тоже весьма странно отреагировал. Он собственной фразой подавился. Помолчал секунду – пережёвывал, видимо – слова свои проглотил и продолжил занятие.

После звонка на перерыв, когда студенты выплывали из аудитории, Аня услышала неожиданное:

- Самошина, задержись пожалуйста.

И она задержалась. Получила сочувствующий взгляд от Юли с Мишей, любопытные от других ребят и показала им всем язык. А что ещё оставалось? Так и надо! Девушка покорно подошла к учительскому столу. К тому самому злополучному столу. А стол был добротный, деревянный, на широких устойчивых ножках. На такой двух Ань уложить можно, и ещё немного места останется. Лицу снова стало жарко, в ушах застучало, дыханье спёрло. В непослушной голове с излишне развитой фантазией вихрем пролетели варианты возможных событий. Вот Александр Григорьевич встаёт, закрывает на ключ сначала тяжёлую металлическую дверь, потом старую деревянную. Металлическая закрывалась бы с неприятным гулом, а деревянная обречённо скрипела бы. И замочек бы щёлкнул отвратительно громко. А Аня стояла бы дура-дурой, ни сказать ничего, ни сделать. И спрашивать «Что вы делаете?!» язык бы не повернулся. И Александр Григорьевич подошёл бы к клятому столу и к дрожащей Ане, усадил бы её, как куклу, на деревянную поверхность… Или наклонился бы к ней с высоты своих метр восемьдесят с лишним и разложил поверх своих драгоценных бумаг…