Притворись (СИ)

Вздохнув, он опустился на колени в позу для медитации и почти мгновенно погрузился вглубь сознания. Вполне достойный результат долгих лет тренировок. Но порой даже они не помогали сохранять спокойствие, предписанное традициями джедаев.

Теоретически умиротворение проистекало из честности и уважения, но эта связка не работала на практике. Уважение вело к восхищению, восхищение – к симпатии, симпатия – к страсти, страсть – к любви. Или типа того. Во всяком случае, у Оби-Вана по отношению к его мастеру случилось именно так. Так что он стоял на коленях в своей комнате в полной темноте, скрываясь от собственных чувств, слишком сильных, чтобы показывать их. Он учился скрытности.

Но чтобы спрятать свои чувства, сначала их надо было успокоить, что у Оби-Вана никак не получалось. Они посмеивались над ним, подкалывали, крутились внутри него. Маленькие монстры. Неразделенное желание и невзаимная любовь, ощущение неполноты, одиночество, отчаянная страсть. «Не могу сконцентрироваться». Чувствуя раздражение, он встал, размял ноги и начал расхаживать в темноте, потирая глаза и лоб.

Он нервничал. Квай-Гон всегда говорил, что он слишком нервничает. Оби-Ван хорошо это скрывал, но мастер, как правило, все равно чувствовал, и падаван полагал, что его это нервирует. Оби-Ван прятал хамоватое раздражение под маской благодушия так же легко, как большинство джедаев сохраняли его постоянно. Оби-Вану всегда было любопытно, что можно счесть большим мастерством. Сейчас, беспокойно наворачивая круги в кромешной темноте, он бы многое отдал за один шанс выругаться перед Советом – зло, сжав кулаки, бурно жестикулируя, и не гадать при этом, а не перешел ли он на клятую Темную Сторону.

В конце концов, ну что это за организация такая? Один шаг в сторону и все, ты Лорд Ситх. И как Совет расценит его гнев, его вожделение? Что скажет о животной похоти? Или о том, что он мог бы направиться прямиком в комнату Квай-Гона и взять того – без промедления – прямо на полу. А ведь это бы тотчас искупило все годы отчаяния. «Да, Падаван, возьми меня!» – услышал он в своей голове, и возбуждение затопило его, как расплавленная магма. Что делать с этим нестерпимым голодом? А как же нежность и преданность? Он постарался сосредоточиться на них и успокоить мучительное возбуждение, но потерпел ожидаемое поражение.

Значит, в этом все дело? Значит, все его перебранки с мастером – просто результат многолетней неразделенной страсти? Он очень сомневался. Но Оби-Ван понял, что бессилие, разочарование и одиночество были куда более страшными демонами, чем он готов был признать. Он глядел в эти глубокие небесно-голубые глаза слишком долго, его направляли большие, сильные руки, он чувствовал напряжение этого огромного, гибкого тела в битве. Как бы он хотел, чтобы эти руки, и глаза, и тело делали с ним совершенно другие вещи, и невыполнимость желаний не могла умалить их.

– Оби-Ван, – приглушенно прозвучал голос Квай-Гона, и дверь скользнула, открываясь перед ним. В тусклом свете, падающем из коридора, он с удивлением увидел Оби-Вана, который стоял, напряженно замерев посреди совершенно темной комнаты и уже явно успел себя чем-то накрутить. – Для того, кто сидит так тихо, Падаван, от тебя исходит слишком много беспокойства.

Оби-Ван вспыхнул, понимая, что, должно быть, фонил на всю округу.

Квай-Гон включил мягкий свет, чтобы не травмировать глаза ученика.

– Не хочешь ли ты рассказать мне, что происходит? – тихо спросил мастер, проходя в комнату и садясь на кровать Оби-Вана.

Не в силах больше сдерживаться, Оби-Ван на одном дыхании выложил все свои проблемы с Кодексом, подавляемыми эмоциями, сексуальным желанием и любовью, не называя, разумеется, никаких имен.

Квай-Гон неотрывно смотрел на него. Даже сидя он являл собой внушительную фигуру. «Интересно, на сколько сантиметров он может быть внушительнее?» – безрассудно подумал Оби-Ван и немедленно осадил себя, пока мысль не просочилась наружу. Проклятые демоны.

– Кодекс говорит только о тех эмоциях, которые мы не можем контролировать, которым мы позволяем управлять нами. Эмоции, которые мы высвобождаем в Силу, – совсем другое дело, Оби-Ван. Мы уже это проходили, – ни нотки неодобрения не прозвучало в его голосе, но и ни намека на поблажку.

– Да, Мастер, но…

Оби-Ван мерил шагами комнату, почесывая затылок и теребя косичку. Квай-Гон видел, как тот нервничает.

– Значит, ты уже не первый год испытываешь к кому-то сильные чувства, в том числе сексуальное желание, и считаешь, что именно они нарушают твое душевное равновесие? – Квай-Гон всегда обладал раздражающей способностью сводить самые бурные переживания Оби-Вана к исключительно сухим формулировкам. – Пробовал ли ты… поговорить с объектом своей страсти?

Квай-Гон мрачно покосился на своего падавана. Тот перестал метаться и встретился с ним взглядом в попытке разгадать выражение лица мастера, которое, как всегда, было непроницаемым.

– Не… – Оби-Ван облизнул губы. – Не на эту тему, – запинаясь, пробормотал он.

Иногда Оби-Ван надеялся, что в некоторые, вполне определенные моменты мастер слышит его через учебную связь. Временами ему казалось, что было бы лучше и проще, если бы его поймали с поличным, чем признаваться самому. Сложно было даже представить, как бы он подступился к такому разговору.

– Вот и ответ, – живо отозвался Квай-Гон. – Уверен, что такой привлекательный молодой человек, как ты, обязательно добьется успеха, – загадочно добавил он.

Оби-Ван не мог понять, высказывает ли он собственное мнение или говорит абстрактно. И, конечно, оставалась прискорбная вероятность того, что мастер считает Оби-Вана привлекательным, но остается к нему равнодушным. Оби-Ван с трудом придал себе спокойный и невозмутимый вид.

– Не уверен, Мастер, что в данном случае смогу воспользоваться вашим советом, – сказал он, и сердце его сжалось от противоречия между холодным голосом и горячими чувствами.

Квай-Гон внимательно посмотрел на него:

– Думал ли ты о том, чтобы реализовать свои желания с кем-нибудь другим?

Оби-Ван открыл рот и прирос к полу, усиленно отводя взгляд. Это было немыслимо. Даже у него было не столь богатое воображение, чтобы притвориться, что…

– Нет, Мастер, это не приходило мне в голову.

И в жизни бы не пришло.

– Давай посмотрим, – сердечно предложил Квай-Гон. – Этот кто-то – человек?

Оби-Ван кивнул.

– О, весьма удобно. Мужчина или женщина?

– М-мужчина, – Оби-Ван задумался, насколько далеко может зайти мастер, сужая круг возможных вариантов.

– Возраст?

Оби-Ван шумно вдохнул, покачал головой и неопределенно махнул рукой.

– Ну что ж. Возможно, ради возвращения внутреннего спокойствия, мне следует доставить тебе такое удовольствие.

Глаза Оби-Вана распахнулись в немом изумлении.

– Я хочу сказать, Падаван, что, воплотив в жизнь свои фантазии, ты, возможно, сумеешь избавиться от этой конкретной проблемы. Решить ее в голове.

Если бы мог, Оби-Ван уставился бы еще сильнее:

– Вы сделаете такое для меня… а как насчет ваших собственных сложностей?

Квай-Гон слегка улыбнулся:

– О, я уверен, что найду способ с ними справиться. Мы делаем, что можем тогда, когда можем, Падаван.

Оби-Ван потряс головой, отводя взгляд, но колесики уже завертелись: «а что если». А вдруг. У него помутилось в глазах при мысли о том, чтобы притвориться, что он притворяется, что он с кем-то другим. Он снова потряс головой, соображая, что более нелепо: согласиться или отказаться. Ему выпал шанс осуществить свои желания. Но хочет ли он воспользоваться этим шансом, зная, что Квай-Гоном двигает только бескорыстное желание помочь несчастному падавану?

И, конечно, самый главный вопрос: а какая на самом деле разница?

– Это было бы… очень любезно, – заикаясь произнес он, смутно понимая, что разница есть, что ему очень не все равно, с чего Квай-Гону пришла такая идея. Но его джедайское самообладание таяло под спокойным, вопросительным взглядом мастера, как шоколад на языке.