Красная - красная нить (СИ)

- Эй, – кашлянул Майкл. – Только давайте без этого. Между прочим, я ещё здесь.

- Моя очередь, – весело ответил я, перегибаясь через Джерарда и забирая косяк. Затянулся – неторопливо, вдумчиво, перекатывая на языке травяной, густой и немного едкий дым, ощущая каждым сантиметром трахеи, как тот клубится всё ниже и наконец оседает на альвеолах лёгких. Кажется, голова у меня приятно поехала уже тогда, когда дым даже не добрался до дна лёгких.

Я медленно выдохнул эту затяжку и пристроил самокрутку между губ снова, вспоминая вечер, в который мы с Джерардом до утра рисовали комикс для Блома. Вечер, когда Джерард пел мне песню Вэнди из «Питера Пена», а меня его голос пробирал до мурашек и путаницы в пальцах на струнах, пока я ему подыгрывал. Это время, с момента, как я переехал с матерью в Ньюарк и до сегодняшнего дня, было чертовски насыщенным, ярким, и это было таким новым для меня, обычного подростка, вывалилось таким количеством мыслей и открытий, что я смотрел вглубь себя, затягивался третьей затяжкой и испытывал что-то, очень похожее на гордость и удовлетворение. Что бы там ни было впереди, но этот свой год я бы не променял ни на какие сокровища мира.

Я успел передать косяк Джерарду, как в дверь за нашими спинами постучали, и раздался бодрый голос Елены:

- Мальчики, спускайтесь на чай, я уже налила и порезала пирог.

Мы замерли, а через мгновение – когда дверь так и не открылась (Господи, храни Елену Ли Раш!) – снова расслабились. Джерард двумя торопливыми затяжками прикончил самокрутку, чуть не обжигая губы, а я внутренне чувствовал себя стальной натянутой струной – так легко, весело и звеняще, что даже рассмеялся.

- Так, Фрэнки, – обернулся Уэй и строго – и с этим хитро и забавно – посмотрел на меня, словно оценивая состояние. – Держи себя в руках, окей?

- Договорились, – клятвенно пообещал я, улыбаясь.

- Майки, иди вперёд, мне кое-что…

- О, боже, не продолжай, – младший Уэй закрыл уши руками и поскакал вниз по лестнице.

Я замер на пороге комнаты, когда Джерард застрял возле стола и снова открыл выдвижной ящик. Он вернулся ко мне со стопкой нетолстых тетрадей, и я, замирая каждой клеточкой тела, понял – это, чёрт, его скетчи, его тайны, население его буйной головы и ящик Пандоры в одном флаконе. Мне даже стало немного зябко от осознания, что он мне протягивает – со странной смесью надежды и неуверенности.

- Это…

- Это то, чем я жил эти месяцы, пока мы толком не общались, Фрэнки, – перебил меня Уэй и уверенно, будто очертя голову, сунул скетчи мне в интуитивно протянутые руки. Я ощутил их лёгкость и неимоверную тяжесть одновременно, пальцы сжались на шероховатой бумаге титульного листа: попробуй отобрать – и не выйдет, только если вместе с руками.

Я смотрел на него в темноте комнаты, пытаясь разгадать выражение глаз, хоть какой-то знак, потому что я вдруг невероятно разволновался. Джерард шумно вздохнул, и я вдруг шагнул к нему ближе, обнимая крепко-накрепко, притягивая за шею свободной рукой. Кожа, такая гладкая и тёплая, с колючими короткими волосками под пальцами, плавила меня.

- Ох, Джи, – сумбурно выдохнул я, захлёбываясь вдруг враз навалившимися чувствами, осознанием того, ч т о именно он сейчас сделал. Глазам, а затем и щеке стало мокро. Он обнял меня, стиснул в руках спустя пару мгновений, и словно расслабился, отпуская себя на волю.

- Как же я хочу, чтобы завтрашний день поскорее прошёл, – прошептал Джерард мне за ухо.

- Я люблю тебя, – тихо ответил я, и меня словно электричеством ударило – я безумно заволновался из-за сказанного. Испугался, что это не вовремя, не в тему, что…

- Я тоже… Чёрт, Фрэнки, я тоже, – он притянул меня ещё сильнее, буквально перекрывая доступ кислорода, и прижался тёплыми губами к коже пониже уха. Мне показалось, что почва к чертям уходит из-под ног. Что мы зависли в невесомости, утопли друг в друге, и никогда больше не будет чего-то другого, что всё особенное, что есть между нами, только здесь и сейчас, и больше ничего – совершенно ничего не нужно и не имеет значения. Не знаю, что было виной моему нестабильно текучему эмоциональному состоянию – долгое воздержание от общества друг друга или выкуренный на троих косяк… Я предательски всхлипнул.

- Эй, Фрэнки, перестань, – мягко заговорил Джерард, поглаживая по спине. – Это всего лишь три альбома второсортных набросков, не стоит так…

- Заткнись, – ответил я и укусил его за ухо. Вкусно. Солёно и потрясающе вкусно! – Пошли вниз? – предложил я, отстраняясь. – Только в ванную зайду на минуту. Умоюсь хоть…

- Фрэнки, ты только… не смотри сейчас. Посмотришь дома, когда будет настроение, ладно?

- Хорошо, – кивнул я и мягко выпутался из кольца уверенно обнимающих рук.

Вечером, когда я вернулся домой с замотанными в бумажный пакет альбомами, меня почти у порога встретила мама со странным выражением на лице.

- Где ты пропадал весь день? – спросила она, наклонив голову и пропуская меня в ванную.

- Ох, – я был ещё на долбаном подъёме и не почувствовал в её позе, голосе и выражении лица надвигающейся грозы. – Сегодня вручали аттестаты выпускникам. Мы поздравляли Джерарда и Рэя, – сказал я, отфыркиваясь от воды.

- Ясно, – прохладно протянула она. – Ужинать будешь?

- Нет, мам. Мы посидели у Уэев, немного отметили. Была их бабушка.

Мама молча развернулась и ушла в кухню.

- Мог бы и предупредить, – прозвучало вдруг громче, чем обычно. Зазвенела стеклянными боками убираемая в холодильник посуда с нетронутой едой. – Я, вообще-то, ждала тебя к ужину.

И тут я понял, что лоханулся. Я так замаялся последние дни, что был совершенно уверен – мама в курсе всех моих планов. Но то, что для этого надо хотя бы говорить о них – от меня совершенно ускользнуло в горячке тестов и подготовки.

- Ма-ам, – протянул я, отправляясь вслед за ней на кухню. – Ну прости, серьёзно, я ступил, – я подошёл сзади и аккуратно, словно ожидая, что оттолкнёт, обнял её за плечи. – Я так замотался с этими контрольными неделями… Я был уверен, что сказал тебе, прости меня.

Плечи под моими руками едва заметно расслабились и опустились. Её лёгкое домашнее платье щекотало подушечки пальцев узелками вышивки на ткани.

- Ладно, допустим, что так, – сказала она, ставя чайник на плиту. – Чай-то попьёшь со мной?

- Конечно.

За чаем я узнал, что меня собираются использовать завтра в личных целях весь день.

- Я надеялась сходить по магазинам, съездить в центр, прогуляться, потом можно зайти в кафе, – улыбаясь между глотками чая, говорила она. – Мы уже так давно не выбирались никуда вместе, что подумать страшно. Надеюсь, у тебя нет никаких планов?

«Нет, нет, совершенно», – подумал я, отчего-то вспоминая про выпускной Джерарда. Естественно, я не собирался туда идти, меня бы и не пропустили. Но почему-то мысли о вечере, когда пьяный и уставший Уэй вернётся домой, что-то творили с моим разумом и телом, заставляя сладко сосать под ложечкой.

- Я в твоём распоряжении, – как можно искреннее ответил я, готовясь морально к непростому дню.

Ночью разразилась потрясающая в своей дикой неистовости гроза. Она долбила дождём в открытые окна, заставляя вскакивать с кровати и наспех их закрывать; разрезала тёмное сгущенное небо ломаными нитями молний, грохотала оглушающим громом, а потом схлынула, утянула тяжелые тучи куда-то на восток, оставляя после себя удушающе-влажный тяжёлый воздух.

На следующее утро меня разбудил стук в дверь и мамин голос:

- Фрэнк, отец звонит, иди, возьми трубку.

Я кое-как разодрал слипшиеся ресницы, несколько секунд полежал, приходя в себя в душной комнате – не спасали даже вновь открытые настежь окна, – и, замотавшись в простынь, встал с кровати. По жаркому времени я спал без всего, и это было приятно и неловко одновременно – ночью я часто раскрывался, скидывая с себя покрывало.

- Алло? Пап? – сонно пробормотал я и тут же зевнул.

- Привет работникам интеллектуального фронта, – усмехнулся отец в трубку. – Ты что, ещё дрыхнешь? Уже двенадцатый час.