Горизонты (ЛП)

— От дерьмо, — пробормотал он и, поднявшись на дыбы, проревел: — Ни какая выблядская дверь не сможет остановить Тостерокалипсис! — и впечатал свои пылающие копыта в металл. От удара на поверхности двери остались дымящиеся линии, но сама она осталась неповреждённой.

— Я смогу её открыть, — прокричала Даззл, метнувшись к терминалу рядом с дверью. Она несколько раз стукнула по его боку, а затем принялась печатать при помощи рога. — Мне на это потребуется минута.

— Можешь не торопиться, шлюшка, — произнёс Тостер, поворачиваясь к прибывшему к Отродьям подкреплению. Дюжина, или около того, убитых у двери Отродий была ничем по сравнению с изливающейся со всех сторон ордой. Тостеры на его броне вспыхнули, когда он врезался в ближайшую группу атакующих, но на этот раз ему не доставало его прежней разрушительной скорости. Двое Отродий навалились на него с обеих сторон, не обращая внимания на то, их собственная плоть начала гореть и потрескивать, в то время как ещё трое поливали его потоками свинца. Пули всё же нашли бреши в его броне, и меж пылающих кухонных приборов из ада начала течь, и дымиться кровь.

Брут, столь же безжалостный как и раньше, врезался в своих собственных противников, но теперь киберзебры наваливались на него сверху, образуя всё увеличивающую кучу. Подобно опрокидывающейся горе, чёрный жеребец повалился назад, погребённый под холмом из Отродий над ним. А они, в свою очередь, добавили в свой арсенал кое-что новенькое — и вытащенные из ножен серебряные ножи, устремились вниз, а затем поднялись, омытые кровью.

— Пхошли! Пхочь! Пхаршивые! Ублюдхи! — ревел Хаммерсмит, и вращающийся молот поражал противников при каждом слове, в то время как он сам пихал и пинал пытавшихся окружить его Отродий. Орущий единорог с трудом удерживал их на расстоянии, отбивая в стороны копыта и ножи. Но он ничего не мог поделать с попадающими в него пулями, и даже его толстая металлическая броня начала проминаться под их напором.

Винтовка Шторм Фронт рявкала также резко как автоматическая, бронебойные пули рвали не только Отродий, но и их не способное к самовосстановлению вооружение. Спокойная улыбка блуждала по его губам, а подвеска в виде половинки сердца покачивалась, свисая с переднего копыта. И эта улыбка не исчезла, даже когда ответным огнём в него попали в первый раз, а затем и во второй.

Кендлвик вращал свой фонтанирующий пламенем огнемёт, посылая потоки огня поверх голов других Жнецов. Отродья атаковали жеребца, и Кендлвик заставил их растаять подобно тому, истаивают тени в полдень под безжалостными лучами солнца.

А затем была вспышка, и в углу его поля зрения появилось Отродье-единорог. Полыхнуло серебром, и копьё раскаленной боли пронзило драконью шкуру, что он носил, и вонзилось в его грудь. Единорог провернула нож и выдернула его, кровь полилась из бока Кендлвика и рванулась из его горла, когда, зажатый в магической хватке, сияющий, невозможно острый нож метнулся к его позвоночнику.

И в этот момент появился большой Папочка. Костлявый старый земнопони двигался так мягко, настолько точно, и столь прекрасно, что Кендлвик едва мог уследить за ним. Взвившись в воздух, он отбил клинок в сторону, а при приземлении, широким взмахом передней ноги начисто отколол Отродью рог. Одновременно с этим, задними ногами он зажал её шею. Большой Папочка с силой крутанулся всем телом, и шея кобылы издала отчётливый треск. Отродье-единорог обмякла, старый жеребец перекатился вперёд и зашвырнул её ещё подёргивающийся труп в кучу врагов, навалившихся на Брута.

— Выпей-ка зелье, сынок, — прохрипел Большой Папочка, прежде чем почти небрежно продолжил сражаться. Словно торнадо, он ворвался в гущу Отродий, нанося бурю пинков, ударов, укусов и тычков, от которых те не могли ни оправиться, ни достаточно быстро среагировать. Кэндлвик принял зелье и поспешил проглотить его, чтобы не захлебнуться в собственной крови, но всё же ему пришлось пережить ещё несколько секунд кашля и малиновой рвоты. Большой Папочка закусил один трофейный нож, ещё пару зажал в копытах и закружился с завораживающим изяществом. Прошло пять секунд и пять нападающих, дожимавших Хаммерсмита, повалились на землю, разбрызгивая артериальную кровь. Затем лезвия вспорхнули с его копыт, найдя глазницы Отродья, стрелявшего в Шторм Фронта. Он повернулся к нападавшим на Брута, которые как раз отпихивали брошенный в них труп. Всякое горло, попадавшееся на пути его копыт, оказывалось разорвано, а рёбра вскоре пронзали лёгкие или сердце. Копыта Большого Папочки несли саму смерть.

С почти явной неохотой он пришёл на помощь Тостеру, прикончив прижавших того стрелков и давая пылающему жеребцу возможность беспрепятственно прикончить горящее Отродий. Лечебные зелья были выпиты, но становилось ясно, что Жнецам придётся куда труднее, чем они предполагали.

— Даззл, время! — рявкнул он.

— Полминуты. Я почти справилась, — отозвалась Вспышка, не отрываясь от терминала.

— У нас нет половины минуты, — серьёзно заметил Брут.

— Чего? Ещё полосатые ублюдки? — весело воскликнул Тостер. — Подавайте их сюда! Я сожгу всех этих… — тут он замолчал, потому что расслышал нарастающий рёв двигателя и грохот гусеничных траков. Спустя мгновение, в поле зрения показался надвигающийся на них огромный танк, чья двуствольная башня уже начал брать их на прицел. Лучи включившихся прожекторов ударили в закрытую дверь бункера и в собравшихся перед ней пони. — Блядь, — пробормотал Тостер.

— Тхакая штука нам не по силам, — согласился Хаммерсмит.

— Брут, — позвал Большой Папочка, не сводя глаз с боевой машины и открывая седельную сумку. Покопавшись в ней, он вынул единственную чёрную бутылку, покрытую зебринскими символами.

— Да?

— Закончи это дело, сынок, — старый пони бросил сумки Бруту, а затем сделал большой глоток из испещрённой глифами фляги, поморщился и схватился за грудь.

— Чёртовы зебринские зелья. На вкус всегда как дерьмо. — Фляга упала на землю, из её горлышка капало что-то светящееся.

— Да, сэр, — пробасил огромный чёрный жеребец. — Они сделают, и я тоже.

— Вот молодец. — С этими словами, Большой Папочка выпрямился в полный рост. Он не сделал ни единой попытки укрываться за чем-либо, или двигаться незаметно, и это при том, что, казалось, все стволы были направлены на коричневого пони. Танк открыл огонь из пулемётов, и Большой Папочка просто перепрыгнул ринувшийся на него поток свинца, а затем поднырнул под ним, когда тот пошёл в другую сторону. Он двигался в буре огня и металла и, казалось, ничто не способно коснуться его. Рявкнули пушки и пони исчез в облаке пыли и дыма.

Кэндлвик напряг зрение, всматриваясь в оседающую пылевую завесу. А затем с неба рухнул пони. Костлявый жеребец теперь сиял, будто его тело было наполнено светом. Он завис в воздухе, раскинув передние копыта, а затем врезался в танк с силой артиллерийского снаряда. Сверкнула вспышка, сорванные турели и пушечные стволы взвились ввысь, и машина испустила отчаянный металлический вопль, будто смертельно раненый зверь. А мгновенье спустя, детонировал боезапас, убив всех Отродий вокруг танка и над обломками выросло зелёное грибовидное облако, накрывая окрестности радиоактивным мусором.

Ещё секунду в самом эпицентре этого взрыва стоял светящийся пони. Теперь он не казался старым и немощным, а был сильным, уверенным в себе и… уставшим. Его взгляд, протянувшись через поле боя, прошёлся по Жнецам и он чуть заметно улыбнулся в знак одобрения. Сияние его становилось всё более и более ярким, скрывая его полностью. Затем он склонил голову и распался облаком крошечных искр, что исчезли из виду, уносимые на восток эфирным ветром.

— У меня получилось, — прохрипела Даззл, распахивая ворота.

Брут развернулся и, словно лавина, вломился внутрь, сметая Отродий и расшвыривая их по стенам, крича от ярости и тоски. Хаммерсмит подобрал магией несколько обронённых серебряных клинков и молча побежал следом, добивая Отродий, что ещё могли шевелиться после встречи с Брутом.