Место третьего (СИ)

— И вы думаете, я вам помогу?

— А вы середину истории не хотите услышать? Я очень недоволен тем, что сделали Луны. Это противозаконное решение вынес единственный преподаватель, а осуществил один из его наглых подопечных! Мне не дали его оспорить, моего мнения не спросили. Они просто забрали её — и всё! Увели практически силой. Потом они, конечно, долго извинялись, нахваливали моего нового Бойца, устроили ему тест-драйв, выставив против сильных соперников… Одним словом, мне оставалось только забрать его и убираться восвояси. Но я решил, что найду своего истинного Бойца. Я бросил все силы на поиски, но безрезультатно. Зато я начал находить кое-кого другого. Озлобленные пары. Также насильно разделённые Жертвы и Бойцы. Системные, потерявшие пару и не сумевшие найти замену в Лунах. Кто-то, кого исключили, выгнали… какие-то тёмные дела. Сэймей-сан, вы представляете, сколько недовольных Лунами проживают в одном с нами городе? Целая армия. Не все, конечно, возникают открыто, многим всё равно, но… Но я нашёл несколько пар, которых роднят со мной если не мотивы, то однозначно — цели.

У этого типа такая каша в голове… Хлебать я её не собираюсь, да и ложку он мне протягивать не торопится. Тогда почему такое чувство, что он постоянно пытается вывести разговор на какую-то нужную ему тему? И не просто вывести, а сделать так, чтобы я сам вышел, задавая предсказуемые наводящие вопросы. Вот сейчас, похоже, самое время спросить об этих самых целях, что сразу сделает меня человеком, заинтересованным в разговоре. Только мне не это интересно — интересно, какой итог нашей встречи он спрогнозировал.

— Пытались найти Бойца, а нашли кучку оппозиционеров, — пожимаю я плечами. — Хотите организовать клуб анонимных системных вдовцов и теперь кандидатов подыскиваете?

— Неудачный повод для шуток. Вы же не знаете, что такое потерять свою пару. И вы даже не представляете, что из себя на самом деле представляет организация «Семь лун».

— Общество, контролирующее деятельность системных на территории Японии.

— Это кусок параграфа из учебника, — морщится Хидео. — Вы не задумывались, почему в составе Совета преобладают несистемные? Вы не размышляли, как обстоят дела в других странах? Вы не думали, как могут быть связаны Луны с другими подобными организациями за рубежом? Вы не догадываетесь, как они используют системных ради собственной выгоды?

Он умолкает, переводя дух, и откидывается на спинку стула. Я молчу, предвидя, куда он клонит. Передо мной либо лиса, тщательно выковыривающая куриные перья из зубов, либо сходящий с ума от горя вдовец, уже не знающий, кому пожаловаться на плохих Лун. Склоняюсь всё-таки к первому, если отталкиваться от постулата, что Бойцов как Юрио таким кретинам не дают.

— Это не риторические вопросы, — продолжает Хидео, — и, возможно, они не раз приходили вам в голову. Вы же, Сэймей-сан, и сами понимаете, что во всей этой системе скрыт подвох. Иначе не ненавидели бы так директора школы.

— Кто вам сказал, что я его ненавижу?

— Ваши поступки говорят больше, чем любые слова отрицания. Я вывел определённую закономерность в ваших поединках. Одно время вы вызывали только его выпускников — а это уже личное. Так что это или ненависть, или ребяческое желание что-то доказать. Прошу прощения.

Хидео внезапно встаёт и скрывается за ширмой, где, по-видимому, расположился санузел. Взял верную ноту, чтобы оставить меня ненадолго «подумать». А думать, собственно, не о чем. Всё ясно и так.

Если скроить воедино все прозвучавшие за этим столом тезисы и как следует обработать… Получим примерно следующее. Хидео лишили Бойца, Хидео зол на Луны, Хидео нашёл и других недовольных. Между первым и вторым явно не хватает связки. Если прибавить ко всему те выводы, которые он сделал обо мне, моих отношениях с Лунами в целом и Минами в частности…

Хидео в отместку собирается нанести по Лунам удар. Вот и пропущенное звено. То есть пока не собирается, а просто планы строит. Собираться — это разворачивать уже конкретную деятельность, а он пока только почву прощупывает. Не знает, с какой стороны подступиться. Для этого ему исполнитель нужен. Тоже обиженный на «Семь лун». Если не из-за чистого Бойца, так из-за выходок директора. На самом деле неважно из-за чего, тут ключевое слово одно — «обиженный». И в главной роли этого бунтарского спектакля он видит меня. Любопытно.

Но нужно как следует надо всем этим поразмыслить и всё взвесить, прежде чем кидаться в неясную авантюру или отказываться. Главным образом, измерить степень риска по отношению к возможной выгоде. Что с этого получу я, я так пока и не услышал.

Вырвав из тетради листок, пишу: «А-11» , — оставляю на столе вместе с сотней йен за чай и ухожу, пока не вернулся Хидео. Сейчас продолжать разговор бессмысленно, раз ему нужен какой-то конкретный ответ уже сегодня. Да и не люблю я, когда меня загоняют в угол необходимостью срочного принятия решения. Лучше подумаю надо всем в спокойной обстановке, а потом он сам найдёт меня в игре. Если я ему действительно нужен — найдёт. Заодно и проверю, насколько нужен.

Уже на подходе к дому, понимаю, что тревожит меня и ещё что-то, помимо внезапного раскрытия личности моего преследователя. Что-то я хотел сделать и не сделал. О чём-то забыл. Ах да. О Соби…

Из окон четвёртого этажа льётся приглушённый свет, но за дверью — ни шороха, хоть я и, уже начиная терять терпение, стучусь по третьему разу. По Связи, что ли, его дёрнуть, чтоб за телефоном не лезть? Но когда на всякий случай проверяю ручку, дверь угодливо приоткрывается, словно её оставили незапертой специально для меня.

В квартире Соби удивительно тихо, только лёгкий бардак наличествует, что для глаза совсем непривычно. Бардак этот, правда, лучше обозвать творческим беспорядком. По покрывалу раскиданы карандашные наброски будущих работ, стол завален пачками невнятной макулатуры, а от центра комнаты к балконной двери по полу тянется неровная дорожка листов с абрисами, контурами, подчёркиваниями, перечёркиваниями и прочими полухудожественными символами. Как будто Соби начинал что-то рисовать, тут же останавливался, сам же себя правил торопливыми заметками и жирными линиями, а потом бросал лист и хватался за следующий.

Я медленно ступаю вдоль «дорожки», попутно разглядывая эти пробы карандаша, пока не упираюсь в стекло. Отодвигаю балконную дверь. Агацума устроился на полу, вытянув одну ногу, на колене второй — пачка пока не испорченных листов, верхний из которых в данный момент подвергается жестокой правке. В зубах торчит сигарета, на светлых волосах чернеет ободок наушников.

— Сэймей? — Соби снимает наушники, попутно гася окурок в стоящей на полу пепельнице.

— У тебя дверь открыта.

— Знаю. Я надеялся, что ты придёшь, и не стал запирать.

Я становлюсь предсказуемым, да?

— Сделаю тебе чай.

Соби встаёт, проходит к кухонной стойке, не обращая внимания на шуршащие под ногами листы, и включает чайник. Я устраиваюсь на стуле.

— Что это за мусор?

— Готовлюсь к сессии. Рисунок на свободную тему — самое сложное. Не могу решить, что рисовать.

— Кризис фантазии?

— Сэймей, вдохновение — не поезд, по расписанию не приходит.

— Вдохновение… — фыркаю я. — Его не бывает в природе. Это всего лишь желание и готовность что-то сделать.

— Для творческого процесса одного желания мало.

О, ну да, конечно! «Творческий процесс»! Да вы только посмотрите…

— Рисование нельзя назвать творчеством, — возражаю я, принимая у него чашку. — Это же просто-напросто математика. Расчёт пропорций, размеров там, цвета… и воображение. Короче, почти как поединок в Системе. А в Системе ты недостатком фантазии вроде бы нечасто страдаешь.

— В Системе… я только рисую. Тематику картины выбирает Жертва.

— Тогда рисуй к экзамену апокалипсис. Думаю, у тебя убедительно получится.

— Интересный вариант, — Соби хмурится, на полном серьёзе обдумывая моё предложение. — Стоит попробовать.