Сущность Альфы (СИ)

- Начинай, Хаку, - повелительно произнес мужчина, подтолкнув мальчика к столу, на котором лежал револьвер и три пули. Омега робко, изредка поглядывая на Акасуну, подошел к столу и неумело взял в одну руку оружие, которое для него было тяжелым и громоздким, а второй аккуратно сгреб патроны, крепко сжав их в маленьком кулачке. Хаку развернулся и, подстрекаемый нехилым шлепком со стороны Момочи по попе, вступил на территорию непосредственно стрельбища. Пройдя к дальней стене, мальчик остановился и замешкался, в то время как все альфы ощутили его волнение и заметили дрожащие руки, которыми брюнет вставлял патроны в барабан.

Акасуне казалось, что прошла целая вечность прежде, чем Хаку развернулся и кивнул, тем самым показывая, что его миссия выполнена. Одного взгляда Момочи хватило, чтобы один из его прихвостней, преодолев нужное расстояние, забрал у мальчика револьвер и вернул его владельцу. Омега же, выструнившись, встал возле стены, шальным взглядом смотря на своего хозяина, дрожа всем телом, наполняя атмосферу комнаты страхом и своими хрупкими ментальными витками, которые тут же рассеивались, стыкаясь с более сильными ментальными волнами альф.

Забудза, хмыкнув, поднял руку, в которой держал пистолет, и прицелился. Все замерли, в том числе и Хаку, а вместе с ним и Акасуна. Сасори казалось, что сейчас он слышит биение сердца мальчишки, хотя, пожалуй, так оно и было, только на ментальном уровне, ведь те эмоции, тот страх, то отчаянье, которые сейчас испытывал омега передавались и ему. Альфа понимал, что, очевидно, Хаку никто не учил ставить ментальные барьеры, поэтому сейчас он открыт для всех, в том числе и для Момочи, поэтому сейчас мальчик так уязвим, ведь всего лишь один, но мощный, ментальный нажим, и его биополе будет повреждено, причем безвозвратно. Но стоила ли игра свеч? Нужно ли было так рисковать здоровьем и жизнью своего Истинного для того, чтобы предоставить ему какое-то неопределенное будущее? Почему неопределенное? Да потому, что Сасори и сам не знал, что будет делать после того, если он выиграет. Он пытался над этим подумать, но мысли ускользали от него, были какими-то сумбурными и пока что вились только вокруг одного стержня – освободить своего Истинного от, фактически, рабства, а дальше? А дальше тьма, причем вариант, в котором мальчик погибает, красноволосый не рассматривал, надеясь на то, что Забудза ради мести не станет играть не по правилам, да и смерть его Пары означала бы для него только одно – одиночество до конца дней и брешь в душе, которую ничто и никто не смогли бы заполнить.

Прицелившись, Момочи, будто играючи, нажал на спуск. Раздался глухой хлопок, а Хаку вздрогнул и зажмурился, в то время как его биополе опасно треснуло в нескольких местах, образуя маленькие разрывы. Забудза усмехнулся и вновь поднял пистолет, целясь все ещё дрожащему мальчику точно в голову. Сасори дышал через раз и сглатывал вязку слюну, выставляя все новые и новые ментальные блоки, которые ему абсолютно не помогали, ведь эмоции его Пары пробивались даже сквозь столь внушительные барьеры, становясь его собственными. Акасуна ощущал, что Забудза настроен серьезно, и это ещё больше беспокоило красноволосого, ведь было абсолютно не похоже, что мужчина спасует, почувствовав угрозу для мальчика. Да, Момочи уже сделал один выстрел, а в барабане было ещё три патрона, и с каждым новым нажимом на гашетку шансы угадать, следующей будет пуля или же пустота, становилось все тяжелее.

Момочи целился долго, его биополе вихрилось, тянулось к омеге, но на таком расстоянии альфе явно не хватало сил, чтобы полностью проникнуться ощущениями Хаку. Забудза, нахмурившись и выдохнув, опустил руку и передал револьвер одному из своих приближенных, попросив его переставить барабан на два паза вперед. Похоже, альфа почувствовал угрозу, и Акасуна ещё больше напрягся, когда брюнет вновь поднял руку, целясь. Мысленно Сасори отсчитывал секунды и не понимал, почему же Момочи медлит, почему так пристально смотрит на мальчика и почему его биополе вновь подрагивает. Наконец, спустя томительные полминуты, мужчина начал плавно нажимать на курок, и тогда, тогда Акасуна ощутил панику, панику, которая исходила от его омеги. Секунда, Сасори была нужна всего лишь секунда, чтобы выбить оружие из рук альфы и не допустить кровопролития, но в последний момент Забудза резко отвел руку и выстрелил в стену, выстрелил настоящей пулей.

Хаку едва не потерял сознание, точнее, он был близок к этому, так как определенно знал, что в следующем пазе была пуля, но, похоже, Момочи поздно понял свою ошибку, в то время как Акасуна впервые за долгое время благодарил богов за то, что они вразумили мужчину и не дали совершиться убийству.

- Ваша очередь, Сасори-кун, - слегка брезгливо и немного раздосадовано бросил Забудза, пихнув револьвер своему помощнику в руки, и отошел на пару шагов

Прихвостень Момочи дело свое знал: вернувшись к столу и взяв ещё одну пулю, он подошел к Хаку, протягивая ему оружие, чтобы тот вновь фактически решил свою судьбу. Мальчик отвернулся, вновь дрожа, и на этот раз прилично долго не мог справиться и зарядить барабан, волнуясь, и это было явно не на руку Акасуне, который, из-за переживаний омеги, никак не мог полностью его почувствовать.

Когда в руках Сасори оказался вновь заряженный тремя пулями револьвер, он слегка помедлил, все так же пытаясь почетче настроиться на ощущения своей Пары, но мальчик, видимо сильно испугавшись, не мог собраться сам, его биополе было нестабильно, выпускало слишком много необузданной энергетики, да и присутствие других альф несколько мешало, так как их, более сильные, биополя напрочь перебивали энергетику мальчишки. Но дольше медлить было нельзя, поэтому, сжав рукоять покрепче, Акасуна приблизился к стрельбищной черте и поднял руку, целясь, на всякий случай, в плечо.

Хаку смотрел точно ему в глаза, и Акасуна чувствовал не просто страх, он чувствовал предрешенность, будто омега и сам хотел умереть и нарочно не позволял прикасаться к себе ментально. Сасори посмотрел на мальчика в ответ, посмотрел спокойно, уравновешенно, уверенно, этим взглядом попросив омегу довериться ему, принять его помощь, разрешить почувствовать то, что не чувствовали другие, позволить их связи сформироваться и окрепнуть. Но мальчик отказывался, подсознательно, наверное, ведь в альфе, в силу своего воспитания, как матки, он не видел никого иного, кроме очередного хозяина и мучителя, для которого он будет вещью, течной дыркой и сосудом для его потомства. Стоило ли в таком случае говорить о доверии? Определенно, нет, поэтому свой первый выстрел Акасуна и сделал наобум, так до конца и не прочувствовав эмоции мальчика.

Раздался хлопок, Хаку вздрогнул, и Акасуна тоже, но ничего непоправимого не произошло – похоже, боги сегодня благоволили красноволосому альфе. Теперь их с Забудзой счет был равным, и Сасори нужно было сделать ещё хотя бы один правильный выбор, и мальчик был бы его, но вот только альфа был уверен, что третий выстрел, в случае победы, его заставят сделать, и он не сможет отказать, чтобы целиком и полностью доказать свое право на обладание омегой.

Со вторым выстрелом было тоже не просто: Хаку все ещё был закрыт, все ещё не доверял ему, все ещё боялся незнакомого альфу, хотя и не чувствовал в нем угрозы. Сейчас у Акасуны был выбор: либо он вновь стреляет, либо просит помощника перекрутить барабан на указанное им число пазов, - и этот выбор был самым трудным, ведь альфа так и не смог понять, что же делать. Их с Хаку связь Истинных была ещё слишком слаба и, похоже, одностороння, так как мальчик не откликался на его ментальные позывы, а только ещё больше съеживался и зажимался, и Акасуна решил рискнуть. Он не стал проворачивать барабан, вновь целясь в плечо омеги и плавно нажимая на курок – следующий выстрел вновь стал холостым.

Фактически, Сасори уже выиграл, и омега был его, вот только привставшие со своих мест альфы молчаливо намекнули на то, что игру нужно продолжать до полной победы. Акасуна не стал перечить, понимая, что эта самая, целостная и безоговорочная, победа нужна и ему самому, но риск был слишком велик. В барабане оставалось ещё три пули и только один пустой паз – шанс на успех, похоже, был минимальным. Но Сасори не привык сдаваться, точнее, в этой ситуации он просто не мог сдаться, ведь в эту опасную игру он ввязался не ради себя, а ради своего Истинного, ради хрупкого омежки, который сейчас, очевидно, тоже понимая всю напряженность ситуации, дрожал ещё пуще прежнего, своим волнением и страхами перекрывая альфе любой ментальный доступ к себе.