Красная - красная нить (СИ)

- Почему такое желание уехать подальше? – не понял я.

Эл кашлянул, заворочавшись, Лала отчего-то смутилась и отвернулась обратно к стойке с коллекцией дисков.

- Потому что мы не хотим, чтобы на нас давили идиотские правила, – ответила она тихо, что я едва услышал. А потом Лала повернулась и серьёзно добавила: – Ты ведь чувствовал это? Чем дальше от дома и родителей, тем свободнее поводок из тех правил и догм, что нам наматывают на шею с раннего детства? Кого можно любить, а кого нет, что правильно делать, а что неправильно, словно мы до сих пор ползаем на коленях под стол и писаем в кроватки. Я устала от этого… – сдулась девушка, выговорившись.

Я молчал, несколько ошарашенный. Медленно шестерёнки в моей голове начинали вертеться и разгоняться, приводя к некоторым умозаключениям.

- Нью-Йорк огромный город, – мягким голосом, который как нельзя лучше вписывался в приглушённое вечернее освещение комнаты, проговорил Эл. – Там до нас никому не будет дела. А мы сможем почувствовать себя немного свободнее. Да и комнату попробуем выбить в общежитии одну на двоих, но побольше.

- Это… круто, – сказал наконец я, но вышло как-то жалко. Поэтому я приподнялся на локтях и ободряюще улыбнулся этим двоим: – Нет, ребята, это серьёзно круто! Такой шаг… – я не стал уточнять, подумав, что не совсем хорошо лезть в эту тему дальше. Я сам не до конца усвоил некоторые мысли, чтобы говорить о них. – А какой факультет?

- Юридический, – Лала снова ожила и, подойдя к кровати, присела возле меня на краешек. – Когда ты убегаешь от правил и законов, следует знать врага в лицо, – улыбнулась она, и я совершенно естественным жестом взял её за руку, чтобы сжать тонкую прохладную ладонь.

- Мы написали и отправили ректору пару работ, и он ими заинтересовался, – продолжил своим баюкающим голосом Эл. Его раздвинутые, бесконечно длинные колени чуть ходили из стороны в сторону, словно маятники. – Назначил встречу завтра, а мы, не будь дураками, согласились приехать. Родители считают, что мы просто слишком инициативные и чересчур умные…

- А мы на самом деле просто мечтаем сбежать из дому, – хихикнула Лала.

Я снова улыбался. Феномен близнецов. Такие похожие лица, родные души, совершенная самодостаточность вдвоём. Как я вообще затесался в их компанию? Тепло бока Эла и бедра Лалы, посередине которого очутился я, словно стремилось друг к другу, становясь обжигающим.

- У вас всё получится, – сказал я. – Просто обязано получиться. Моим мозгам до подобных авантюр ещё расти и расти.

Девушка слева ухмыльнулась.

- Наверное, твоё время сбегать просто ещё не пришло, Фрэнки, – и она подмигнула мне.

В это время в дверь тихо стукнули, а затем она открылась ровно настолько, чтобы впустить половину моей мамы.

- Пирог готов, детки. Моем руки и за стол, – она обворожительно улыбнулась и, оставив дверь открытой, снова исчезла.

- Еда-а… – просипел Эл, мгновенно оживая и поднимаясь.

Они с сестрой, хихикая и почти сбивая друг друга на ходу, кинулись в сторону ванной. Я, уже примирившись с видом глупо улыбающегося придурка, на мгновение завис на кровати, а затем, применив достоинства своего мозга, ушёл мыть руки на кухню. Эй, там тоже есть вода, раковина и мыло!

А ещё там чертовски аппетитно пахнет яблочным пирогом, ох…

Пить чай в компании повеселевших после первой пары кусков пирога близнецов оказалось одним удовольствием. Они (ну хорошо, заводилой в основном выступала Лала, но иногда спокойно-уравновешенные добавления Эла к её историям оказывали действие взорвавшейся смеховой бомбы) травили байки обо всём – от ситуаций в школе до собственных промахов, и в какой-то момент я понял, что просто не могу с уверенностью сказать, что из рассказанного близнецами правда, а что – совершенно наглый вымысел. Я просто слушал звучание их голосов, жевал мягкий сдобный пирог с горячими, такими нежными кусочками яблок внутри, запивал всё это чаем и блаженно молчал – рот-то был занят.

Почуяв, что так я слопаю всё один, близнецы стали задавать вопросы, освобождая свои рты для пирога. Мама вскоре попрощалась до утра, взяв с нас слово улечься не позже двенадцати, и поднялась наверх.

А мне, подловленному на нечестной игре, пришлось рассказывать обо всём хотя бы кратко:

...Про зиму и первый свой концерт, когда я выступал сольно перед школьной аудиторией со своей песней...

- Ох, Фрэнки, ты просто обязан сыграть нам её! – тут же вскинулась Лала, тыкая в меня кусочком обкусанного по краям пирога. Почему-то она всегда начинала есть его с запечённой корочки, неторопливо устремляясь к мягкой середине.

- Уже поздно, – попытался отказаться я, как-то неожиданно вспомнив, чему (точнее, кому) посвящена эта песня. Я был совершенно уверен, что эта бестия со стула напротив прочитает меня по песне, словно распотрошённую книгу.

- Да ладно, – неожиданно присоединился к сестре прожевавший Эл. – Ты просто наиграй и напой тихонько, потерпят ваши соседи разок. Или ты тут постоянно после одиннадцати зажигаешь? – прищурился он с ухмылкой.

- Нет, куда там, – вздохнул я, понимая, что битва проиграна. – В этом таунхаусе с правилами проживания серьёзно.

Я потянулся к одному из оставшихся сиротливо лежать на блюде кусочков, чтобы хоть как-то задобрить себя за поражение.

- На самом деле, мне правда очень интересно послушать тебя, Фрэнк, – Эл мягко улыбался, иногда поглядывая на меня, запивая пирог чаем. – Я часто вспоминаю наши с тобой гаражные посиделки за гитарами. Знаешь, сейчас я играю так редко… Потому что в одного совсем не то. Понимаешь?

Я кивнул ему, мысленно извиняясь перед соседями. Теперь я намеревался сыграть не одну песню, а ещё – собирался спустить с чердака запасную акустику. Мы должны были снова поиграть вместе, хотя бы недолго.

Я очень хорошо понимал Эла. Чертовски хорошо!

И хотя мне никогда не надоедало ковырять гитару наедине с самим собой в пустой комнате, играть музыку вместе с кем-то – совсем другая история. Это небо и земля, это монохромия и цвет, это то, что в принципе нельзя сравнивать. Общность сознания и волшебное чувство в груди, когда несколько людей создают музыку из тишины, в последнее время для меня были тем самым наркотиком, с которого я не собирался слезать.

А сидел я, как оказалось, чертовски прочно.

После мне пришлось кратко рассказать о наших с Уэями и Торо совместных выходках и репетициях, о чумовом недавнем выступлении на Весеннем фестивале, о том, что завтра я, проводив ребят на электричку, направлюсь на остановку рейсового автобуса, чтобы провести выходные с новыми друзьями в Ашбери и отметить там день рождения…

- Неплохие планы, – улыбнулась Лала, облизывая крошки с пальцев. Пирога не осталось – я очень долго говорил. – День рождения будет у Джерарда?

Я кивнул, совершенно по-идиотски смущаясь. А ведь не хотел вообще касаться даже его имени в этом разговоре – боялся разбудить в себе странное настроение, оставленное им вечером.

- Сколько ему исполнится? – поинтересовался Эл.

- Девятнадцать, – быстро ответил я, для себя по-новому осмысливая эту цифру. Чёрт, Джерарду стукнет целых девятнадцать…

- Большой мальчик, – улыбнулся Эл.

– Только не проговоритесь маме про Ашбери, – спохватился я, вспоминая, что так и не признался о месте поездки, намереваясь обойтись вечерним звонком по телефону.

- Оу, – удивлённо округлила глаза Лала. – У Фрэнки секреты от мамы? Впервые слышу о подобном, – она хитро подмигнула мне.

- Чёрт… – я вздохнул, закрывая лицо руками и понимая, что со всеми моими друзьями врагов не надо. – Не в этом дело. Всё завязано на переводных тестах, я так задолбался, что уговаривать маму отпустить меня в Ашбери уже просто нет сил.

- А… почему ты так уверен, что она не отпустила бы тебя? – спросила вдруг девушка, всё ещё легко улыбаясь. – Это же недалеко. И повод достойный. К тому же, бабушка…

На несколько долгих мгновений меня замкнуло. На самом деле, почему я был так уверен, что мама не отпустит меня туда? Я ведь всю неделю прилежно занимался, и с понедельника продолжил бы с новыми силами… Я сидел и молчал, непонимающе глядя в пространство между близнецами, словно в разрыв, где виднелся параллельный мир.