В последний раз, Чейз? (СИ)

– Но мы совершаем ошибки. Я хотела поговорить с тобой, Перси. Мы могли быть друзьями, и ты бы теперь не сторонился меня. Я знаю, это так глупо сейчас слышать, но…

Внутри обрывается нить моего спокойствия. Пальцы впиваются в волосы, готовые в любую минуту выдернуть их с корнем. Весь этот разговор, случайная встреча, это бред. Зачем насмехаться надо мной, олимпийцы? Чтобы к концу дня мы в пух и прах рассорились с ней?

– Перси, ты мог взять хотя бы трубку… Хотя бы связаться со мной, сказать, что с тобой все в порядке, что жив просто, я ведь…

И я срываюсь.

– Потому что я испугался! Потому что мне было страшно, Аннабет! Понимаешь?! Представь, что ты проходишь через Тартар снова и снова, потому что ты боишься, что тебе снова укажут на дверь! Потому что ты чертов трус! – Горло осипло от крика. – Довольна? Давай еще побеседуем на этот счет, ты видимо, не все еще узнала! Что конкретно тебя интересует? Как долго я встречался с девушкой, которой никогда не было?! Приблизительно никогда. Соображаешь? Никогда. А теперь ты заводишь эти разговоры о прошлом, считая, что я просто твой друг…

Ее глаза. Черт. Вспыхивают отчаяньем, злобой, не скрытой обидой, но я продолжаю говорить. Вырывать из себя куски предложения, потому что не в силах больше молчать. У меня нет сил, ясно? И мне плевать насколько сильно я упал в чужих глазах – мне терять больше нечего.

– Ты хоть… Хоть представь, насколько глупа твоя теория о том, что я… – и, наконец, голос дрогнул.

Я и не заметил, как вскочил на ноги. Стою, нависнув над ней, словно она виновата во всех моих бедах. Нет, я ничуть не лучше этой сволочи Майкла. Я обессилено опускаюсь на песок, пряча голову на руках. И почему в моменты, когда я нуждаюсь в монстрах больше всего, они как назло, отсиживаются по кустам.

– Прости, – едва шевеля губами, начинаю я. – Я идиот, Воображала. Прости.

– Еще какой, – тускло, но, все же улыбаясь, отвечает она.

Меня снова пронзает ток. Аннабет не злится на меня, а если даже и злится, то совсем немного, скрывая это под самой очаровательной, искренней улыбкой. Я люблю тебя. Очень люблю, слышишь? Не слышишь, конечно, но какая разница. Я протягиваю ей мизинец в знак перемирия. По-другому нельзя, раз мы стали вспоминать детство. Она долго и неуверенно смотрит на меня, словно я больной, а потом смеется. Я снова это сделал – вызвал ее улыбку и смех. Я, в правду, волшебник.

– Идем, – вставая, протягиваю ей руку я.

– Но я не хотела возвращаться так рано, я думала… – Она кусает губы, – еще побыть с тобой. К тому же я принесла корзинку с фруктами, покрывало… Пикник?

Должно быть, я должен как-то отреагировать. Да-да. Сейчас, только дыхание вернется. Я ретируюсь довольно быстро.

– Идем. Покажу кое-что в воде, а потом вернемся к твоему пикнику

Глаза девушки загораются интересом. Она подает мне руку, и снова… Разряд по коже, по телу, по венам, что несут кровь. Она замедляет ход моих мыслей, и я даже рад этому. Спасибо, Аннабет. Ты в правду помогаешь мне.

Доверчиво она бредет вслед за мной. Даже когда она наклоняется вслед за моей рукой, не замечая подвоха. Я так близко к ней. Недопустимо близко, потому что готов склонится к губам, что в изумлении слегка приоткрыты. Так недопустимо близко, что различаю каждую родину и шрамы, полученные в сражениях, что разбросаны на открытых плечах. Аннабет совершенно забыла о том, каким подлым я бываю. Пора бы напомнить.

– Я… я ничего не вижу.

– Воображала, не позорься, напряги зрение. Вон там, вдалеке за камнем.

– Да, где?

Я легонько толкаю ее в воду, и крик замирает, растворяясь в брызгах воды. Мечтал об этом всю жизнь, а теперь получаю это так не вовремя. Мгновенно она всплывает. Мокрая, злая, словно разъяренная дикая кошка. Вырывает тихий смешок. Если можно было только сказать, как тепло мне было в эту секунду.

– Ты…

– Пожалуйста, – тихо шепчу я, присаживаясь на корточки. – В последний раз, Чейз?

Пронзительно синие глаза смотрят на меня недоверчиво. Она все еще злится. Выжимает майку и волосы, бросая в мою сторону косые взгляды, фырчит что-то себе под нос. А потом вдруг светлеет, словно в ее голову пришла гениальная идея.

– Не собираюсь, Рыбьи Мозги. Дай мне руку, я хочу вылезти!

Я не могу поспорить с ней. И это грустно, наверное. Жаль, что она так ненавидит воду с тех самых пор. Река ведь не виновата, что я сбежал три года назад, прикрыв за собой дверь? Это было странно. Зная, как мы ругаемся с Аннабет, было бы глупо предположить, что в какой-то момент, молча, не сказав друг другу ни слова, мы разбредемся кто куда.

Но едва я протягиваю руку, ее пальцы больно впиваются в кожу и Воображала тянет меня на себя. Я не могу устоять на месте, и поэтому лечу в воду. Брызг, крику и смеха было не меньше. Она визжит, довольная собой, стремясь убежать от меня. От сына-то Посейдона?

Не знаю, когда начал отвечать взаимностью. Играть, как дети, слышать ее смех, поглядывать на солнце, словно на часы, ждать и верить, что все кончится, но почему-то не кончалось. Она отталкивает меня, играя с водой, и свято веря в то, что игра идет по правилам. Мне не было так хорошо, как сейчас целых три года, а теперь я получаю это сполна, как человек, что вдруг снова начал ходить. И куда себя девать? Наслаждаться этим? Или уже боятся того, что все это необратимо кончится?

Но мне двадцать. И мне сейчас плевать на возраст. Плевать на то, что это неправильно, потому что в огромном поместье ее ждет будущий муж, та самая счастливая жизнь, которую я не смогу уничтожить.

Мы обречены, Перси! Я не могу видеть, как ты каждый раз умираешь… Это невыносимо!

Почему я вспоминаю эти строки? Почему мне кажется, что ты скрываешь что-то от меня?

– Какой ты серьезный, – вдруг кричит она, загребая воду руками. – Рыбья твоя голова, я слышу, как шумят механизмы в твоей голове!

И снова заливается смехом.

– Ты крадешь мои фразы, – обдавая ее волнами брызг, ретируюсь я. – Я отомщу тебе за это…

Она визжит и пытается выбежать на берег. В воде это не так-то просто, а преимущество явно за твоим врагом. Я в мгновение ока подлетаю к ней, поднимаю на руки, слыша, как из ее горла вырывается возгласы несогласия. Но…

Удар. Глухой удар в грудной клетке. Тихое несогласие моей пленницы. Замершие серые глаза на моих губах.

Это странно. Будто я снова сгораю заново. Наши тела соприкасаются, и мой смех застревает в горле. Потому что не до смеха. Будь это амброзия, я бы уже давно расплавился, но это не лекарство, это она. Только Аннабет может так повлиять на меня. Напряжение внутри тела вдруг вспыхивает, как фитиль динамита. Еще немного я дойду до запретного предела, потому что слишком отчетливо я вижу ее возбуждение. Как часто опускается ее живот, как приоткрываются ее губы, как странно, изучающе бродят по мне ее глаза. Воображала все силится сказать что-то… Объяснить, растолковать, возразить.

– Я слышу механизмы в твоей голове, – хрипло произношу я.

И я отпускаю ее. Потому что так надо. Так правильно. Если бы за честность мне платили, я был бы миллиардером. Но Аннабет не сводит своих глаз с меня, даже не смущаясь наших касающихся тел. Пронзительно, сжигая, издеваясь надо мной, изучая меня, как подопытного. Почему-то снова и снова, с приливной ли волной, или мучающей жаждой, внутренности вдруг скручиваются в тугой узел, который я однажды уже испытал. Черт, испытывал каждый раз, когда она была рядом. С Воображалой и никем больше.

Желание, что становилось чем-то большим, чем просто навязанные чувства, чем-то большим, чем я сам. Между нами сантиметры, но я хотел, я хочу быть ближе. В последний раз она сегодня Чейз. В последний раз она мой друг. В последний раз ты можешь сказать это.

– Если бы ты поняла, – заправляя влажную, вьющуюся прядь золотых волос, начинаю я, – насколько глупа твоя теория…

– Я не могла ошибиться, – хрипло отвечает Аннабет, продолжая смотреть на меня.

И я улыбаюсь. Видимо, рядом с ней это будет происходить всю жизнь. Нет, слишком глупо бросать ее, потому что она выходит замуж. Какая разница, к черту? Я буду рядом.