Красная - красная нить (СИ)

На третьей песне Джерард, потный и раскрасневшийся, с чуть расплывшейся подводкой, снова завёл диалог с залом:

- Сегодня со мной мой братишка, его зовут Майки Уэй, и это будет первый раз, когда он выйдет на сцену с басом. Вы ведь поддержите его?

Разогретый и щедрый на эмоции зал, который почти не угадывался из-за лучей, бьющих в глаза с рампы, одобрительно взвыл.

- Майки, выходи, детка, – Джерард пошёл в сторону кулисы, где стоял брат, и вытянул его, совершенно смущённого, за руку. А затем, добивая и меня, и зал, и Майки, звонко чмокнул его в щёку. Младший Уэй запнулся о провода и громко выругался, едва не упав. Он старался вести себя как ни в чём не бывало, примериваясь к басу, но подрагивающие пальцы выдавали его с головой. Я знал, что Джерарду это не сойдёт с рук.

Начало третьей песни я честно проспал. Меня распирало, и я отвлёкся на Уэев, пропустив, в итоге, пару аккордов. Впрочем, Джерард зажигал так, что внутри просто не оставалось места для своего волнения. Он был потрясающ – и совершенно не был тем Джерардом, которого я знал. Это немного пугало.

К пятой, финальной песне, танцевали все. Том подпрыгивал за барабанами, Джерард пел, словно заложил душу в ближайшем ломбарде на время концерта, общался с залом жестами и крутил бёдрами, отчего юбка откровенно ходила из стороны в сторону, порой показывая край спортивных шорт. Рэй тряс головой, и его кудри, не слишком ещё длинные, смешно колыхались на голове. Я, пребывая практически в экстазе, прыгал, потому что просто не мог устоять на месте под этот горячий рок-энд-ролл.

Тот момент, когда Джерард вдруг очутился возле меня, я благополучно пропустил. Просто – раз – и он возле меня, тянет за край юбки к себе и смотрит так, что взгляд кажущихся безумными глаз прожигает насквозь и дальше. Мне стоило превеликого труда не слажать и попадать в верные аккорды. О нет, он не делал ничего такого, хотя я, если честно, боялся и ждал этого. Он просто притянул меня к себе поближе, пока пел припев, а затем, поправив мой галстук, съехавший от прыжков набок, отпустил. Он танцующей походкой вернулся в центр сцены, песня заканчивалась, а моё сердце стучало так быстро, что я грешным делом подумал, что сдохну.

Финальные крики Джерарда в микрофон, звон тарелок и скулёж гитары Рэя, – так завершилось наше выступление, плавно перетёкшее в гомон, вопли и аплодисменты из зала, слившиеся в один здоровый снежный ком, несшийся на нас со свистом, закладывающим уши. Поддавшись сумасбродному настроению, мы оставили инструменты и налетели на Джерарда, превращая наши тела в обнимающуюся кучу-малу с ножками, торчащими из юбок.

- Ребята, я люблю вас, – экзальтированно орал Дерек, и в ухе звенело, мы мешали наш пот, нашу радость и усталость, душа друг друга в объятиях и прыгая, словно выиграли матч по бейсболу. Майки, наш замечательный Майки тоже был тут. Он прибежал из-за кулис, едва закончилась песня, поздравляя и едва не пуская слёзы. Он на самом деле достойно отыграл для первого раза.

Расцепившись, мы вернулись, чтобы забрать инструменты и уйти со сцены, а Джерард, подобрав упавший на пол микрофон, сказал:

- Спасибо вам, ребята, за тёплый приём!

Я проходил мимо, думая, что Уэй уже закончил, как тот вдруг снова приложил микрофон к губам:

- И напоследок маленький привет. Бернард, я знаю, что ты где-то здесь. Так вот. Пошёл ты, Бернард!

После этого он оставил микрофон в покое и, послав последний воздушный поцелуй в толпу, позволил мне утащить себя за кулисы.

- В тебя словно бес вселился, – улыбаясь, говорил Майки, переодеваясь. Джерард, сидя на столе как был после концерта – в юбке и рубашке с галстуком, старательно прятал лицо в ладонях и стонал:

- Блять… Бля-ать… Не говорите мне, что я правда делал всё это…

- Ты делал всё это, – Том, изобразив воздушный поцелуй, двинул задницей. В его исполнении это выглядело внушительно.

- Это было круто, Джи, – улыбался Рэй. Он подошёл поближе и похлопал друга по спине. – Не вижу причин, чтобы расстраиваться. Мы отлично выступили.

- Зато я вижу… – простонал Джерард. Я представлял, насколько сильный отходняк его мучает сейчас. Быть кем-то, кем ты не являешься на самом деле, без должного опыта – довольно энергозатратно, я думаю. – Я послал Бернарда… Со сцены… Он меня убьёт.

- Не убьёт, – как можно увереннее сказал я. Ещё бы быть таким уверенным на самом деле. – Это было круто…

- И очень эпатажно, – перебил меня Дерек. – Но пел ты на самом деле отлично. У тебя талант. Я до последнего сомневался, сможешь ли ты. И ты смог.

- Это мой брат, – Майки гордо взъерошил волосы Джерарда, а потом толкнул его в плечо: – Но поцелуй тот идиотский я тебе припомню, придурок!

– Это был не я, – простонал Джерард в который раз, заставляя меня расплываться в улыбке. Уже все переоделись, только я намеренно возился с совершенно мокрой рубашкой, да Джерард сидел в мокрых шмотках и страдал.

- Ладно, кто готов – спускайтесь в зал. Там ещё обещали накормить и напоить бесплатным пуншем. Присоединяйтесь, надо отметить наш фурор, – Рэй взял чехол с инструментом, и за ним, словно за мамой-уткой, потянулся Майки и Том с Дереком. Дверь закрылась.

Минуту, а то и больше ничего не происходило. Джерард так и сидел лицом в ладонях, а я медленно натягивал сухую футболку вместо мокрой насквозь белой рубашки. Потом я зачем-то дошёл до стены и выключил свет.

- Мне холодно, Фрэнки, – тихо простонал он в ладони.

- Тебе нужно переодеться, ты весь мокрый, – ответил я, подходя ближе. Встав рядом, нагло развёл его колени и протиснулся ближе. Он ощутимо вздрогнул, но рук от лица не убрал. Я, пробравшись под ними, ослабил узел галстука и снял его с головы. Тот двусмысленно повис на локтях – осталось затянуть, и у Джерарда будут связаны руки. Я нехорошо усмехнулся своим мыслям. Идиота кусок.

От него так здорово пахло отпускающим безумием сцены… Тот особый запах, когда засыхающий пот смешивается с ещё свежим, а может, так пахнет сам адреналин, что щедро выплёскивался в кровь во время концерта. Я добрался пальцами до ворота его рубашки и начал неуклюже расстёгивать пуговицы, путаясь и теряя их из хватки.

В моём рту давно пересохло, а в голове бухало сердце. Я чувствовал его торопливый ритм именно в голове – в затылке и висках. Молчание и неподвижность Джерарда завораживали и развязывали мне руки. Справившись с последней пуговицей и вконец осмелев, я осторожно коснулся влажной кожи на его груди. Он был таким холодным.

- Тебе нужно переодеться, иначе простынешь, – прошептал я, наклоняясь ближе. А потом взял за запястья и отвёл руки от лица. За дверью послышались шаги и голоса. Мы замерли, но те проплыли мимо аудитории. – Давай же, Джи, – настаивал я, спуская рубашку с его белых напряжённых плеч. Я бы ни за что не признался ему, как меня заводило всё происходящее. Я и так был на взводе после концерта, а теперь ещё он – такой потерянный и беззащитный совсем рядом. Голова плавно уезжала куда-то вдаль.

Джерард наконец поднял на меня глаза. Карандаш местами растёкся, местами – размазался, превращая их в два затягивающих мерцающих колодца. Он выглядел таким, словно хотел, чтобы его ущипнули. Хотел поверить, что всё произошедшее на сцене – не сон. Но я не хотел его щипать. О, я хотел совсем не этого…

- Поцелуй меня? – вдруг тихо попросил он.

Я на мгновение окинул его – бледного и голого до пояса, с покрывшейся мурашками кожей, – взглядом, торопливо вернувшись к лицу. Меня не нужно было просить дважды.

Опять пересохшие, до одури вкусные солёные губы. Я дышал им, притягивая к себе руками так крепко, как только мог в данной позе. Он был холодным. Я был тёплым. Я всегда был тёплым настолько, чтобы уметь согреть его. Я был уверен, что мог бы делать это нескончаемое количество раз, понадобись это ему. Я касался его губ, становясь всё более жадным и настойчивым, и он не сильно сопротивлялся. Впрочем, и не слишком отвечал, будто царственно позволяя мне проделывать со своими губами всё то, чего я по-извращенски хотел. Меня это устраивало.