Бессмертные (СИ)

Услышав одно-единственное слово, Эдвард высвободил всю боль, что скопилась внутри. Плечи поникли, и красные глаза поражённо опустились в пол. Он видел, как доктор медленно отходит от него и тщательно обдумывает случившееся. Ему нужно взглянуть на себя.

Раньше, чем Эдвард успел подумать о побеге в окно, он уже вылетел наружу, и только занавески встрепенулись от порыва ветра. Карлайл метнулся к окну и высунулся на свежий воздух.

— Эдвард! — закричал он и широко раскрытыми золотистыми глазами проследил, как юноша скрывается в тёмных улицах. Так и исчез созданный им новорождённый вампир.

Эдвард пересекал ночные кварталы, пробуя новоприобретённые скорость и инстинкты. Доктор жил на краю города, где редко можно было повстречать соседа, но даже это не могло усмирить новичка.

В темноте под ногами рушились и разлетались булыжники. Если бы не ужас вампирской жизни, Эдвард вволю насладился новой скоростью и обострённым зрением. Глаза улавливали каждую мелочь, малейшее шевеление.

«Вампир… Вампир… Я вампир… Доктор спас меня, превратив в монстра… Я вампир… Вампир…»

Беспорядочные мысли пытались выудить хоть что-то о прежнем местожительстве из рассеянной памяти. Часть сознания то и дело напоминала о новой сущности, в то время как другая половина перебирала фрагменты и кусочки воспоминаний. Это оказалось невероятно сложно. В целом всё казалось известным, знакомым, но ничего толкового не находилось: ни названий улиц, ни точных адресов.

Эдвард грациозно остановился в оживлённой части города. Донёсшийся аромат осуществил его худшие страхи. Запах манил в темноту, и юноша медленно поддался вожделению. Горло раздирало самым мучительным, но сладостным способом, и он продолжал следовать за ароматом. Внезапный звук ударил его, словно волна, нашедшая на скалистый пляж.

Тук. Тук. Тук.

Доносящийся волнами запах дурманил и парализовал своими порывами. Эдвард сосредоточился.

Он видел двух мужчин, которые, шатаясь, спускались вниз по тротуару, позвякивали фляжками и весело смеялись. При взгляде в небо можно было предположить, что над городом расстилалась поздняя ночь; возможно, близок рассвет, но улицы всё равно ещё в плену у темноты. Мужчины прогуливались в тусклом свете фонарей, смеясь и обсуждая какую-то ерунду.

Но Эдвард ничего не слышал из беседы.

Лишь бьющиеся, пульсирующие, трепещущие сердца и разгоняемая ими алая жидкость. То, что ему так нужно.

Пока Эдвард крался за мужчинами, рот наполнялся горьковатой влагой, отдавая пульсацией в горле. Он похлопал первого мужчину по плечу, чем заслужил его удивлённый взгляд.

— Почему столь молодой человек в поздний час ошивается… — невнятно начал тот, но Эдвард не дал ему закончить мысль. Схватив голову мужчины, он с тошнотворным хрустом дёрнул её. Второй приятель припал к ближайшей стене здания, застыв в ужасе, пока его компаньон метался в руках незнакомца с алыми блестящими глазами.

Эдвард сделал глубокий вдох, в сознании перематывая случившееся. Жажда руководила им, и только её утоление играло роль. Со стоном боли он впился зубами в ещё пульсирующую вену на шее.

Жидкость стекала по высушенному горлу, унимая желание. Облегчение было восхитительным. Эдвард закрыл глаза и стал жадно всасывать кровь, не желая более ничего, кроме как испробовать и прочувствовать наслаждение, которое чудесно тушило свирепый огонь. Он упивался снова и снова, смакуя вкус крови, что протекала из горла в желудок, оставляя после себя прохладное облегчение и удовлетворение.

Юноша не слышал страха и удушья второго компаньона. Он не чувствовал вес теперь уже мёртвого мужчины в своих руках. Только одно имело значение — кровь, стекающая вниз по языку.

Всё произошло в считанные секунды. Когда в первом мужчине ничего не осталось, Эдвард отбросил тело на землю и стал искать его хныкающего друга. Его он готов был осушить ещё быстрее. Теперь это было проще.

Оба тела Эдвард бросил вблизи аллеи, не беспокоясь, что их могут найти. Главное — ушёл огонь, остальное не важно.

Оглядевшись, он заметил несколько знакомых предметов. Инстинктивно он держал нос по ветру, начав охоту на собственный дом.

Когда Эдвард дошёл до места назначения, уже начало светать. Он скитался по улицам, ещё трижды покормившись попадавшимися на пути людьми, и вот наконец остановился около крыльца. При воспоминании о запросто убитых людях его накрывал стыд, только подтверждающий слова доктора о том, что он может быть очень опасен.

Эдвард с лёгкостью сломал медную дверную ручку и закрыл рот от обильного запаха человеческой крови вблизи дома. Ему и без того хватало позора и сожалений, и вряд ли он бы смог смириться ещё с одним убийством. Дверь качнулась и открылась, замявшегося Эдварда обдал застойный воздух.

Испанский грипп, настигший Чикаго в этом году, практически парализовал жизнь в призрачном городе. Всё время, что юноша болел, он то и дело слышал, как медсёстры перешёптываются об эпидемии. И сейчас, исследуя опустевший дом, он понимал их опасения. Мать, отец, горничная и даже соседи — все они умерли. Эдвард вздрогнул, представив, как их тела загружают в деревянные повозки, о которых так часто говорили медсёстры. Многие уже умерли, но количество смертей постоянно растёт, так что общий охват эпидемии невозможно представить.

— Эй? — позвал Эдвард, хотя новорождённые чувства и без того говорили ему, что он здесь один. Ни одна душа за несколько месяцев не заглянула сюда; воздух был холодным, даже слишком. Юноша вошёл, захлопнув за собой дверь. Хрусталь на лампе в прихожей засуетился в перезвоне, когда вибрация от хлопка настигла его. Несмотря на отсутствие света, Эдвард прищурился.

«Всё видно как днём», — думал он про себя. Юноша сделал глоток воздуха, отчего горло его слегка опалило. Нет, людей здесь не было долгое время. Во время брожения по пустому дому в животе нарастало болезненное чувство. Мебель, покрытая тонкими белыми простынями, всё ещё стояла на своих местах. Лампы обесточены, столы в пыли, картины все покошены, так что их толком и не видно. Несколько нетронутых и несдвинутых коробок и мешков валяется в прихожей.

Человеческие воспоминания с каждой секундой всё больше туманились.

«Но я знаю это место… Я бывал здесь», — размышлял Эдвард.

Оглядевшись, он обнаружил лестницу и рванул по ней. Наверху он посмотрел налево и направо, пытаясь вспомнить. Эдвард знал: это его дом, но ему казалось, что в последний раз он здесь был сотни лет назад. Снова нахмурившись, юноша спустился в холл и принюхался.

«Да, ты прав», — говорило сознание. Эдвард, помедлив, остановился у дверей. Он отворил её с легким скрипом и, находясь во власти ностальгии, обвёл взглядом свою человеческую спальню. Эдвард, абсолютно недвижимый, стоял так какой-то миг, осматривая комнату и запоминая каждую деталь.

Кровать, письменный стол, шкаф, бейсбольные перчатки и кепка… Всё было покрыто пылью и оставлено точно так, как несколько месяцев назад, когда он покинул дом.

«Доктор не врал… Вся моя семья умерла, а дом оказался заброшен. И никто за долгие месяцы не зашёл сюда… потому что все отошли в мир иной. Сюда некому возвращаться».

Эдвард зажмурил глаза, почувствовав знакомое щипание от наворачивающихся слёз. Поднеся гранитную руку к лицу, он досуха вытер его, но тут же озадачился, не обнаружив солёной влаги на ладони. Юноша тихо вздохнул, все его рыдания были бесслёзными. Он опустился на колени в центре своей спальни и сгрёб разбросанную по красному ковру одежду.

Не известно, как долго он так просидел, но не замеченное Эдвардом мглистое солнце уже несколько часов висело на небосводе. Он, замерев и не двигаясь, сидел на полу в спальне, даже когда послышались приближающиеся шаги. Обоняние тут же распознало в этих шагах и мыслях молодого доктора.

«Если больничные данные не лгут, то он тут… Кажется, я чую его… Да, это он. Эдвард, ты отыскал свой дом. Но тебе нельзя сюда возвращаться… Моё мёртвое сердце разрывалось от боли».

Эдвард сморщился от подслушивания личных мыслей доктора, который пришёл сюда за ним.