Красная - красная нить (СИ)

– А сегодня? – Джерард немного растерялся. – Я думал попеть уже сегодня.

– Никаких проблем, Джи, – Рэй похлопал его по плечу, подходя ближе. – Вон микрофон, вставай рядом, и попробуем. Сейчас мы репетируем Queen.

Джерард зашуршал листами в поисках нужной песни.

– Слушай, а ты – правда находка, – вдруг сказал Том. – Если ты поёшь так же неплохо, как и выглядишь, мы просто порвём всех на фестивале. Да и в юбке ты будешь смотреться улётно.

Я прикусил язык от этих слов Тома, напряжённо уставившись на Джерарда. Тот выглядел крайне озадаченным.

– Что? В какой юбке?

– Ну, мы же будем выступать в женской форме? – удивился, как можно не понимать очевидное Том. Я лишь мысленно молился, чтобы этот парень заткнулся уже. – Гольфы до колен и юбки. Будем косить под девчачью группу. Первое апреля же…

Джерард судорожно втянул воздух внутрь лёгких, его глаза опасно сузились и блеснули, пока он одарил всех нас быстрым холодным взглядом.

– Вы тут что, долбанулись все, нахрен? – только и сказал он, а затем кинул листы с текстами на диван и, схватив свою сумку с принадлежностями и куртку, пулей вылетел из помещения.

– Бля-ать, – тихо протянул я, закрывая глаза рукой. Случилось то, чего я и опасался.

– Томми, ты иногда вдруг становишься таким разговорчивым, – устало вздохнул Рэй.

– А что я-то? – удивился барабанщик. – Откуда я знал, что он не в курсе? И когда вы, вообще, хотели ему об этом сказать? Перед концертом?

Мне было уже всё равно. Я снял и осторожно отложил гитару, быстро накинул куртку и схватил рюкзак. Для меня репетиция на сегодня была окончена. Я должен был, нет, просто обязан был догнать его. Не знаю, что я хотел сказать Джерарду. Но я чувствовал, что не могу оставить всё как есть.

– Я за ним, до завтра, ребята, – кинул я, быстрым шагом выбираясь из-за аппаратуры. Последнее, что провожало меня – это совершенно растерянный взгляд светло-карих глаз Майкла.

Его не было ни в коридорах школы, ни на школьном дворе. Я не понимал, как он мог передвигаться так быстро. Ещё прохладный февральский воздух забирался под незастёгнутую куртку, обнимая бока, и это было очень неуютное ощущение. Я запыхался, но бежал и бежал вперёд по темной улице, пока на перекрёстке не увидел его одинокую фигуру. В этой дутой куртке и длинном шарфе он почему-то напоминал мне яблоко на ножках. Никакой логики, просто странные игры моего разума.

– Джи! – крикнул я ему, но тот не обернулся. – Джерард! – я бежал, и вот уже должен был загореться зелёный, и он почти начал переходить дорогу, как я, вкладывая все свои эмоции, крикнул что есть мочи: – Да постой же ты, ослиная задница!

Это возымело нужное действие. Парень остановился как вкопанный и замер, не поворачиваясь.

– Чёрт, убегать мне определённо нравится больше, чем догонять, – сбивчиво сказал я, когда поравнялся с ним. Моё рваное дыхание шло в унисон с сердцебиением, я всё же вспотел и был уверен, что являюсь обладателем самого красного лица на этой улице сейчас. Джерард так и не смотрел на меня, дуясь, и мне пришлось подхватить его под руку и потащить через дорогу. – Давай, пошли уже. Не будь таким упёртым.

Несколько минут я просто тащил его за собой. Мы молчали, потому что я не знал, что ему сказать. А Джерард… был обижен? Чувствовал себя обманутым? Я не знаю. Но намеревался разобраться в этом у меня дома, попивая имбирный чай на тёплой кухне. Промозглый и холодный конец февраля совершенно не казался мне лучшим месяцем для прогулок в Нью-Джерси.

– Куда ты меня тащишь? – сухо спросил он, наконец.

– Ко мне домой. На чай. Я хочу, чтобы мы поговорили, – я ответил ему рублеными фразами, не оглядываясь. Было очень важно доставить его в тепло и напоить чаем. Я будто чувствовал, что в этом таится какой-то ключ к решению всей этой ситуации.

– Я не хочу идти к тебе, Фрэнки, – загнанно сообщил он. А я промолчал, потому что сейчас мне было плевать на его «не хочу». Я только чувствовал его холодную напряжённую ладонь в своих пальцах и то, что он не был доволен тем, как я держал его за руку.

– Мама уже будет дома, – сказал я ему, словно это всё объясняло. – Мы выпьем чаю, и ты отогреешься. И всё мне расскажешь. А я в ответ расскажу всё тебе. И ты поймёшь, что тебе незачем сердиться на меня. И поймёшь, что я, блять, вообще-то беспокоюсь, когда ты пропадаешь, словно привидение, из школы и игнорируешь меня, а потом вдруг звонишь, даёшь обещания, снова пропадаешь и игнорируешь…

Дальше мы опять шли молча. Я не думаю, что кто-то обратил на нас внимание на улице. Не уверен, что хоть кто-то посмотрел на нас. В большинстве своём люди по вечерам сильно замотанные, усталые и невнимательные, им нет никакого дела до двух подростков, даже если они (о боже!) держатся за руки. До моей кухни мы добрались без приключений, и я посчитал это добрым знаком.

– Как ты? – спросил я его, только сейчас, в мягком освещении обнаруживая его бледный цвет лица и залёгшие серовато-голубые тени под глазами. Он выглядел так, словно мало и очень плохо спал уже не первую ночь. Он вызывал неконтролируемое желание обнимать его и просить, чтобы он берёг себя. Но я только сжал в кулак левую руку, потому что правой как раз наливал настоявшийся имбирный чай по маминому рецепту в его кружку.

– Не знаю, – было первое, что я услышал. – Нормально, – было второе. Но я не поверил ни тому, ни другому. – Знаешь, я так устал, Фрэнки, – а вот это уже больше походило на правду. – Я устал. И атмосфера вокруг, словно я раненое животное, и на меня идёт охота, и у меня подстрелена нога, и я уже давно в кольце из собак и ухмыляющихся моей беспомощности охотников. Им плевать на меня, им нужно моё мясо, или шкура, или не знаю, что ещё. А я просто хочу жить, и чтобы это всё поскорее закончилось. Я устал.

Я тихо сел рядом, очень близко к нему. Он был поглощён разглядыванием золотистой глади в своей кружке и держался за неё обеими руками так, словно она являлась спасательным кругом в этом бесконечном океане дерьма. Я робко положил руку на его плечо и легонько потянул на себя. Я так давно не находился с ним наедине, что снова начал совершенно теряться от его такой ощутимой тёплой близости. Тело… Просто оболочка. Да, да, это всё так верно. Но, чёрт, ничто не заменит эту приятную тяжесть, когда кто-то важный просто кладёт голову тебе на плечо. У тела есть тяжесть. Вес. Наполненность. Оно может давить и согревать. Может делать больно или приятно. Может просто не двигаться и при этом дарить ощущение чего-то потрясающего. И сейчас его тело именно в этом смысле было для меня важно ничуть не меньше души. Я приобнял его за плечо, и хотя мне было не слишком удобно, впрочем, как и ему, я не хотел, чтобы эта странная, неудобная, но отчего-то такая тёплая поза прекратила своё существование.

– Майки сказал, что ваши родители в начале марта уедут в долгую командировку в Китай? И ты сможешь отдохнуть.

Он неразборчиво хмыкнул.

– Это только через полторы недели, Фрэнки. И… дело не только в родителях. Меня на самом деле обложили со всех сторон. И везде одно и то же условие. «Либо ты кое-что делаешь для нас, либо у тебя будут очень большие проблемы». Словно нельзя по-другому, по-человечески как-то.

– О чём ты сейчас говоришь? – не понимал я. Он на самом деле ничего не рассказывал, держа всё в себе. Было очень непросто раскрутить его на искренность. Джерард распрямился, оставляя на моём плече ноющее чувство лёгкости и пустоты.

– Не важно. На самом деле, не хочу об этом сейчас. Знаешь, в кои-то веки я чувствую спокойствие. И это сидя у тебя на кухне. Странное место, чтобы расслабиться.

– А мне кажется, самое то. Кухня вообще отличное место, особенно если там пахнет кофе и какой-нибудь выпечкой.

Мы молча пили чай, и я изредка поглядывал на этого измученного чем-то Джерарда. От его вида странно щемило сердце. Я очень хотел, чтобы у него всё было хорошо. Он ведь не был пресловутым «плохим парнем». Наверное, для меня он был самым лучшим.