Элемент Водоворота (СИ)

- Чего-чего, а выносливости тебе всегда было не занимать, моя девочка, – отдышавшись, проговорил саннин, подходя на шаг ближе и оглядывая крылья за ее спиной. – Значит, вот почему тебя называют Ангелом. Твои техники стали сильнее, хотя, признаться, твои оригами мне нравились гораздо больше. – Джирайя криво ухмыльнулся, сделав еще один шаг к ней. Конан не двинулась с места, продолжая молча смотреть на него. – А вот слабость против всякого рода склеивающих субстанций осталась. Что ж, теперь, когда твои крылья не пригодны для боя, мы можем еще немного поговорить. Я, например, очень хотел бы послушать, как вы докатились до такого. Мне казалось, я привил вам правильные принципы. Вы были чистыми, добрыми, неиспорченными ребятами, так почему?..

- Вы и представить себе не можете, что нам пришлось пережить после того, как Вы нас оставили, – ответила Конан, глядя, как он продолжает медленно приближаться к ней. – Только теперь это не имеет значения, потому что…

- Имеет, Конан, – прервал ее Отшельник, остановившись в двух шагах от бывшей ученицы и осторожно заглядывая в ее глаза. – Мне важно понять, что заставило вас стать преступниками, мне интересно услышать, через что вы прошли, после того, как мы расстались, я должен знать, за что просить у вас прощения.

Она вскинулась, на миг бесстрастные черты ее лица дрогнули, и ему показалось, что она чуть подалась вперед, будто бы стремясь прижаться к нему. Он протянул к ней руки для объятья, но был мгновенно отброшен неведомой силой и впечатан спиной в противоположную стену. А еще через несколько мгновений его с головой накрыла волна мыльной пены. Краем глаза Отшельник заметил две мужские фигуры в длинных черных плащах с красными облаками, появившиеся на поле боя: одна из них – высокая и гибкая – метнулась к Конан, закрыв ее собой и оттолкнув его к стене, вторая – чуть ниже ростом и с длинными волосами, собранными в конский хвост, – выполнила призыв странноватого, похожего на краба животного, выпустившего изо рта мыльную волну.

То, что Джирайя увидел, едва белоснежное воздушное облако пены рассеялось, он не мог представить и в самом страшном из своих снов. Перед ним, чуть отведя руки назад и пряча за спиной Конан, стоял молодой рыжеволосый мужчина. Все черты его мертвенно-бледного лица, испещренного вживленными в кожу черными трубками, были, безусловно, знакомы Отшельнику, поскольку принадлежали его ученику: прямой нос, волевой подбородок, тонкие губы и даже небольшая родинка на левой щеке. Все, кроме глубоких сиреневых глаз с расходящимися от зрачка концентрическими кругами, принадлежавших когда-то совсем другому человеку.

- Здравствуйте, Джирайя-сенсей, – глухим, будто бы не своим голосом ответил собеседник, продолжая удерживать за спиной Конан.

- И тебе не болеть, Яхико, – хмуро отозвался Отшельник, медленно поднимаясь с пола и жадно вглядываясь в лицо молодого мужчины. – Где Нагато? – наигранно будничным тоном поинтересовался он. – Почему у тебя его глаза? Кто-нибудь из вас объяснит, наконец, что произошло?!

- Яхико и Нагато, которых Вы знали когда-то, больше нет. – Мужчина чуть наклонил голову вбок, глаза Рикудо смотрели на учителя неотрывно. – Нет смысла произносить их имена.

- И как же тебя величать, черт подери!? – Джирайя чувствовал, что начинает терять терпение. Неведение сводило с ума. Предположения одно хуже другого лезли в голову. Нагато захватил тело Яхико? Или Яхико каким-то образом присвоил глаза Нагато? И кто тот, второй, выполнивший призыв?

- Меня называли по-разному: мессией, спасителем, создателем, Богом… – Лицо собеседника было по-прежнему спокойным и бледным, однако в стальном голосе промелькнула едва заметная горькая усмешка. – Вы можете выбрать любое, я предпочитаю – Пейн.

- Пейн, значит… – Джирайя выпрямился в полный рост. – Кем бы ты ни был, тебе придется ответить на несколько моих вопросов. Мне пришло известие о том, что вы трое мертвы… А теперь выясняется, что вы присоединились к Акацки... Как это случилось? Что с вами произошло?

- Это не имеет значения. Важно лишь то, что в настоящий момент я официально являюсь Лидером Акацки, – ответил мужчина, в холодном голосе появилась еле уловимая горечь.

- Вот как… Лидером... Значит, все настолько далеко зашло, – пробормотал саннин. – “Он принесет миру спокойствие или уничтожит его”… Выходит, ты пошел по неверной дороге… – Джирайя прищурил глаза, внимательно изучая лицо противника. – И как твой учитель, я вынужден тебя остановить, даже если придется убить тебя… кто бы ты ни был.

- Боюсь, что я тоже не могу оставить Вас в живых, сенсей. Вы подошли слишком близко, узнали слишком много, – чеканя слова, проговорило тело Яхико и чуть отклонилось назад, слегка повернув голову. – Возвращайся в башню, Конан. Тебе незачем здесь больше находиться. Возвращайся, – повторил он чуть более настойчиво, задержав взгляд на её бледных пальцах, сжавших его локоть, и утвердительно кивнув. – Иди, там ты нужнее.

Конан еще раз взглянула на него, затем скользнула взглядом по принявшему боевую стойку сенсею и послушно удалилась, стремясь как можно скорее попасть обратно в башню. Уже краем глаза она заметила, что Джирайя вызвал одну из своих жаб и замер у нее на голове в странной позе, сложив у груди ладони и закрыв глаза. Чикушодо, стоявший поодаль, также выполнил технику призыва: на поле боя появился огромный хамелеон, проглотивший оба тела Пейна и скрывшийся из видимости, и многоголовая собака, мгновенно атаковавшая жабу.

Слипшиеся от масла и пены листки не позволяли применить бумажную технику и переместиться в башню быстро, но она изо всех сил старалась не опоздать и вернуться к нему как можно скорее. В голове звучала последняя фраза Пейна. «Там ты нужнее». Скрытая мольба о помощи, понятная только ей. Нагато слишком редко позволял себе просить ее поддержки, слишком редко давал понять, что нуждается в ее присутствии, слишком редко соглашался делить с ней свою боль, оберегая ее, ограждая, защищая. И если он просил сейчас, значит, боль снова стала невыносимой.

На него всегда возлагали слишком много. Ответственность за чужие надежды, за мечты и планы других людей висела у него на сердце тяжелым камнем, заставляя все сильнее сутулить плечи и все ниже опускать голову. Неосознанно даже самые близкие и дорогие ему люди полностью вверяли ему свои чаяния, ожидая, что пресловутые всемогущие глаза Рикудо воплотят их в жизнь.

Конан помнила, как однажды ночью случайно подслушала их разговор с Джирайей, как тот твердил о каком-то Пророчестве, в котором, якобы, говорилось, что Нагато должен спасти мир. Как учитель уверял, что Нагато это под силу, не зря же он получил эти глаза. На следующий день сенсей с легким сердцем покинул их, а Нагато ходил неделю хмурый, не желая говорить ни с ней, ни с Яхико, читал и перечитывал, тяжело вздыхая, оставленную учителем книгу.

Конан знала, что в своих последних словах их друг назвал Нагато мессией и заставил поклясться, что тот найдет путь к спасению и избавит мир от войн. Яхико умер с улыбкой на губах, а Нагато остался жив, днями и ночами бессвязно повторяя в бреду и лихорадке, вызванной проклятой Техникой Призыва, что должен выполнить последнюю волю друга и стать «мостом к миру», чего бы ему это ни стоило.

Мечты и надежды самого Нагато никогда никого не интересовали. Яхико спросил о его мечте лишь однажды, в далеком детстве, после чего, не дождавшись ответа, принялся рассказывать о своей, ставшей через какое-то время их общей – покорить мир и добиться окончания всех войн. Джирайя же терпеливо выслушал его ответ на вопрос, что для него «мир», похвалив за искренность и преданность друзьям, однако все равно попытался направить мысли мальчика в более глобальном направлении, призывая не ограничиваться счастьем только для Яхико и Конан.

Конан единственная знала наверняка, что все, чего хотел Нагато, – это мир и счастье для отдельно взятого маленького круга близких ему людей. Свой ответ на некогда заданный учителем вопрос он пронес неизменным через года. Он по-прежнему готов был вытерпеть любую боль, лишь бы самые близкие ему люди были счастливы. Он по-прежнему хотел бы провести всю жизнь в маленькой неприметной хижине, каждую ночь разговаривая с ней о дожде.