Закон молчания (СИ)

Груз тяжело плюхнул, разбив маслянисто поблескивающую рябь, чуть покачнулся, и на мгновение показалось — он так и останется на поверхности, медленно дрейфуя, пока не проплывет оба моста, не проскользнет над тоннелем и дальше, а там устремится в залив и открытое море. Но затем река расступилась, жадно проглатывая очередное подношение, позволяя ему провалиться на дно, и над ковром сомкнулась черная вода. Как будто ничего и не было.

Тед постоял еще две минуты и направился обратно к машине. В руках до сих пор чувствовалась отдача от выстрела, но когда он бросил взгляд на собственные ладони, они не дрожали и на руль легли спокойной уверенной хваткой.

Приказы главы семьи выполняются беспрекословно.

Пальцы чуть сжались, ступня сильнее надавила на педаль газа, машина коротко дернулась и рванула вперед. Звонок застал Теодора на въезде в Маленькую Италию. Короткая трель, поставленная на номер рыжего. Чуть притормозив, он принял вызов.

— Да?

— Забыл передать, — голос Дэна звучал суховато и по-деловому, — Сколетта решил, что не будет дожидаться, и почти сразу ушел домой. Так что все до завтра.

— Ясно. — На заднем плане слышалась музыка и редкие голоса. — Ты сейчас где?

— На углу Эмпайр-стрит и Двенадцатой.

Адрес Тед знал. Круглосуточное кафе, где они с Дэном перекусывали пару раз. Видимо, друг решил немного развеяться не в обществе байкеров и поехал туда. Нужно было распрощаться и нажать отбой, поехать к себе, рухнуть на диван и постараться уснуть, выкинув все из головы, но на душе было так погано, что Тед спросил:

— Тебя подбросить до дома? Я недалеко. Минут пятнадцать.

Повисла пауза секунды на две, прежде чем в динамике раздалось:

— Я уже собирался, но давай.

Друг дожидался его на улице у входа. Привалился к стене в расстегнутой, так и не пригодившейся сегодня байкерской куртке, сложив руки на груди и поеживаясь от порывов ветра. Когда Теодор затормозил, он неслышно скользнул на переднее пассажирское, пристегнулся и внимательно уставился в лицо. Тед только кивнул, заводя мотор и уже жалея о своем поспешном предложении, потому что от Дэна, пожаловавшегося на усталость, буквально веяло чем-то чужим. Внешне это ничем не проявлялось, но возникло чувство, что он как будто дистанцировался, захлопнулся и удерживал спокойную нейтральность как щит, удерживал упрямо и почти зло. Только на кого направлена эта злость, не получалось сказать.

Почему-то казалось, что на него, Теда, и оттого хотелось ощетиниться самому: а то ты лучше! Ты-то здесь уже четвертый год и на короткое время забрался куда выше. Если на то пошло, то я сейчас просто сравнялся с тобой.

Но это — Тед понимал — было глупо и не нужно никому.

А еще он понимал, что больше всего злится на самого себя. И за сделанное, и за свой страх — теперь и за то, что реакция друга, которой не должно, не полагалось быть такой, которая вполне может быть всего лишь плодом взвинченных нервов, задевает его настолько сильно.

Правосудие вершит только семья. Предательство карается смертью предателя, а также смертью всех его родственников.

Омерта. Непреложный закон, который всегда должен исполняться.

Он ведь поступил правильно?

Ответа не находилось, а изменить что-то, даже возникни вдруг такое желание, Теодор не мог.

Ночной город скользил за окнами, мягко шуршали по асфальту шины, блестели и переливались огни рекламы. Тед настолько погрузился в себя, что совершенно не обращал внимания на дорогу, ехал на автопилоте и понял ошибку, только когда затормозил у гаража через пару домов от собственного. А друг, так прекрасно знавший все улицы и повороты, всю дорогу молчал.

— Черт, извини. — Тед потер лоб.

— Бывает. Задумался?

— Что-то вроде. Чего сразу не сказал?

Дэн пожал плечами.

— Мне показалось, лучше тебя не отвлекать. А заметил бы ты все равно, рано или поздно.

— Ясно. — Слово упало тяжелым камнем, и не хотелось, не хотелось, не хотелось нажимать педаль газа и снова терпеть эту тяжелую, упорно чудившуюся осуждающей тишину. И, похоже, Дэн это почувствовал:

— Слушай. Если тебе нужно утешение, то я не умею. Ты получил задание, ты его выполнил. На этом все.

— Да знаю я!

Ладони хлопнули по рулевому колесу, да так на нем и остались. Дэн смотрел на него спокойно, со стороны так и вовсе могло показаться, что все нормально и друг такой же, как и всегда: собранный, не слишком эмоциональный. Обычный. И всю дорогу был обычным и действительно всего лишь устал и хотел спать, а исходивший от него холодок — не более чем игра собственного чересчур живого воображения. Не отверг же тот предложение, в самом деле. Но Тед успел узнать его слишком хорошо, и потому, наконец-то глядя ему прямо в лицо, не мог не видеть, что сейчас спокойная нейтральность наигранна, что это — маска, хорошо подогнанная, но не безупречная. И из-за этого не желало уходить ощущение вставшей между ними стены. Она чувствовалась столь явно, что казалось — протяни руку, и сможешь дотронуться до твердого камня.

Дэн не отводил внимательного взгляда, а Теодору чем дальше, тем невыносимей делалось молчать. Хотелось говорить, выложить все. Вовсе не потому, что им двигало желание оправдаться, сделаться в чем-то белее и лучше друга. Но слишком гадостно делалось от мысли, кем его теперь считает Дэн.

— Едем? — спросил тот, и это спокойное слово стало последней каплей.

Теодор уставился на улицу перед собой, расслабил сжавшие руль пальцы.

— Я не смог, — тихо вытолкнул он. Кашлянул и повторил громче: — Не смог.

Не вышло убедить себя, что иначе — никак. Потому что одно дело — насовать шпане, сцепиться с такими же мафиози, возить дона на особо важные дела, да даже — черт с ним! Сцепив зубы, Тед готов был с этим смириться — пугнуть слизняка Андерсона, и совсем другое — пальнуть в зажмурившуюся черноволосую женщину в шелковом халате. Отказ это сделать ни в коем случае не делал невинным и чистым, но по-другому Тед попросту не мог. Не поднялась рука, и решение он принял практически мгновенно.

— Я сунул ей денег к тем, что у нее были, и сказал убираться из города.

Где-то на периферии сознания билась гаденькая мысль, что он ошибся. Мало того, что нарушил омерту, так еще и сознался в этом, но уверенность в друге, уверенность, что тот не выдаст (и вовсе не потому, что их уже связывает одна общая тайна), была сильнее.

Мелькнуло в светлых глазах изумление или больше облегчение, Тед не мог сказать, но что-то неуловимое в них, да и во всем Дэне изменилось. Он не ахал потрясенно, не бросался обвинять Теда в том, что тот сошел с ума, и не напоминал о расплате, которая неминуемо будет, если все всплывет. Только еле заметно сглотнул и тихо проговорил:

— Если она не дура, то сюда не вернется.

Теодор кивнул.

— Была бы не дура, не трепалась бы, — заметил он. — Но жить она точно хочет, а здесь… — Не договорив, он махнул рукой.

Все было ясно и так. В Лост Хейвене Марию ждала только смерть, на защиту Гамбино рассчитывать ей не приходилось. Не использованная фигура, даже не пыль — так, пустое место. Все, что ей оставалось, — поезд до другого конца страны, какая-нибудь работа, хоть официанткой, хоть мыть посуду, но зато — в живых.

Тед рассказал другу все. И про взятый из квартиры Марии Сойер ковер, набитый чем потяжелее, чтобы потонул, и про выстрел, и про поездку до Ямы. Внешние атрибуты задания были выполнены все до единого. Тед не жалел о своем поступке, но теперь, когда ничего уже не повернуть вспять, понимание, что именно он натворил и чем это грозит, накрыло с головой и придавило к земле.

— Думаешь, я…

— Я думаю, — не дал договорить Дэн, — тебе нужно поставить машину в гараж и, наверное, выпить.

В квартиру он поднялся вместе с Теодором, привычно разулся и повесил куртку на крючок. Прошел на кухню и достал из сушилки кружку, считавшуюся его. Посмотрел на кофеварку и нахмурился.

— У тебя есть что-то крепче пива?

Тед хотел было помотать головой, но вспомнил, что вообще-то есть. Ту бутылку рома ему всучил Сэм на день рождения, сопроводив полушутливыми напутствиями о том, что, дескать, пора переходить на нормальные мужские напитки, а не хлестать всякую ерунду, и с тех пор подарок пылился на верхней полке.