Северус Снейп и Возникшая Волна (СИ)

«Пойдет», — решила она, разглядывая себя в большом зеркале.

Пара кроссовок — и образ завершен. Никакого макияжа. Она — Гермиона Грейнджер. И не собирается скрывать этот факт за толстым слоем грима. Она — их друг. Или хотя бы так думала.

Северус.

Внезапно имя всплыло в ее мыслях вместе с ощущением его объятий из сна. Так реально. Он держал крошечного ребенка, нежно покачивая, и так любяще и нежно улыбался ей. Это навсегда останется в ее памяти. Она никогда не видела, чтобы он улыбался. Ни разу. Ухмылялся — да. Насмехался — да. Подергивающиеся уголки его рта — да. Но такой улыбки — никогда.

Северус.

Квинтус.

Откуда взялось это имя? Она знала, что во сне ребенка звали Квинтус. Квинтус Снейп. Но это не все. Гермиона Снейп. Миссис Гермиона Снейп. Она посмотрела в зеркало и покачала головой. Черт, он даже не нравится ей, а она ему. У них никогда ничего не получится. За все время их знакомства, кроме взаимных обид, у Северуса и Гермионы не было ничего.

Ему была уготована другая женщина. Невыносимая и, наверное, одинокая. Гермиона глубоко вздохнула и пожала плечами.

Но…

Он был таким хорошим с ребенком. Любящим, нежным, заботливым и счастливым. Счастливый Северус Снейп. Он сам так сказал.

— В твоем сне, Гермиона. Ты не читала Фрейда? — пробормотала она, закатив глаза. Снова говорит сама с собой. Прекрасно. Да. Все просто. Она много думала о Северусе, и еще о пророчестве и детях. Простой, совершенно объяснимый сон.

— Точно, — сказала она сама себе и быстро вышла из комнат, пытаясь забыть образ Северуса — любящего отца. Ну и что? У нее во сне был муж, раздумывала Гермиона, толкая двери замка. Она пыталась вспомнить, было ли у нее на пальце кольцо. Она не знала, не помнила. Нужно посмотреть в мыслесливе. Или просто забыть о сне.

Ведь неважно, были ли они в браке. Это просто сон — результат напряженных размышлений. Слишком много мыслей об этом мужчине и детях.

Погруженная в свои мысли, она не заметила, как подошла к точке аппартации, но вовремя собралась и переместилась.

Минерва улыбнулась Северусу впервые за все время, когда они вместе сели за обеденный стол.

— Почему ты так улыбаешься? — подозрительно спросил он, отпивая чая.

— Я просто вспомнила, что твоя бабушка сказала мне, — директор повела плечом.

— О Мерлин, — вздохнул он и потянулся правой рукой туда, где на столе лежал воскресный номер «Ежедневного пророка». Не то чтобы он обычно читал эти сплетни, но все же лучше газета, чем адские беседы с Минервой МакГонагалл.

— Да не будь таким, — пожурила она. — Здесь никого нет, только ты и я.

Его пальцы почти дотянулись до газеты, когда он почувствовал тычок под ребра.

— Что…

— Здесь только ты и я. Можем поговорить. А почитаешь эту… словом, возьмешь с собой. — Ее неприятный тон был подкреплен таким же резким кивком.

— Я не попадусь на твою удочку, — пробормотал он. — Что такого тебе сказала моя бабушка?

— Шоколадный пудинг, — улыбнулась Минерва.

— О Мерлин, — снова пробормотал он.

— Да. Детство вспоминаешь? — полюбопытствовала она.

Северус вздрогнул и медленно кивнул. Он выглядел удивленным.

— Я угощала тебя им после того, как Эйлин… — она вздохнула. — Я не собиралась ворошить прошлое.

— У тебя даже в мыслях не было, — съязвил Снейп

— Не было, Северус, — честно ответила Минерва. — Но Лакс напомнила мне о твоей матери и том, каким ты был ребенком.

— Она все еще так и относиться ко мне, если это тебя утешит, — тихо сказал он.

— Это не самое худшее. Ты постоянно сам заботишься о себе, с тех пор…

— Ничего страшного, — оборвал он и ловко взял газету, открывая ее наугад.

— Положи, пожалуйста, — Минерва легонько прикоснулась к его локтю. — Она хочет для тебя всего самого лучшего и всегда хотела.

— Мы не всегда получаем то, чего желаем.

— Я почти уверена, что у «Роллинг Стоунз» была такая песня, — усмехнулась она, радуясь, что может немного разрядить обстановку.

Северус повернулся к Минерве и вопросительно посмотрел на нее.

— Мой племянник был сквибом, но его дети родились волшебниками. Я много времени проводила с ними. Альберт, мой племянник, любил эту песню.

— Ага, — вздохнул Северус.

— Мы можем опять вернуться к объекту нашего разговора?

— Какому?

— Что мы с твоей бабушкой просто хотим видеть тебя счастливым.

— Я счастлив! — возразил он немного резче, чем следовало бы.

Она опустила брови и покосилась на него.

— Тогда довольный, — уступил он.

Минерва наклонила голову и понимающе улыбнулась:

— Мы с твоей бабушкой несогласны.

— Не вмешивайтесь. С меня достаточно указаний твоего бывшего… какой бы он ни был… в моей жизни.

— Мы называли себя любовниками, Северус, — грустно улыбнулась Минерва. — Но он вмешивался в основном для твоего же блага. Думая, что так будет лучше для многих. Не только для него.

Северус уставился на нее с широко открытыми глазами. Он не ожидал услышать такое от человека, который всегда защищал Альбуса. Всегда.

— Не смотри на меня так. Прошло уже больше шести лет. Я скучаю по нему, не по его уму или словам — они теперь принадлежат портрету, а по нему целиком. По лимонным долькам и остальным сладостям, которые всегда лежали в его карманах. Но он использовал людей. Он использовал тебя. Гарри. Меня. — Она пожала плечами. — Потому что считал это правильным. Потому что знал, что так мы можем победить. И мы победили.

— Мы, — он вложил в это слово всю горечь, которую чувствовал, — не победили.

Минерва вздохнула и тайком обвела глазами Большой зал. Там все еще никого не было, и она, отложив вилку, поднесла руку к его лицу. По-матерински погладила его щеку, удивляясь, что он даже не вздрогнул. Она пристально посмотрела в его черные глаза и мягко сказала:

— Ты много потерял. Думаю, все твои странствия, бега не были тем, чего ты действительно желал. Ты знаешь: я бы немедленно приняла тебя назад. Ты не хотел внимания. Ты был шпионом и привык жить… хм… под прикрытием. Но это не та жизнь, которая тебе нужна. Ты много потерял, но не все.

— Мне не нужна твоя жалость, — выплюнул он и отвернулся.

— Я не жалею тебя, милый, — мягко продолжала она, нежно, но сильно взяв его за подбородок, заставляя Северуса вновь взглянуть на нее. — Я просто рассказываю тебе свое видение. — Минерва снова погладила его щеку. — Северус, расслабься. Перестань надевать эту дьявольскую маску. Можешь снимать баллы и назначать взыскания, сколько пожелаешь, но, ради Мерлина, улыбайся.

Он поднял бровь, но только посмотрел на нее.

— Если не для меня, то для Лакс.

— Она — портрет, — разозлился он и убрал ее руку от своего лица.

— Да. Но портрет, который знает, о чем сожалела твоя бабушка, — прошептала она, возвращаясь к еде, увидев, что несколько первогодок пришли на завтрак.

Было солнечно, но довольно холодно даже для раннего ноября, и Гермиона сильнее закуталась в пальто. Ей надо было надеть мантию поверх пиджака, но она не хотела. После аппарации Гермиону всегда немного трясло, и, пройдя то небольшое расстояние, которое оставалось до Норы, девушка окончательно замерзла. Она тихо чертыхнулась, радуясь, что ни один ученик не может ее видеть. Ведь есть правила. Они видели только профессора Грейнджер — строгую учительницу, и никогда Гермиону — молодую женщину, которая задыхалась и дрожала от холода.

Ей было интересно, относились ли так же к Северусу. Очевидно. Он всегда был придирчивым, донимающим гриффиндорцев учителем, а не Северусом, который вероятно мерз и чертыхался, и ходил в туалет, как остальные люди. И, как ни странно, всегда оставался собой, даже будучи учителем.

Гермиона внутренне застонала. Она снова думала о нем. Будто бы была влюблена. Смешно.

Выбора нет. Когда она подошла к дому, то поняла, что ни её, ни её стук просто не услышат из-за гула голосов, доносящихся изнутри. Гермиона решила просто войти. Как и раньше. И, конечно, сразу же все взоры обратились к ней, а радостное щебетание прекратилось. Она стояла не дрогнув, глядя сначала на Рона, потом на Гарри. На короткое мгновение Гермиона подумала, что Северус гордился бы ее выдержкой.