Некоторых людей стоило бы придумать (СИ)

— Что?

— Я сказал — хочу есть с тобой кацудон. Выигрывать и есть кацудон.

Я помолчал. Юрка тоже, для разнообразия. У Юри была выразительная пауза, чтобы он осознал, что ляпнул, пара секунд для объяснения смягчающих обстоятельств, можно было вообще воспользоваться нашим замешательством и сбежать. Мы бы понимающе забыли — с кем не случается?

Юри стоял и смотрел в упор исподлобья, имел бледный вид, но задний ход давать явно не собирался.

Ладно. Это, видимо, такая метафора, он хотел меня в тренеры, консенсус достигнут.

Ну и да, после победы он может дать себе вольную и есть, что хочет, здоровая мотивация любого спортсмена.

На том и разошлись. Я уточнил инструкции, разъяснил, кому и с чего начать, раздал обоим распечатку элементов программы, записи музыки, помеченные «Эрос» и «Агапэ» — Юрка сделал страшное лицо, убирая свою флешку в карман.

Он и побежал за мной по коридору, когда я объявил обеденный перерыв, а Юри, обалдев от всего, остался на катке, болтать с Юко и расшнуровывать свои коньки. На меня он смотреть избегал.

Юрка догнал меня и дернул за рукав, я замер и медленно повернул голову, посмотрел на его руку, мол, это еще что за хуйня, милый ребенок.

Юрку было не напугать, я и забыл, каким он бывает безбашенным.

— Зачем? — громким злым шепотом, видимо, хоть какие-то правила приличия были на месте. — Ладно я, ладно, ты, ты вообще на всю голову больной, мне Яков давно говорил, но тебе этого… Кацудона не жалко? Он же там чуть дуба не дал, он, бедный, ходит и думает, что он все время спит. Ты в уме? Где он и где мы?

Я отцепил его руку и отодвинул Юрку к стене. Чтобы не забывал весовые категории.

— А тебе, выходит, его жалко?

— Он что… — Юрка как-то уязвленно дернулся, — твой? Меченный?

— Тебе какая печаль?

— Значит, твой, — Юрка странно покраснел и сморщил нос. — Охуеть. Сочувствую.

— Себе посочувствуй, — мне стало противно и захотелось напиться. Это становилось не смешно. — Не мой он. Я не видел его метку. И не собираюсь.

Вообще-то, я собирался, в рамках акции «Хороший тренер знает все». Просто не было благовидного предлога раздеть Юри и облапать. То есть, был, но сам Юри его благовидным вряд ли бы признал. Я планировал работать в этом направлении.

— Радость-то какая, — Юрка делался все гаже и гаже, желание придушить его — сильнее и сильнее, — а чего ты тогда вообще сюда подорвался?

— А просто талант и потенциал фигуриста не могут считаться достаточным поводом?

Я знал, что так говорить нельзя. Потому и сказал.

Юрка отступил на шаг, запрокинул голову.

— Так. А Плисецкого, значит, в дровах нашли. Унесите Плисецкого, он говно, он посредственность.

— Тихо.

— Чего «тихо»-то? Нахуя обещать, если не собираешься делать?

Его крик, наверное, слышали на другом краю Кюсю, благо, по-русски.

Юри, белый от ужаса, тревожно застыл в конце коридора, не решаясь подойти. Из-за его спины осторожно выглядывала Юко. Сцена выходила некрасивая во всех отношениях. Хотелось прибить Юрку к стене и зажать ему рот ладонью, пока он не наговорил лишнего. Или пока я не наговорил.

Я аккуратно взял его за плечи.

— Не ори. Успокойся, или разговор окончен.

— А зачем вообще разговаривать? Завтра же забудешь. Или передумаешь, — Юрка был прав.

И он был ни в чем не виноват.

И Юри тоже не был. Ни в чем.

Я потряс Юрку — легонько, и так от моих рук, наверное, синяки будут, — и пробормотал:

— Я все помню. И я честно поеду с тобой, если ты выиграешь. Если справишься. Считай, программа у тебя есть. В любом случае.

— Охуеть подарочки, — у Юрки тряслась губа. Я был, мягко говоря, в панике. Юри подошел ближе, крадучись, справедливо опасаясь, что в него тоже что-нибудь прилетит. — В жопу себе засунь ее!

— Тихо. Юра, люди растут. Расти всегда больно. Привыкай. Вас двое — я один. Мне же не шестнадцать. Ты с мировыми звездами за золото дерешься, для тебя и за тренера драться не проблема, нет?

Вообще-то, да. Проблема.

Яков нянчился с ним, носился, на руках носил, отвоевав совсем мелким у другого тренера, это за Юрку всегда дрались.

Он вырвался — пришлось отпустить. И вдруг улыбнулся:

— Да тебе просто самолюбие погладить. На себя подрочить. Как баба, за которую мужики схлестнулись.

Это было настолько близко к правде, что я не мог не заржать. В голос. На весь коридор.

— А кто сказал, что я не могу иметь личный интерес? Проигрывать, Юрио, никто не хочет. Да? — я повернулся к Юри. Тот вздрогнул и повторил за мной по-русски:

— Да.

Юрка постоял, качнувшись с носков на пятки, шмыгнул носом и усмехнулся:

— Выкрутился. Хорошо. Какой ты молодец. И не наебал никого — программа-то у меня будет в любом случае…

— Учись, — посоветовал я, хотел потянуться и волосы растрепать — и решил руку поберечь. Пригодится еще.

— Еще услышу это сраное «Юрио» — убью, — он повернулся к Юри и буркнул: — И тебя. Понял?

Юри сделал большие глаза и снова пролепетал по-русски:

— Понял.

— Молодец, блядь.

Юрка бросил на меня еще один злой взгляд и ушел по коридору, забросив коньки на плечо.

Мы постояли, глядя вслед. Я повернулся:

— Претензии по программе? Вопросы? Предложения?

Юри замотал головой:

— Все отлично! Я справлюсь! Она прекрасна!

— Ну хоть кто-то, — я улыбнулся ему так широко, как только умел, и Юри вдруг улыбнулся в ответ. Я подошел ближе — надо же, не смылся.

Пару минут назад я позволил себе так же нарушить дистанцию на катке — технический момент, — но Юри в панике удрал.

Теперь он замер, дожидаясь. И оглянулся на стену за спиной. Я торжествовал. Новости как будто встряхнули его, взбодрили уж точно.

Пусть привыкает. Я устал за него биться, все, я отдыхаю, пусть сам попробует.

— Найди образ, — посоветовал я, сделав голос строже, зато все законно — инструкция тренера, не более того. — Ты понимаешь, что элементы танго и фламенко в программе не просто так?

Юри кивнул. Кто бы сомневался.

— Это делает задачу проще. Танго и фламенко — парные танцы, кто это сказал… «Вертикальное выражение горизонтальной страсти».

Юри следил за мной расширившимися глазами. Ну еще бы, танго год назад так просто не забудешь. А забыл — так вспоминай.

— Представь себе, что ты не один катаешься. Что кто-то дотрагивается, поддерживает тебя. Или ты ведешь, представь самую сексуальную партнершу, какую можешь. Способ избитый, но для твоей темы — то, что надо.

Юри снова кивнул.

Ну хоть не утек, и то хлеб.

Он ударился спиной об стену. Я поставил руку над его плечом.

Тоже избитый жест, но лед ведь тронулся, давим в этом направлении.

Я уже сказал, я рисковал. Самое слабое место было как раз в том, что Эрос катал именно Юри. Начисто лишенный элементарной агрессии и вызывающей сексапильности. Если он сможет их где-то взять — он сможет все.

Юри покосился на мою руку и снова поднял глаза.

— Есть у тебя такой человек?

Юри задумался на секунду и снова кивнул.

Я начинал от этого уставать.

— Еще можно перечитать любимую книгу или пересмотреть любимый фильм в этой тематике. Есть у тебя любимый фильм?

Я был в рамках своих полномочий. Я тренер. Тренер. Я. Да.

Юри быстро облизал губы, и я чуть не заорал.

— Есть, — прошептал он. — «Стар Трек».

Я уронил руку и опустил голову.

Юри. Блядь.

— Про Эрос, — уточнил я, и Юри, мать его ети, опять закивал, чуть покраснев. — Про вожделение, пагубную страсть, желание, грех, влечение, помоги мне, у меня кончились английские синонимы.

— Ах, про это, — Юри не был идиотом. Я прекрасно видел, что он либо издевается, либо технично уходит от темы. — Про это.

— Про это, — подтвердил я. — Я вот «Грязные танцы» люблю.

— Понял, — Юри сделал очень серьезное лицо. — Тогда «В джазе только девушки».

— Пиздец, — пробормотал я по-русски, и Юри моргнул:

— А?

— Нет, ничего, — я отошел, только сейчас заметив, как дрожат пальцы. Юри заметно расслабился, выдохнул.