Daigaku-kagami (СИ)

Мы любим людей за то добро, которое им делаем, и ненавидим за то зло, которое им причиняем. ² Хенрик Хансен действительно любил Андресса. Но от любви до ненависти, как говорится…

__________

¹ Halestorm — Love/Hate Heartbreak

² Автор цитаты неизвестен, но это НЕ Л. Н. Толстой, как пишут в интернетах

========== Действие шестое. Явление VI. Старший младший брат ==========

Явление VI

Старший младший брат

Прозрачная вечерняя прохлада с наступлением черной бархатной ночи, украшенной маленькими льдинками звезд, сменилась на легкий звенящий мороз. Окно, открытое весь вечер, превратило комнату в холодильник — стужа была такая, что даже одеяло не помогало согреться. Это, конечно, давало некоторую ясность мысли, но никак не ту, что требовала эта ночь.

Халлдор вернулся довольно поздно (спасибо любимому старшему братцу), но его соседа до сих пор не было. Поскорее захлопнув створку окна, он, про себя проклиная все на свете, завернулся в легкое одеяльце и попытался засесть за уроки, только вот озноб никак не способствовал успешному продвижению этого благородного занятия. Плюнув на все, Халлдор, хлопнув дверью с досады, отправился на кухню: согреваться с помощью какао и каких-нибудь горячих бутербродов, если в холодильнике не обнаружится что-то более съедобное.

Включив свет и отправившись в очередные ледяные недра за ингредиентами для королевского ужина, Халлдор занялся приготовлениями. Для напитка просто поставил молоко на огонь и засыпал порошок в стакан, добавив несколько ложек сахара. Нарезал хлеб ломтиками, смазал маслом, тонко покрошил огурчики, колбасу, сыра побольше, добавил немного перца для остроты и, уложив все на один кусочек хлеба, прикрыл его другим. Разрезать по диагонали — сэндвич готов. Затем он вернулся к своему какао: добавил в стакан немного молока, хорошенько размешал, чтобы не оставить комочков, и влил в стоящее на плите молоко. Смесь закипела почти сразу, и Халлдор, убавив огонь и отметив мысленно время, быстро сполоснул испачканный стакан и разделочную доску. Три минуты — какао готово, осталось только налить в любимую большую кружку с толстыми стенками, которую Андресс подарил на какой-то ерундовый праздник несколько лет назад и в которой все напитки остывали так медленно, что она давно заслужила приставку «термо».

— Ух ты! Что за божественный аромат? — в уютное помещение заглянул один из соседей Эрлендсона. — Неужели в этом блоке кто-то научился готовить?

— Это какао, — Халлдор приподнял уголки губ, изображая дружескую полуулыбку. — Тут еще много, угощайся, — он кивнул на кастрюлю с дымящимся напитком.

— Я не пил какао с тех пор, как мне исполнилось десять, и мамочка перестала варить его по утрам! — воскликнул сосед, извлекая из шкафчика для посуды свою кружку и наливая в нее горячее питье. — Откуда у нас вообще какао появилось?

— Не знаю, — Халлдор равнодушно пожал плечами. — Я нашел его там же, где чай и кофе.

Это была маленькая ложь. Какао он купил сам, совсем недавно. Просто захотелось чего-то согревающего, что напоминало бы о доме и дарило немного спокойствия, а в супермаркете взгляд упал как раз на пачку с какао-порошком. Вспомнилось далекое детство, когда они еще старались жить большой дружной семьей и долгими зимними вечерами сидели у камина, слушая, как читает отец, и потягивая горячее какао, сваренное матерью, вспомнился тот уют, то тепло, та атмосфера, всегда почему-то связанная с предрождественской суетой. Поддавшись ностальгии, Халлдор и схватил эту злосчастную пачку, о чем сейчас предпочитал не вспоминать. Андресс бы никогда так не сделал, никогда бы не пошел на поводу у своих эмоций и какой-то по-детски наивной тоски по дому.

Возвращаться в холодную комнату не хотелось, но ввязываться в праздную беседу с соседом тоже желания не было. Выбрав меньшее из зол, Халлдор, не забыв тарелку с сэндвичами и кружку с какао, удалился из теплой небольшой кухоньки, освещенной приглушенным желтоватым светом лампы, а оттого такой домашней и родной. Стоило только ему выйти, как хлопнула входная дверь, ознаменовав приход еще одного соседа, в этот раз — по комнате. Виктор учился в четвертом классе, он тоже был иностранцем, только, в отличие от Халлдора, аристократически-бледным высокомерным засранцем с жгуче-черными волосами и обаятельной улыбкой-ухмылкой прирожденной сволочи. Впрочем, это была весьма субъективная оценка — они не ладили. Виктор, хоть по нему и не скажешь, был лидером, человеком прямым и довольно резким, и любил подкалывать Халлдора. Тот бы стерпел, будь Вик милым домашним любимцем, но тот, увы, был просто чертовски привлекательным парнем. Кивнув ему в знак приветствия, Эрлендсон, наконец, достиг своей цели.

Там по-прежнему стоял лютый холод, правда, уже не такой жуткий, как был поначалу, но все же не менее пронизывающий. Халлдор забрался на кровать, устраивая там себе рабочее место с помощью подушки (в качестве спинки стула), одеяла (как кокона) и ноутбука (собственно, рабочего места). Пока техника загружала экран приветствия, кружка какао снова оказалась в объятиях тонких бледных пальцев, отчаянно желающих согреться. Напиток приятно обжег горло, разнося по внутренностям знакомое тепло. В нос ударил шоколадный запах детства и вместе с густым вкусом на секунду снова перенес в те далекие счастливые деньки, зажигая на губах мягкую улыбку.

— Господи, у нас что, ледниковый период начался? — улыбка мгновенно исчезла, сменяясь выражением полного равнодушия, а глаза уперлись в голубой экран.

— Кто-то забыл закрыть окно днем, — сказал Халлдор, решив все-таки прояснить ситуацию.

— Кто бы это мог быть, — ядовито откликнулся Виктор, открывая шкаф в поисках теплого свитера или хотя бы пары шерстяных носков.

— Да уж, кто, — в тон ему пробубнил Халлдор.

Он прекрасно помнил, что когда уходил, окно было плотно закрыто, но также помнил и то, что сосед покинул их комнату несколько раньше его самого. Тот, конечно, вполне мог заглянуть на пару минут, чтобы переодеться, хотя выглядел он, кажется, так же, или просто взять забытое, решить, что в комнате слишком душно, и приоткрыть окно в надежде, что Халлдор скоро вернется и все позакрывает, но доказательств тому не было. А без них влезать в спор было просто глупо: мало того, что на него вину повесят, так еще и поглумятся, прекрасно зная, что на самом-то деле Халлдор невиновен.

Прикрыв ноутбук, Эрлендсон положил сверху тетрадь, кинул рядом учебник, раскрытый на нужной странице, и сел за уроки. Предстояло сделать письменное задание по японскому, домашний тест по обществоведению, написать сочинение по литературе, выучить параграф по естествознанию и решить несколько задач по информатике. Всего-то! Это изрядно нагнетало уныния и уж точно не настраивало на дружеский лад. Он, конечно, мог бы отказаться от прогулки с Андрессом, но… не мог бы. Никак не мог. Потому что это был Андресс — названный братик, тот, кто всю жизнь был рядом, всегда оберегал и поддерживал, единственный человек, достойный уважения и подражания, тот, кому он был искренне благодарен.

Задачи по информатике были довольно легкие, так что с ними Халлдор справился весьма быстро. Чуть больше времени занял японский — чтобы его сделать все еще приходилось обращаться к словарю, увы, Халлдор так и не довел свое знание языка до совершенства. И хотя он не испытывал трудностей в повседневной жизни, этот обязательный во всех японских школах предмет порой вынуждал сильно попотеть. Тест, к его удивлению, оказался небольшим и очень легким: все ответы были в параграфе, который учитель Вэйнэмёйнен объяснял на предыдущем уроке, а вот сочинение сильно притормозило работу. Тема любви в мировой литературе на примере произведения Уильяма Шекспира «Ромео и Джульетта» — нет, ну это ж надо. Некоторое время Эрлендсон просидел, размышляя, как начать, но мысли никак не желали посещать голову. Пришлось даже заняться изучением параграфа по естествознанию, благо, он был не таким уж и длинным, и лишь потом кое-как приступить к работе. Мысли шли туго, приходилось вытаскивать из себя каждое слово, ему казалось, что все предложения требуют как минимум вечности для написания. Халлдор почти закончил, оставалось только сделать вывод из работы, когда раздался стук в дверь. Довольно тихий, слабый, но — особенный. Так — два быстрых удара и еще один после некоторой паузы — стучался только один человек.