A and B, или Как приручить Мародеров (СИ)

— Какой шанс, Эмили? О чем ты? Это было… была просто случайность. Ты не можешь, не должна здесь оставаться! — почти воскликнул он, догадавшись наконец, к чему ведет Эмили.

— Но я могу, я…

— Даже не думай, — быстро и зло заговорил Ремус. — Даже не допускай такой мысли! Пожалуйста. Я же с ума сойду, если что-то, если ты… — Люпин помотал головой, и цепи, стягивающие его, гулко загремели, царапаясь друг о друга и о стену.

— Хорошо-хорошо, — вздохнула Эмили и отступила на шаг, глядя куда-то в пол. Она постояла так какое-то время, странно заломив руки и завесившись пологом темных волосы, как шторой, и наконец сказала: — Ты не должен забывать меня, Люпин. Постарайся не забыть, пусть это будет твоим якорем на время превращения, хорошо?

Эмили говорила со странным отчаянием, так, будто почти прощалась с Ремусом, и тревога мелкими шажочками заполняла его сердце все больше и больше. Что-то было не так.

— Скажи мне, — попросил он, — ска…

Эмили неожиданно шагнула вперед, вновь прижимаясь ладонями к груди Ремуса, и поцеловала его сильно, почти властно, закусывая его губы до крови. Такой жаждущий, голодный поцелуй… зверь внутри Ремуса заворчал, разбуженный сладким соленым привкусом. Люпин попытался отшатнуться, но позади него была стена, а Паркер славилась тем, что всегда получала то, что хотела.

Ее руки давным-давно должны были нагреться, но они все еще оставалась леденяще холодными и безжизненными. Люпин чувствовал, как ладони Эмили скользят по его груди, то проходясь по ключицам, то захватывая шею, то сжимая его под ребрами. Зверь внутри ворчал сильнее, желая вырваться навстречу, желая обладать, повелевать, подчинять… и Люпину стоило огромных усилий, чтобы не зарычать прямо сейчас. Он чувствовал, как его тело снова подводит его, как оно подается навстречу рукам Эмили, пытаясь вырваться из цепей, как тяжелая горячая кровь стучит в висках, требуя еще, еще и еще…

А потом в сознании что-то лопнуло — вот он сопротивляется нарастающему желанию, он борется с собой… и не выдерживает. Его душа словно взлетает вверх, обретая свободу, теряясь и забывая все так тщательно выстроенные ограничения, переходит грань и больше не желает возвращаться назад. Люпин тяжело рычит, и Эмили, словно она ждала именно этого, прижимается к нему еще сильнее, ближе, крепче. Он чувствует ее нежное хрупкое тело, стремительно теплеющую кожу, цепкие ручки, которые пробираются туда, где им быть совсем не положено. Он чувствует, как ее волосы, пахнущие в его сейчас извращенном сознании жасмином и снегом, щекочут его плечи. Чувствует, как сжимаются кулаки, и цепи натягиваются на его руках, готовые вырваться из бездушного каменного плена стен. Чувствует… и внезапно ощущение пропадает, обрываясь резко и безжалостно. Исчезает тепло, чужие руки, болезненно сладкое ощущение собственного бессилия, уже вот-вот готовое смениться чувством безграничной власти.

— Что?.. — Ремус пытается осознать происходящее, открывает глаза и тут же натыкается на мерцающие в свете факелов глаза Эмили. Ее взгляд наполнен той же страстью, что бушует сейчас внутри Люпина, губы искусаны до крови, на шее наливается цепь ярко-красных меток. Когда он успел сделать это?..

— Ты не должен забывать меня, Люпин, — вдруг хриплым шепотом произносит Эмили почти ему в губы и, стремительно разворачиваясь, уходит.

Тяжело грохочет закрывающаяся железная дверь, огонь факела пугливо дергается от порыва воздуха, слышится скрежет задвигаемых засовов и наступает тишина.

— Твою ж мать, — с чувством произносит Ремус, ощущая болезненный жар, разливающийся в паху. — Теперь-то точно не забуду.

***

Эмили стоит с той стороны двери, прижимаясь спиной к успокаивающе прохладном металлу и часто дышит. Этой ночью Фенрир Сивый и все его «дети» выйдут на охоту, этой ночью мракоборцы, природные колдуны и Беата постараются сдержать их нападение. Но что будет, когда Сивый провоет свой зов? Когда он позовет всех тех, кого он обратил за долгие годы своей поганой жизни? Когда Ремус услышит вой своего второго отца?

Эмили не была уверена, что Люпина удержит эта дверь, цепи, решетки, магия. А значит, он не должен забыть. Он должен помнить хоть что-то, хотя бы малую толику того, что свяжет свободного зверя в его теле с человеком, притаившимся где-то глубоко внутри и жаждущим как можно быстрее пережить это полнолуние.

Он не должен забыть.

========== Глава XXI: Ночь Перевертышей. Часть Первая: Вечер ==========

Автор графоман, поэтому 21-ая глава будет выложена двумя упитанными частями.

_______________________________________________

Гостиные Гриффиндора, за два часа до полнолуния

— Сохатый, — Блэк с умным видом расхаживал перед Джеймсом в своем тщательно выглаженном костюме и был похож на нахохленную черно-белую птицу. — Я думаю, ты справишься без меня этой ночью?

— Блэк, ты выглядишь, как надутый индюк. Сделай лицо попроще, — отмахнулся от него Поттер и откинулся на диване, ненароком подобравшись поближе к Лили. Девушка вручную вышивала какой-то затейливый узор на ткани, что значило — Лили очень и очень обеспокоена. Вышивка всегда помогала ей прийти в себя и обдумать тревожные вопросы.

— Сохатый, я совершенно серьезно, — ответил Блэк, и его голос действительно звучал подозрительно спокойно. Никакой насмешки, сарказма и вечных «аристократических» шуточек.

— Что ты задумал?

— Ты мне мамка что ли, чтоб я перед тобой отчитывался?

— Ты и перед ней не больно-то распинался в свое время.

— Тем более.

Джеймс вздохнул, понял, что ничего не добьется и пожал плечами. Это же Блэк, он и в пасти дьявола не пропадет.

— Ремуса с какого-то черта заперли в подвале, учеников по случаю грядущего полнолуния заперли в Хогвартсе, я… заперт рядом с Лили, — на последней фразе тон Поттера стал крайне довольным. Парень хитро покосился на Эванс, но та остервенело дергала запутавшуюся нитку и, казалось, не слышала совершенно ничего. — Так что, Бродяга, катись хоть ко всем чертям.

Блэк кивнул, напряженно обдумывая ситуацию. Фраза Джеймса как нельзя точно описывала колонию Сивого, в которую он собирался сегодня заглянуть. Если Спринклс думала, что она так просто от него отделается, значит, она сильно просчиталась. Бродяга был уже почти у выхода, когда его окликнул тихий надтреснутый голос Лили.

— Сириус… — она подняла на него свои красные от слез глаза и тихо сказала: — Удачи.

Блэк коротко кивнул, дабы лишний раз не разводить сопли, и вышел.

— Джеймс, — Лили отложила вышивку в сторону и положила руки на колени перед собой, — нам нужно присмотреть за Эмили.

— Что?

— Эмили, Джеймс. Магглорожденная. Малфой ее ненавидит, слизеринцам она не по душе.

— Беата приглядит за ней, Эванс. Чего ты так разволновалась? — Джеймс попытался приобнять Лили за талию, но не тут-то было.

— Джеймс! — резко воскликнула Лили и раздраженно уставилась на Поттера. — Беаты сегодня в школе не будет! Если бы была, разве Блэк унесся бы куда-то под ночь? Он же не просто так ушел! А если бы дело касалось чего угодно, кроме девчонки, он бы рассказал тебе, в чем его план. Но он смолчал, а это значит…

— Твою ж мать… — выругался Поттер, игнорируя недовольный вздох Лили и резко садясь на диване. — Этот придурок, что?..

— Оставь это ему, — жестко сказала Лили и положила руку поверх ладони Джеймса. Парень вздрогнул и недоуменно уставился на ее маленькую кисть, оканчивающуюся острыми перламутровыми коготками.

— Он мой друг, Лил. Бросить его в такую ночь — это поступок последнего труса.

— Это его личное дело, — возразила Эванс. — Его и Беаты. И лучше им не мешать — иначе вреда будет больше, чем пользы. А у нас есть свои дела. Я абсолютно точно уверена в том, что сегодня в школе что-то произойдет. Малфой не мог исчезнуть просто так. Он ушел, чтобы вернуться. Ушел, чтобы никто не мог контролировать его или следить за ним. Сам посуди — нас всех заперли в школе, строжайше наказав не покидать гостиных. Наверняка, что-то затевается рядом с Хогвартсом. А если так, то основные защитные силы будут сосредоточены вне замка, и если кто-то пожелает атаковать учеников, то…