A and B, или Как приручить Мародеров (СИ)

Этот дурацкий волк смотрел на них тогда с невыразимым презрением, она точно видела это. Спринклс ухмылялась в ответ жалкой шавке и таки показала ему средний палец, пока Блэк стаскивал с нее джинсы, не особенно заботясь об их сохранности. Казалось, если бы волк мог, он бы отвернулся, но бедняга был заточен в бездушный мрамор и все, что ему оставалось — ненавидяще смотреть на два жарких, охваченных возбуждением тела, сплетающихся прямо на ковре святая святых Слизерина. О, они осквернили эту чертову гостиную в эту ночь так, как этого еще не делал никто.

…Беата чувствует, как Блэк, глухо рыча и прикрыв глаза от удовольствия, выскальзывает из ее рук, почти полностью отстраняясь, а потом входит сильным рывком, без раскачки и подготовки. Отчего-то, но ей стало безумно смешно, когда она представила какую-нибудь визжащую слизеринку-девственницу, с визгом вылетающую из-под него в такой момент. Но Спринклс знала, что с невинными девочками-конфетками Блэк более, чем нежен и галантен. Зато с Беатой он мог не сдерживаться — он мог быть собой. Чистокровным властным зверем, грубым, жаждущим, божественно красивым в своей первозданной первобытной страсти. Сириус двигался в ней быстро и резко, словно боялся, что мираж разрушится, сон кончится и он вновь останется ни с чем. Она обнимала его худыми сильными ногами и руками, не давая его губам оторваться от своих и тихо смеялась от переполнявших ее эмоций, страсти, возбуждения и нелепого торжества. Ведь это был ее Блэк. Он принадлежал только ей. Она знала это.

Сириус тяжело дернулся последний раз и хрипло, устало застонал. Его стон переплелся со стоном Беаты, таким до неприличия живым и искренним, что, казалось, даже снежно-белый камин покраснел от стыда, запятнанный всполохами жаркого танцующего пламени.

— Твою мать, — прохрипел Блэк куда-то в пол и опустился всем весом на Беату, вжимая ее в ковер. Казалось, еще секунда и зеленый ворс обхватит обоих в крепкие объятья и утянет за собой.

— Взаимно, Блэк, — куда-то в ухо прошептала ему слизеринка и только крепче сомкнула руки на мускулистой Блэковской шее.

Потом правда было немножечко, буквально самую капельку неловко, когда не по-аристократически зевающая Нарцисса Блэк выползла в гостиную за позабытой на диване шалью. Надо было видеть ее глаза. Она смотрела так, словно улицезрела совокупление змей на собственных девственных шелковых простынях. Выдав под конец обреченное: «Я видела голую задницу своего кузена», она сглотнула и пулей вылетела из гостиной, хлопнув дверью своей спальни. Беата так и не поняла, посчитала ли Нарцисса это за достижение или за полный провал, но самой Спринклс задница Блэка нравилась, и она не желала делить ее с кем-то еще.

— Беата, — раздался ломкий низкий голос за ее спиной, выдергивая Спринклс из сладких воспоминаний.

— Снейп, — не оборачиваясь бросила она. — Как жизнь, как Пожиратели?

— Беата, — еще более тускло и жалобно сказал Северус и торопливо обошел слизеринку, опускаясь с ней рядом на ковер. Он поджал ноги, совсем как в старые добрые времена, когда был неуверенным, забитым мальчишкой, и уставился в огонь.

— Ты сделал выбор. Я сделала выбор.

— Я знаю, — вдруг зашипел Северус, выплевывая слова. — Знаю. И про тебя, и про этого.

— Этот, в отличие от тебя, с Пожирателями не якшается, — презрительно бросила Беата, резко поднимаясь с пола. Такие прекрасные воспоминания испортил, гад!

— Подожди! — Снейп неловко схватил Беату за руку. — Я хотел объясниться!

— Минута, Снейп.

— Я… — он замялся на секунду, а потом затараторил, словно заколдованный: — Я долго-долго думал и под конец понял. Ты уйдешь с этим Блэком, Эмили — с об… с Люпиным. Лили — моя Лили! — с Поттером. Я видел, как она смотрела на него после Рождественского бала, видел, как смотрит сейчас! А что дальше? Я чужой для любого общества, кроме своих. Лорд ценит меня! Ценит не за кровь — за заслуги, за таланты! И…

— Кончай, Северус, — вздохнула Беата. Она с сожалением взглянула на еще одного бывшего своего друга. — Я с самого начала знала, что ты все равно повернешь на эту дорогу. Не сможешь, не удержишься. Увидишь возможность быть признанным, доказать всему миру, каков ты на деле, и схватишься за нее. С ценой ты никогда не считался. Остальное — оправдания, потому что ты понимаешь, какая на самом деле цена твоего поступка. Понимаешь, но смириться с этим… не просто.

— Ты… ты тоже оттолкнешь меня? Вот так, да? — тихо, с неясной злобой спросил Снейп, глядя своими черными глазами-жучками на Спринклс. Беата улыбалась как-то неправильно — и ласково, словно мать, и горько, словно человек, смирившийся со смертью друга.

— Я знаю, что ты сделал Ремусу, Северус. Ты крикнул те слова.

— Я не… не отправлял в его сторону заклятье!

— Да что с тобой такое, Снейп?! — Спринклс схватила Северуса за плечи и с яростью встряхнула. — Ты понимаешь, что несешь?! Да Люпина могли бы грохнуть прямо там, свои же! А Эмили? Ты подумал, что будет с Эмили? С магглорожденной, которая в штыках с Малфоем, главным прихвостнем твоего хозяина?! Подумал, что у нее никого в общем-то больше и нет, кроме меня и Люпина?! Твою ж мать, Снейп, когда ты успел понабраться все этой жалости к себе?

— Пока ты трахалась с Блэком, — с ненавистью выплюнул он, отталкивая ее руки. — Пока Эмили миловалась с оборотнем. Пока Эванс мне ВРАЛА! — Он выбежал из гостиной, стирая подступившие к глазам злые слезы, оглушительно хлопнув портретом.

Не было здесь никакой правды, и Спринклс это понимала. Просто война, война, разрушающая все и вся, вытаскивающая клещами наружу все самое поганое и гнилое, что есть в людях. Оно есть во всех, и далеко не каждый может выстоять перед лицом собственного чудовища, которое всю жизнь пряталось внутри, а тут — раз! — и вырвалось наружу словно чертик из табакерки.

Чертова война.

— Как же я ненавижу тебя, — выдохнула Беата и, взяв длинную кочергу для углей, со всей дури врезала по волчьей морде. Хрупкий мрамор разлетелся на куски и раскатился по полу белеющими осколками. Также, как и мир, в котором они еще вчера жили, а сегодня от него не осталось и следа.

***

Снейп бежал и бежал, и бежал. Неправильные слезы текли по лицу, так некстати напоминая о страшном детстве, пьяном отце, безвольной матери и долгих отсидках в темном углу под лестницей, где отец неизменно находил его и избивал. Северус ненавидел себя за то, что сделал. Ненавидел за то, что оттолкнул от себя Лили, когда она дала ему второй шанс. Ненавидел за то, что отступил и просто сдался Поттеру, отдал ему самое дорогое и любимое, что когда-либо имел. Ненавидел за путь, который выбрал.

И знал, что будь у него выбор, он бы поступил так же.

Его судьба раз за разом представала у него перед глазами, когда долгие месяцы он думал о том самом важном выборе. И картинка всегда была одинаковой.

Вот он вступает в ряды мракоборцев вслед за Лили, вот она и Снейп сражаются с Пожирателями в очередной битве, вот в нее летит проклятие, и он кидается наперерез, но не успевает, и Лили падает замертво. Почему-то ему казалось, что он не успеет. Снейп знал, что в дуэлях и ситуациях, когда необходимо действовать быстро, он откровенно слаб.

Или вот он вступает в ряды медиков из Мунго, варит зелья, лечит раненных и однажды к нему в отделение попадает она. Прекрасная рыжеволосая девушка, его солнце, его надежда, его смысл. Она лежит такая спокойная, словно спящая, губы ее тронуты умиротворенной улыбкой, глаза закрыты, и только сердце, сердце уже не бьется…

А потом Снейп подумал — что если он вступит к Лорду, что если будет служить самоотверженно и преданно, поможет достичь Лорду могущества, и тогда, тогда он обязательно попросит Лорда за Лили, и тот сохранит ей жизнь. Он сможет! Он добьется этого!

Северус не верил, что Дамблдор сможет защитить Лили. Этот старик годами сквозь пальцы смотрел на то, что творили мародеры, на то, как слизеринцы гнобили Эмили, на то, как Поттер с дружками унижали его, Северуса. Смотрел и ничего не делал. Так отчего же ждать, что он сделает что-то сейчас?