A and B, или Как приручить Мародеров (СИ)

— Черт! Ремус же говорил, что к началу полнолуния она уйдет в свои гостиные!

— А ты ушел бы? — Лили тряхнула головой. — Идем же. Быстрее!

***

Окрестности Хогвартса, полнолуние

Когда Беате было семь, к ней пришла Гвендолин и непривычно ласковым и успокаивающим тоном сказала, что пришло время Беате узнать кое-что об ошибках ее предков. Беата очень хорошо помнила тот день — интерес, вспыхнувший в ней после слов бабушки, и та жуткая правда, обрушившаяся на нее после.

Гвендолин привела Беату в запрещенную зону — в зону, в которой нельзя было играть детям вплоть до семи лет. Вместе с ней там оказались еще несколько знакомых мальчишек и девчонок. Все они выглядели удивленными и донельзя заинтересованными. Всем им поведали историю об опасных оборотнях, порожденных людской жадностью и глупостью, и объявили, что пришло время обучиться некоторым мерам… предосторожности. Дети ожидали обычного практического урока и учителя, который покажет им пару пассов, но вместо этого их подвели к вольеру, окутанному защитными чарами — внутри медленно бродили изможденные слабые звери.

— Почему волчок так забавно идет? — спросила одна девочка по имени Грета и глупо засмеялась. Беата до сих пор считала, что даже невероятная красота Гретель не способна компенсировать тот недостаток мозгов, который обнаружился у нее при взрослении.

«Волчок», услышав смех, поднял голову и посмотрел на детей мутными, ничего не понимающими глазами. В них застыл страх, безысходность и неимоверная усталость. А Гвендолин тогда сказала, что это — страшные и опасные чудища, коих следует уничтожать при любой возможности.

«Если, конечно, вы уверены в своих силах. Не стоит безрассудно жертвовать собой», — снисходительно добавила она. Ведь Гвен никогда ничего не делала за просто так.

А потом колдунья легко взмахнула рукой, и оборотень согнулся, сипло и тоскливо заскулив. Это было кошмарное зрелище. Не было алой крови или хруста ломающихся костей, не было конвульсий или мучительного воя, но эти странные немыслимая покорность и смирение свободного по своей природе зверя впечатались в сознание Беаты навсегда.

Измученный волк, уже не верящий в то, что будет спасен, утративший всякую надежду, лежал на грязной земле и тихо плакал. Наверное, он даже понимал, что происходит — ведь на улице стояло раннее утро, а значит, Гвендолин применила одно из своих многочисленных заклинаний, чтобы насильно обратить вервульфа в его звериную форму. А ведь, хоть и частично, он был человеком. Возможно, Беата даже его знала.

А еще Спринклс отчетливо запомнила взгляд одного из зверей в вольере. Этот волк пока еще не смирился со своей судьбой. Он тихо ворчал и смотрел на недоумевающих детей, смотрел со злобой и ненавистью настолько явными, что Беата кожей чувствовала их и отчаянно хотела сбежать. Ей казалось, что он запомнил ее лицо и лица всех тех, кто стоял рядом. Запомнил, чтобы когда-нибудь потом, через долгие-долгие годы, когда он все-таки вырвется, отомстить. Каждому, кто издевался над ним. Кто унижал его. Кто презирал его. Отомстить тем колдунам, чьи предки создали таких, как он, а теперь мучали, не желая признавать своей вины.

А в том, что он вырвется, Беата отчего-то не сомневалась. В глазах зверя крылась истинная свобода — свобода, которую нельзя отобрать, даже посадив в клетку и заковав в цепи. Свобода, которая произрастает изнутри, из самого сердца, и умирает только вместе со своим обладателем.

И сейчас, когда Спринклс шла вместе со своими родичами и тройкой мракоборцев к Запретному Лесу, она боялась именно этого — встретить того самого оборотня. Пусть это был глупый и нелогичный страх, но Беата знала — встреть она его в лесу, и ей нечего будет ему противопоставить. Потому что этот оборотень имел право ненавидеть. Имел право мстить.

«Вот бы здесь был Блэк», — мелькнула в ее голове мысль и тут же исчезла, задавленная сознанием.

Ночь пахла хвоей, свежей прохладой и едва ощутимой опасностью. Беата шагала тяжело и звучно, наступая на сухие ветки, то и дело ловя на себе недовольные взгляды мракоборцев, чья поступь была неслышной и почти парящей. Так, как они, Беата ходить не умела, да и смысла не видела. Любой оборотень почует их без какого-либо труда, тем более, если это будет стая.

— Не боитесь, мисс Спринклс? — прохрипел Дингл над ухом Беаты. Мужчина оказался неожиданно высоким, закрыв собой добрый кусок неба вместе с застывшей на нем сырно-желтой луной.

— Чего мне бояться, мистер Дингл? — горько усмехнулась Беата. — Смерти?

— Вам семнадцать. Чудная молодая пора. Пора бесстрашия и любопытства. Вы думаете, что можете все, но еще не вполне осознаете цену, которую можете заплатить за осуществление своих целей.

— Думаете, я рвусь в бой, чтобы показать всем, какая я великая и сильная волшебница?

— Думаю, да. Хотите что-то кому-то доказать. Или отомстить. Мы все так или иначе были покалечены в детстве — кто родителями, кто школой, кто злыми детьми. И этот след тянется через всю жизнь.

— Мой отец будет там, мистер Дингл, — голос Беаты дрогнул. Она сама не понимала, с чего так разоткровенничалась — возможно, дело было в том, что эта ночь вполне могла стать последней для многих из них. — Он оборотень, добровольно пошедший в услужение к Темному Лорду.

— Он знает, что там будете вы? Ваша мать — его жена, я полагаю?

— Не может не догадываться.

— Не стоит доказывать ему, что он не прав, мисс Спринклс. Или мстить ему за неверный выбор. Тем более — ценой собственной жизни.

— Мне это ни к чему, мистер Дингл. Доказывать что-то человеку, который отказался от меня почти с самого рождения. Но стоять в стороне я не буду, — отрезала Беата, и по ее тону стало ясно, что разговор окончен.

— Ваши родичи знают, о чем мы говорим? — понятливо сменил тему Дингл.

— Конечно. Если хотите, то можете считать их анимагами — не могут ничего сказать, но все слышат. — Трусившая справа от Беаты волчица обернулась на слизеринку, сверкнула желтыми глазами и, оскорбленно тряхнув мордой, ускорила бег. Дингл только хмыкнул, наблюдая эту сцену.

Они уже вышли из небольшого леска и теперь пересекали огромное поле перед Хогвартсом. Впереди, около Запретного Леса виднелись магические огоньки. Они мягко покачивались в воздухе, развешанные на одинаковом расстоянии друг от друга, и уходили длинной вереницей вдаль, в сторону Хогсмида. Казалось, что это большая светящаяся гирлянда, которую какой-то шутник развесил вокруг Хогвартса в честь предстоящего праздника.

Только вместо гирлянды в темноте тускло мерцала сетка защитных чар, а вместо праздника с шутниками предстоял бой с оборотнями.

— Нам к тем огонькам, мисс Спринклс. Расположимся между ними — по двое-трое ваших родичей и трое мракоборцев. Я останусь с вами, мисс Спринклс. Ни к чему такой молодой девушке умирать.

— Считаете, что сможете защитить меня лучше всех?

— Мне опыта не занимать, мисс Спринклс. Я уже сорок лет в мракоборцах и примерно столько же отлавливаю оборотней. Когда-то у меня была дочка, такая же неуемная, похожая на вас. Погибла от драконьей оспы. Так что можете считать, что я ей через вас долг выплачиваю.

Беата странно посмотрела на Дингла: то ли с состраданием, то ли с уважением и коротко кивнула:

— Буду благодарна.

— То-то.

Сириус только фыркнул про себя. В Дингла и его способности он верил, а вот в тех двоих юнцов, что шли рядом с ним — не очень. У парней явно тряслись поджилки, и Сириус их понимал. В первый раз, когда они с Сохатым и Хвостом прыгали в полнолуние вокруг Лунатика, Блэку стоило огромных усилий не заскулить и не забиться в какую-нибудь далекую нору. Оборотни пугали не столько своим внешним видом, сколько внутренней, исходящей от них животной злобой и яростью. Животные инстинктивно обходили оборотней стороной, и только последние самоубийцы могли согласиться добровольно коротать ночь рядом с такой зверюгой.

А еще Блэк не очень понимал, на кой черт Беата пошла в этот лес вместе со всеми. Вести за собой родичей? Ха! Три раза “Ха!” Для этого достаточно было Серены. Что-то кому-то доказывать? Ну, если бы так сделала Паркер — да, Блэк бы поверил. Но Беата? Беате всю жизнь было до лампочки чужое мнение, не говоря уже о том, что рисковать своей жизнью ради сомнительной встречи с отцом, которого она толком не знала, она бы не стала. Нет, у Беаты была своя цель, и Блэку очень хотелось узнать какая до того, как Спринклс начнет претворять очередную свою идиотскую затею в жизнь.