Красная - красная нить (СИ)

Сняв напряжение и вымывшись, быстро переоделся во всё чистое. Сегодняшняя толстовка, уже совершенно сухая, должна была отправиться в стирку, но что-то помешало мне сделать это. Зажав её под мышкой, унёс в комнату.

В холодильнике, помимо зелёного салата, оставшегося с завтрака, не было почти ничего. Зато в морозильной камере я нашёл полуфабрикаты: вегетарианскую лазанью и какие-то куриные котлеты. Отца овощами не проймёшь, пришлось не только разогревать духовку, но и ставить на конфорку сковороду для котлет. Параллельно с приготовлениями, я то и дело тормошил свои волосы полотенцем. Ещё несколько минут – и они будут совсем сухие. Интересно, сколько времени требуется Джерарду, чтобы высушить свои?

Звонок в дверь раздался в тот момент, когда готовность обоих блюд была на отметке «ещё чуть-чуть».

- Привет, пап! Заходи скорее! – я втащил его внутрь за рукав холодной куртки и обнял. – Прости, мне надо на кухню, разденешься сам?

- Конечно, мелкий, – улыбнулся он, оглядываясь по сторонам. – Хорошее место.

- Спасибо! – я уже скрылся в арке входа на кухню. И вовремя. Чёртовы котлеты едва не подгорели. Он зашёл минутой позже.

- Оу, ты похож на настоящую домохозяйку, – усмехнулся он беззлобно.

- Иди ты, – оскалился я в ответ, выкладывая вершину полуфабрикатного искусства на тарелку. – Можешь просто попить чая. Я бы сварил тебе отличный кофе, но боюсь представить, что ты скажешь мне по этому поводу, – отец заливисто рассмеялся, усаживаясь на стул. – Э, так дело не пойдёт. Ванная напротив по коридору. Вымой руки, а я пока тут всё приготовлю.

- Всё как мама учила, да, Фрэнки? – не переставал улыбаться он, поднимаясь и идя в нужном направлении.

- Именно, – я посчитал, что теперь наш счёт один-один.

Папа вернулся, когда на столе уже стояли две тарелки с вилками и ножами, посередине дымилась лазанья и тарелка с котлетами. Я накладывал хлеб в плетёную корзину и после поставил чайник. Кофе варить я точно не собирался – наверное, это и правда было слишком. Не то чтобы я стеснялся своих умений. Отчасти я даже гордился ими. Просто не хотелось, чтобы отец думал, будто я полностью предоставлен сам себе. Мама была очень дорога мне и делала для меня всё, что только могла.

- Приятного аппетита, – сказал он, приступая к еде.

- Взаимно. Я очень проголодался. Не вышло поесть в школе… – случайно проговорился я, тут же чувствуя, как неконтролируемо жар разливается по кончикам ушей и скулам.

- Что так? – улыбнувшись, спросил он. – Кстати, очень вкусно.

- Ничего особенного. Это просто полуфабрикаты, если честно. Я редко готовлю.

- Я понимаю, но это всё равно вкусно, – он ткнул вилкой в котлету, подцепляя ещё одну. – Так почему ты не пообедал в школе?

А я так надеялся, что мы уже перевели тему… Чёрт. Я жевал так тщательно, словно вспомнил предписания индийских учителей о пережёвывании пищи не менее сорока раз.

- Мне нужно было сделать другие дела, – сказал я, наконец. – А ещё сегодня вывесили результаты тестов. Я на втором месте по классу, я доволен, – я опять повернул разговор в другое русло, с удовольствием наблюдая, как глаза папы разгораются нескрываемой радостью.

- Хорошо, что хотя бы этим ты пошёл в мать, – ответил он, когда его рот оказался свободен. – Ты знаешь, мне эта чёртова учёба никогда не давалась. И когда после школы Кайл предложил сколотить группу, я не сомневался ни секунды. Так что я правда рад за тебя, Фрэнк. Продолжай в том же духе.

Я улыбнулся, подкладывая ещё лазаньи. Тема была довольно больной для меня, но я старался не подавать виду. Ведь музыка была именно тем единственным якорем, в котором я всегда был уверен на сто процентов. Всё остальное оказывалось покрытым пеленой мрака.

- Я был бы очень горд, если бы ты, в отличие от меня, поступил в колледж, – негромко сказал он. – Ты башковитый парень, у тебя бы получилось. Думаю, я мог бы помочь с деньгами.

Ох, это было последней каплей. Не то, чтобы я был против этой идеи. Но сейчас что-то внутри меня буквально поднималось в противовес этому разговору. Хотелось отвлечённого, тёплого, ненапряжного общения. Хотелось музыки.

- Я ещё не понял, чего хочу, – как можно спокойнее ответил я. Мы уже доели, и я поднялся со стула. – Чаю, или поднимемся наверх? Я покажу тебе свою музыкальную берлогу.

- Пойдём, – улыбнулся он, вставая со стула.

- Ни черта себе! – восхищённо выдал он, едва голова очутилась в люке чердака. – Целая мини-студия! Ты что, перевёз сюда весь мой хлам из Бельвиля?

- Но-но. Прошу поаккуратнее в выражениях, – усмехнулся я, уже направляясь к гитарам и поднимая свою любимую с пола. – Тут я и провожу своё свободное время. Иногда – один, иногда с ребятами.

Отец ходил по небольшому чердаку, рассматривая каждую мелочь так пристально и осторожно, точно был в музее. У меня его сосредоточенность вызывала только улыбку. Его интересу подлежало всё – от стопки журналов Майкла до нескольких потрёпанных книжек, забытых на кресле-качалке Джерардом. Каждый наш плакат на кирпичной стене, спрятанная за угол старого стеллажа пепельница с так и не вытрясенными из неё окурками, провода, все три гитары, и, конечно же, гвоздь программы – совершенно устаревшая, но ещё вполне рабочая барабанная установка. Он сел на раскладушку, упираясь в меня взглядом.

- Просто чертовски замечательное место. Ты молодец, мелкий. Оу, – вдруг выдал он, поднимая какой-то журнал из стопки. Я вообще не в курсе, что там было у Майки кроме комиксов. – Неплохой выбор, – хитро улыбнулся он. И тут я разглядел название. «Плейбой» за прошлый год. Старый, затасканный журнал. Чёртов Майкл…

- Это не моё, – выпалил я на автомате, будто отец был тем, перед кем нужно было оправдываться. То, что он просто подшучивает надо мной, стало понятно в следующую же секунду. Но я уже отреагировал, и теперь жутко смущался своей детской реакции.

Рассмеявшись, отец встал с раскладушки, метко возвращая журнал на место. Пружины скрипнули с какой-то странной мелодичностью.

- Ну что, поиграем что-нибудь из старого доброго рока? Как раньше? – спросил он, усаживаясь на продавленный стул за барабаны. – Вот уж не думал, что эта рухлядь доживёт до девяносто седьмого… Ты хорошо за ними ухаживал, Фрэнки. Спасибо тебе, – проговорил он, нежно оглаживая ладонью малые барабаны и тарелки.

- Только не плачь, пап, – не сдержался я, но эта глупость и правда разрядила обстановку накатывающей меланхолии о прошлом.

- Закрывай свой рот и играй, – ухмыльнувшись, он виртуозно перехватил палочки и задал счёт. Я так и знал, что он захочет начать с чего-нибудь из своих любимых «Deep Purple». Мы всегда начинали или с их «Comin’ Home», или с «Under the Gun». Отец был предсказуем.

Около получаса мы с упоением играли старый рок. Какие-то моменты я играл лучше, чем когда-либо, что-то наоборот – напрочь забывал. Но и не это было главным. Я стоял так близко к барабанам и видел, не только слышал всем телом, но и видел то, с каким упоением и радостью папа играет вместе со мной. Он часто поглядывал на меня и подбадривающе улыбался. Он смотрел в глаза и на мои руки, сжимающие гриф гитары. На пальцы, растопыренные на струнах. Он видел – я был уверен – что музыка доставляет мне самое что ни на есть чистое удовольствие. В этом я был весь в него.

А потом он встал и взял в руки гитару, которая не так давно претерпела варварское моё отношение.

- Что с этой малышкой? – озадаченно спросил он, проводя пальцами по склеенному сколу. – Кажется, это та гитара, что я дарил тебе когда-то?

- Да, она, – виновато сказал я. – Это из-за меня. Стойка упала и расколотила деку. Я сделал всё, что мог. Она, конечно, звучит, но на концерте с ней уже не выступишь…

- Всякое бывает, Фрэнки, – сказал он, усаживаясь прямо на пол. Я понял, к чему шло дело, и взял свою, с которой выступал вчера, гитару в руки и уселся рядом. – Если честно, мне неловко, что я без подарков в этот раз. Так замотался, что всё вылетело из головы. А ведь я пропустил твой день рождения… Прости меня, – с искренней грустью сказал он.