Четкие линии (СИ)

Поэтому, хоть и стоило действие больших трудов, он отстранился и просто обнял девушку, позволяя ей уткнуться себе в плечо, отдышаться. Чуткое обоняние уловило запах шоколада и шампуня, исходящий от кудрявых волос. Гермиона краснела и доверчиво прижималась к нему, а Северус обнимал ее и чувствовал себя невозможно старым. И одновременно — полным сил, спокойным, уверенным. Как будто этот поцелуй наконец-то, после долгих лет, внес гармонию в душу.

Им еще предстоит многое узнать друг о друге, раз уж переступили черту, но Северус мог признать, что доволен. Пусть роман с ученицей звучит как пошлое клише магловских фильмов, у них с Гермионой все будет иначе. Да, разница в возрасте большая, и однажды девушка может захотеть нормальной жизни, с молодым человеком, веселья и увлечений, который Северус подарить ей не сможет. Но любые отношения — это риск. Расстаться, потерять партнера. Может произойти что угодно, вплоть до несчастного случая. Но это не повод не рисковать. Гермиона взрослая, умная, самодостаточная ведьма, и только она решает, чего хочет от жизни. Кто он такой, чтобы отговаривать ее?

Однажды он, возможно, соберется с силами и расскажет девушке, как много она стала для него значить. Но это все потом, когда он убедится, что она не уйдет, не покинет его. Не в ближайшее время.

Северус поставил бокал рядом с остывшим, нетронутым ужином. Отношения с Гермионой Грейнджер… это осложнения. Но сердце все равно не желает слушать доводов разума, девушка сумела проникнуть под все оболочки и преграды.

И, так уж и быть, он позаботится, чтобы друзья Гермионы тоже уцелели в намечающейся войне. Даже если это невыносимый Поттер.

Хотя вот тут чутье подсказывало удаляющемуся в спальню зельевару, что у мальчишки еще много тузов в рукаве. И это он будет защищать, а не наоборот.

Люциус Малфой никогда не позволял себе употреблять крепкое спиртное раньше шести вечера, исключение составляли деловые встречи. Но в последнее время — с момента окончания Турнира Трех Волшебников — пришлось изменить традицию и разрешить себе бокальчик коньяка или виски в уютной, успокаивающей обстановке собственного кабинета. Нарцисса быстро смирилась с тем, что в такие моменты главу семейства лучше не трогать. Люциус не напьется — фи, моветон! — зато расслабится и перестанет хотя бы на время быть таким дерганным и нервным.

За блестящей маской аристократа изменения незаметны, однако Люциус знал, что супруга ощущает их. За годы совместной жизни Нарцисса изучила его досконально: повадки, манеру поведения, даже причины появления маленькой морщинки на высоком лбу. И действовала по ситуации. Приказывала эльфам накрыть ужин в саду, среди любимых роз Люциуса, или, наоборот, принести в кабинет, чтобы супруг мог отдохнуть за закрытыми дверями. Малфой-старший всякий раз благодарил Мерлина за столь понимающую супругу.

Навалилось много, очень много. Те, кто умел читать между строк, улавливать веяния, понимал, какой напряженной стала ситуация в обществе. Возрождения Темного Лорда не хотелось никому, разве что постоянным обитателям Азкабана. И уж совсем не нравилось Люциусу Малфою количество прячущихся Пожирателей Смерти на десятилетие. То Питер Питтегрю, то Барти Крауч-младший. Только чудо помогло их вовремя разоблачить и отправить по месту назначения. Даже страшно представить, к каким последствиям могло привести нахождение на свободе этих двоих. Нельзя считать трусливого Питера более безопасным, чем Барти-младший. Крысеныш всегда был готов ботинки вылизывать сильнейшим магам, за что удостаивался от них лишь брезгливого недоумения. Но он преступник, ему нельзя было показываться, и Питер обязательно пошел бы к господину. А Барти… Что ж, тот глупец, кто считает, что Лестрейнджи взяли к себе в группу папенькиного сыночка. По выдумке и садистским наклонностям Барти не уступал незабвенной Беллатрисе. И он наравне с остальными сводил с ума Лонгботтомов, что бы там ни кричал в суде. Заклинания на второй палочке были обнаружены.

Однако возрождения Лорда избежать все же не удалось. Метка пульсировала, как рана, ее нарывало, словно под кожу попала инфекция. Первое время Малфою приходилось даже пить обезболивающее, что так любезно поставлял ему Северус Снейп. Благо товарищ по несчастью понимал все без слов, даже мазью необходимой снабдил. Метка потемнела, стала более четкой, и Люциус опасался, что вот-вот возродившаяся Тварь призовет его. В этом случае отмазаться и остаться на своей стороне будет тяжелее, чем в прошлый раз. Тогда ему помогло чистое прошлое, связи и деньги рода, но сейчас на него заведено дело, прошлое его темнее некуда, несмотря на снятые обвинения и должность в Министерстве.

Метка пульсировала и рвалась два месяца, после чего… все затихло. Она не исчезла, не выцвела, но больше не горела, не звала. И это настораживало еще сильнее.

Поэтому Люциус поддержал инициативу Отдела Тайн по расследованию, почти с радостью сходил на допросы, хотя после них ощущал себя выжатым, как лимон. Невыразимцы дотошно расспрашивали о прошлом, и лишь клятва, что полученные сведения никак не повлияют на нынешнее положение рода, давало Люциусу силы вспоминать, снова и снова, по кругу. Каждую мелочь, каждый взгляд, каждое слово. Он переворошил те воспоминания, которые хотел бы забыть, отдал их в Отдел Тайн. Лишь бы они нашли крестражи и покончили с проклятой тварью.

С каким облегчением понял он, что невыразимцы понятия не имеют, у кого все это время находился дневник Темного Лорда. Который уничтожил Северус.

С которым, в свою очередь, они вместе напивались после допросов, позволяя Нарциссе видеть себя в недостойном джентльменов и уважаемых магов состоянии. Нарцисса — ангел во плоти — никогда не ставила им это в упрек, лишь приказывала подать специальный отвар и легкий завтрак. Если бы Люциус мог, он бы заново влюбился в жену, потому что сильнее любить уже просто невозможно.

Помимо этого настораживало появление на арене новой фигуры — владельца СМИ магической Британии. Сразу все налаженные связи с газетами и журналами превратились в односторонние. То есть владелец талантливо играл на желании магов контролировать эту сферу деятельности, но на самом деле никакой власти не давал. Газеты писали только то, что он им приказывал. При этом Гриффин умудрялся оставаться в тени и быть со всеми любезным. Его принимали в знатных домах, он доставал аккредитации, его любили в Министерстве, но никто ничего не знал о нем, как о личности. Люциусу доводилось видеть Эрика Гриффина на парочке министерских приемов. Колоритная фигура, сильная личность, от одного его взгляда по позвоночнику проходила невольная дрожь. Люциус помнил, что таким же был до своего сумасшествия Темный Лорд: сильный лидер, имеющий свою цель и идущий к ней практически напролом. Если можно назвать "проломом" изящество, достойное самого Салазара Слизерина. И в какой-то момент, Люциус мог бы поклясться, цель Гриффина слегка изменилась. Он как будто пожелал чего-то другого, стал более… подобрать слово было сложно даже потомственному аристократу, занимавшемуся риторикой. Гриффин словно воодушевился, загорелся изнутри. А еще стал ждать, выдавая признаки нетерпения, но тем не менее, не выходя из засады.

Хотелось бы иметь такого человека на своей стороне. Гриффин абсолютно точно не боялся ни Министерства, ни Отдела Тайн. И тех, и других он, мягко говоря, деликатно, иносказательно послал, разоблачив соглядатаев и уволив парочку подкупленных журналистов. И все это ради одного художника! Те крохи информации, что попадали в руки Малфою, указывали на интерес Отдела Тайн к талантливому, но неизвестному художнику, иллюстратору новых учебников и автору рисованных книг. Гриффин прикрывал его, наплевав на собственную безопасность. Хотя, если учесть, что он до сих пор жив… Это говорило о многом, об очень многом.

Люциус приложил немало усилий, чтобы заполучить Гриффина не в друзья или должники, но хотя бы в приятели. И насмешка в глазах мага больно ранила самолюбие. Гриффин словно насквозь видел все потуги аристократа и про себя смеялся над ними, как над действиями несмышленого ребенка. Хотя на словах оставался исключительно вежливым.