Не спи — кругом змеи! Быт и язык индейцев амазонских джунглей

Когда из-за излучины показывалась лодка, все, кто в этот момент находились в селении, выбегали на берег посмотреть, кто приплыл. Мне казалось, что это обычное любопытство. Однако однажды утром, когда Кохоибииихиаи отправлялся на рыбалку, я заметил, как за ним следила группа детей. Они чему-то смеялись. Как только он исчез за поворотом, они одновременно закричали: «Kóhoi xibipíío!» ‘Кохои пропал!’ Это повторялось каждый раз, когда кто-то приплывал или уплывал: по крайней мере кто-то в племени говорил: «Он пропал!» И то же самое звучало, когда люди огибали излучину, возвращаясь. Индейцам было важно само исчезновение и появление, а не кто его совершил.

Похоже, что слово «ибипио» связано с идеей, не имеющей явного аналога в европейских языках. Конечно, мы легко можем сказать: «Джон исчез» или «Билли только что появился», но это будет не то же самое. Во-первых, мы используем другие слова, а следовательно, другие концепты исчезновения и появления. Что еще важнее, мы в основном сосредоточены на личности того, кто пришел или ушел, а не на самом факте, что кто-то пропал из нашего поля зрения или появился в нем.

Со временем я понял, что это понятие относится к тому, что я назвал «границей восприятия», и описывает сам акт появления в поле восприятия или исчезновения из него — нахождение на границе воспринимаемого. Дрожащее пламя постоянно возникает в нашем поле зрения и пропадает из него. Этот перевод «сработал»: с его помощью я выяснил, когда следует использовать слово «ибипио» (и в такой одноязычной среде подобный приближенный перевод — это максимум, которого может добиться исследователь).

Таким образом, слово «ибипио» подчеркивало и воплощало собой всепроникающий принцип культуры пираха, который я пытался разгадать и раньше. Этот принцип, как кажется, ограничивает темы для обсуждения только явлениями, которые вы видели сами или о которых слышали от очевидца.

Если эта моя гипотеза верна, то знания о «биги», существах с иных слоев вселенной, духах и тому подобном тоже должны проистекать из сведений, переданных живыми очевидцами. Сколь бы странно это ни звучало, но очевидцы, будто бы видевшие многие слои мира, существуют. Два слоя видны невооруженным глазом: это земля и небо. Обитателей других слоев также могут увидеть: эти существа пересекают верхнюю границу — спускаются с неба и ходят по джунглям. Пираха время от времени находят их следы. Иногда, если верить очевидцам, они видят и самих этих пришельцев — призрачные тени в темноте леса.

И сами пираха тоже могут пересекать «биги» — во сне. Для индейцев пираха сны — это продолжение действительности и непосредственного личного опыта. Возможно, пришельцы из других слоев тоже путешествуют во сне, но, в любом случае, границы они пересекают. Пираха их видели.

Однажды утром, в три часа, в передней комнате нашей хижины, как обычно, спали несколько индейцев. Один из них, Исааби, внезапно сел и стал петь о том, что он видел во сне в джунглях. «TiI hiOxiaI kaHApiI. BAaxaIxAagaHA» ‘Я поднимался вверх. Там красиво’ и так далее — путешествие на верхнюю землю, то есть небо, и за его пределы. Пение разбудило меня, но я не возражал, потому что оно было томительно-прекрасно, подкрепленное эхом с того берега реки, а певец стоял один, четко вырисовываясь в ярком свете полной луны. Я встал, вышел в переднюю и сел недалеко от Исааби. Вокруг нас на полу из пальмового бруса спали индейцы — мужчины, женщины, дети, всего человек двадцать или даже больше. Все застыли, и только Исааби двигался. Луна горела серебром сразу над темной стеной деревьев, отбрасывая дорожку на гладкую поверхность реки Маиси. Исааби сидел лицом к луне, смотрел на тот берег и не обращал на меня внимания, хотя он не мог не услышать, как я пришел и сел рядом. Он укутался в старое одеяло с головой, но не закрывая лицо, и громко пел, невзирая на то, что вокруг спали, или по крайней мере притворялись спящими, десятки людей.

Днем я поговорил с Исааби о егосновидении. Я начал с вопроса:

— Почему ты пел ранним утром?

— Я xaipípai(«аипипаи»), — ответил он.

— Что такое «аипипаи»? — Аипипаи — это то, что у тебя в голове, когда ты спишь.

В конце концов я установил, что «аипипаи» — это сон, но не совсем в привычном смысле: он считается действительным событием. Вы очевидец случившегося во сне. Сны для пираха не выдумка. Вы видите одним образом наяву и другим образом во сне, но оба этих зрения дают полноценный опыт. Я также узнал, что Исааби использовал музыкальную речь, чтобы рассказать о своем сне, потому что это было новое событие, а о новых событиях часто рассказывают нараспев, музыкальной речью, которая использует тоны языка пираха.

Сны не нарушают принцип «ибипио», как я стал называть эту особенность их культуры — говорить в первую очередь о непосредственно виденном и слышанном. Наоборот, они подкрепляют этот принцип. Считая явь и сон в равной мере непосредственным жизненным опытом, пираха могут в пределах этого прямого, непосредственного восприятия решать такие проблемы и вопросы, которые для нас потребовали бы обращения к очевидно вымышленному миру духов и верований. Если я вижу сон о духе, который разрешает мои трудности, и при этом виденное во сне ничем не отличается от виденного в яви, значит, этот дух находится в пределах моего непосредственного восприятия — моего «ибипио».

Пытаясь уяснить себе, к чему это ведет, я задался вопросом: нет ли в языке и культуре пираха и других приложений принципа «ибипио»? А именно, я стал заново осмыслять некоторые необычные аспекты культуры пираха и спросил себя, нельзя ли их объяснить этим же представлением о непосредственном опыте. И в первую очередь я имел в виду выражение количества в языке пираха.

Я подумал, что непосредственное восприятие поможет объяснить все те удивительные факты и пробелы в знаниях о пираха, которые вот уже много месяцев накапливались в моих записных книжках. Например, отсутствие числительных и вообще счета в языке пираха тем, что эти навыки в основном нужны для обобщений за пределами непосредственного опыта. Числа и счет по определению абстрактны, потому что они предполагают классификацию объектов в обобщенном виде. Однако, поскольку обобщения за пределами личного опыта нарушают культурный принцип непосредственного восприятия, подобные слова оказываются запрещены. И тем не менее, хотя эта гипотеза казалась перспективной, ее нужно было еще уточнять.

Тем временем я припоминал и другие факты, которые, казалось, подтверждали ценность непосредственного восприятия. Например, я вспомнил, что пираха не хранят пищу, не планируют вперед больше чем на день, не обсуждают далекое будущее или прошлое — они сосредоточены на том, что есть сейчас, на непосредственно воспринимаемом мире.

Эврика! — подумал я. Язык и культура пираха объединены культурным ограничением на обсуждение чего бы то ни было за пределами непосредственного опыта. После долгих размышлений я сформулировал это ограничение так:

Повествовательные предложения языка пираха содержат только утверждения, непосредственно связанные с моментом речи, о фактах, либо пережитых самим говорящим, либо засвидетельствованных кем-либо, кого говорящий застал в живых.

Другими словами, индейцы пираха способны только на высказывания, соотнесенные с тем моментом, когда эти высказывания произносятся, а не с каким-либо другим временем. Это не значит, что как только кто-то умрет, пираха, общавшиеся с ним, забудут все, что он им рассказывал. Но обсуждать его историю они будут нечасто. Иногда они заговаривают со мной о том, что, как они слышали, видел кто-то, кого уже нет, но такое случается редко, и обычно об этом говорят только самые опытные наставники в языке пираха — те, кто научились абстрагироваться от субъективной точки зрения родного языка и могут взглянуть на него со стороны. Впрочем, это редкость среди людей, говорящих на каком угодно языке. Таким образом, главный принцип иногда нарушается, но в очень редких случаях. В повседневной жизни племени он практически незыблем.