По кромке двух океанов

На самых дальних островах

«Камчатский Ермак», как Пушкин назвал Атласова, сделал в 1697 году еще одно открытие. С камчатского мыса, получившего затем несколько странное название Лопатка, он увидел на юге землю. Это был вулкан Алаид, самый северный на Курильской гряде.

Я тоже вижу этот вулкан из кабины аэроплана, совершающего облет Курильских островов. Под нами Парамушир. Вулкан Алаид, извергавшийся в июле 1972 года, увеличил площадь острова на один квадратный километр, и на карте появились новый мыс — Пограничный и новый залив — Зевс. Внизу видны ровные квадраты Северо-Курильска. Город отстроен после того, как его смыло цунами. В то недоброе, страшное утро 5 ноября 1952 года вот так же, как мы сейчас, вот в этом же клочке неба летел над островом самолет, когда чудовищной силы волна накатилась на город, стоящий на берегу. Перепуганный пилот передал по рации только одну фразу: «Северо-Курильск погружается в океан».

Все началось с землетрясения: разваливались печные трубы, выплескивалась из ведер вода. Океан оставался спокоен, но все, кто был знаком с цунами, бросились в горы. Через сорок пять минут послышался страшный гул: это с океана шла на берег десятиметровой высоты стена воды. В несколько минут она смыла многие постройки и, отступив, на несколько сот метров обнажила дно пролива. За первой волной пришла вторая, еще более ужасная. Она выворотила из земли даже булыжник мостовой. Сорванные с фундаментов дома оказались за сотни метров от того места, где они стояли. Большую самоходную баржу бросило за два километра.

Поселок Васильеве, возле которого мы делаем первую посадку, пострадал меньше; высота волны здесь достигала семи метров, но ее силу ослабили многочисленные рифы и отмели у берега. Сейчас они все в серой пене, то обнажаются, то снова скрываются под водой. Грозно рычит океан, грохочет перекатываемая волнами галька. Пусто, холодно и голо вокруг, ни кустика, ни деревца, ни цветочка не пробивается сквозь эти камни. Вдалеке стоят полуразрушенные японские ангары, и в их ржавых металлических скелетах свистит ветер.

В августе 1945 года здесь шли жестокие бои. На Парамушире японских солдат было куда больше, чем наших десантников. Остров ощетинился многочисленными дотами, дзотами, артиллерийскими капонирами. И все же лишь двенадцать дней понадобилось советским войскам, чтобы освободить все тридцать шесть Курильских островов. Десантная операция, начавшаяся в ночь на 18 августа, была успешно закончена 30-го.

На карте Курильская гряда напоминает нитку бус, одним концом привязанную к Камчатке, а другим к японскому острову Хоккайдо. Эта нитка слегка провисает под тяжестью бус — островов и мелких бусинок — рифов, скал, утесов. Каменистые, неуютные, темные, они время от времени появляются в поле зрения и плавно уходят назад.

Летим низко над океаном. День сегодня хотя и ясный, но очень ветреный, холодный, и океан сердит. Длинные, пологие волны ходят по его зеленоватой поверхности всюду, до горизонта. Белеет пена, похожая на кусочки ваты. Пустынно: суда не любят приближаться к опасной гряде с бесчисленным множеством подводных и надводных рифов.

Небо под нами чистое, и все, что делается внизу, видно довольно хорошо. Остался позади Онекотан с действующим вулканом Немо. Пилот набирает высоту, чтобы показать кольцеобразное синее озеро в его кратере… Несколько скал среди океана кажутся безобидными, но именно здесь в 1805 году чуть было не потерпел крушение корабль Крузенштерна «Надежда», и мореплаватель назвал их Каменными ловушками. Прошли остров Райкоке, тоже, как полагается на Курилах, с вулканом, и тоже с действующим. Скоро должен показаться Матуа, где нам предстоит сделать очередную посадку. А вот и сам остров с вулканом посередине, который, впрочем, называется не вулканом, а пиком и носит имя русского гидрографа адмирала Г. А. Сарычева. Это, конечно, не Ключевская Сопка, «всего» полторы тысячи метров, но оттого что вулкан занимает почти весь остров, выглядит он величественно и грозно. Двугорбая вершина густо дымится, склоны черны, угрюмы, голы, если не считать редких пятен лишайников. Ни ручейка, ни деревца, ни водопада — одни угрюмые дикие скалы, через которые прорублены узенькие тропки. Их проложили пленные китайцы, которых по завершении работ самураи расстреляли, всех до единого. Пленные построили здесь артиллерийские капониры, аэродром, подземные склады, доты, ходы сообщения. В капонирах стояли крепостные русские орудия, вывезенные из Порт-Артура. На острове было триста шестьдесят дотов, пять тысяч японских солдат обороняли его. Не помогло… Островок крохотный, пятьдесят два квадратных километра, скалистый, обрывистый с трех сторон и лишь с одной, юго-восточной, более пологий. Пилот у нас опытный, но и он приземляется лишь со второй попытки: мешает страшный ветер. Он воет, задыхается, прижимает траву к черной земле, швыряет в лицо мелкие камешки, песок, не дает возможности двигаться против себя, хоть ложись на землю и ползи.

— Тайфунчик! — коротко бросает пилот.

Нас, однако, встречают. Несколько человек бегут, подгоняемые этим самым тайфунчиком.

— Здравствуйте, товарищи! Почту привезли?

Оказии здесь случаются редко, невзначай. Подойдет осенью корабль, привезет продукты на целый год, запросит: «Женщины, которым зимой рожать, есть?» — заберет их, если есть, и до свидания!..

Метеостанция, сейсмостанция, маячок. Далекий, маленький, угрюмый островок, но он наш! Японцы еще ничего не знали о его существовании, когда сюда пришли первые русские люди. Было это в петровские времена. Позднее всю Большую Курильскую гряду снял на карту отряд Мартына Шпанберга, входивший в состав Второй Камчатской экспедиции Беринга. Северные и Средние Курилы исследовал Крузенштерн, Южные — Головнин, которого японцы вероломно захватили в плен на острове Кунашир. Именно Головнин закрепил на карте названия, которые дали островам населявшие их айны: Парамушир, что означает «большой», Уруп («лосось»), Кунашир («черный остров»), Шикотан («лучшее место»)… Головнин мог бы оставить старые русские названия, нанесенные еще на карту 1745 года, — Столбовой, Ольховый, Зеленый, Козел, Брат, Сестра, — но так не поступил, а восстановил имена, которые дали островам их коренные жители. В этом проявилось то уважение к аборигенам, которое неизменно отличало передовых русских исследователей.

Посетивший Матуа в середине XVIII века сотник Черный писал об этом острове: «На нем сопка, коя, по объявлению курильцев, в недавних годах преужасно горела, причем по всему острову разметало каменья так, что и летающих птиц во многом числе оными убивало».

С тех пор вулкан свирепствовал семь раз. Последнее извержение, в ноябре 1946 года, было особенно сильным. Поток лавы достиг океана. Вся вершина вулкана на полкилометра вниз казалась раскаленной, светилась от обилия падающих вулканических бомб. Подземные толчки сотрясали остров. В ужасе метались крысы, завезенные сюда еще японцами, чтобы кормить черно-бурых лисиц. На помощь островитянам пришли корабли, они стояли на рейде, а когда на поселок стали падать раскаленные камни, эвакуировали жителей. Немногочисленное население с тех пор не раз сменилось, но рассказы об извержении вулкана сменщики, как эстафету, передают друг другу.

Сурова природа острова. Даже солнце не может придать теплоту пейзажу. Одна ольха растет тут, да и то лишь по пояс человеку. Все, что поднимается выше, ссекает поднятый ураганом песок. Так и стоят заросли ольхи, будто нарочно подрезанные садовником.

Иду к океану. Самое время отлива, и на берегу валяются разные ракушки, зеленые, ощетинившиеся иголками морские ежи, пятиконечные морские звезды, скользкие, ярко-фиолетовые сверху и желтые снизу. И конечно же, разные бутылки, буи, доски, сети… А повыше, в траве, в брусничнике, красном от ягод, видимо-невидимо куликов. То и дело раздаются выстрелы. Это не теряет времени бортмеханик.