Люди и атоллы

Я что-то пробормотал ему в ответ с деланным сочувствием, но раздраженный гражданин Гуама продолжал:

— У нас толпы безработных, продовольственные карточки для значительной части граждан, сорока-миллионный дефицит в бюджете, а эти типы из Вашингтона беспокоятся о… нашем воздухе. Ну посудите сами, — говорил тощий американец, энергично атакуя лежащие перед ним на тарелке яйца с беконом, — нам приказано употреблять для электростанции другое топливо, содержащее меньше серы, словно здесь какая-нибудь занюханная калифорнийская долина, а не островок с постоянными пассатами, сдувающими этот жалкий дымок раньше, чем он покажется. Ну прямо взбеситься можно!

Живой скелет и впрямь казался разъяренным. «Если ты, парень, каждый раз так нервничаешь за завтраком, — невольно подумал я, — то, наверное, уже заработал язву, оттого ты и тощий».

— Но мы покажем этим ублюдкам, — возмущался мой взбешенный собеседник, — мы сами введем новый закон о налогах и сделаем на территории налоговый рай. Люди, фирмы слетятся как мухи на варенье, и тогда конец нашим финансовым заботам! — гремел он, взвинтившись с раннего утра.

Его откровения меня очень заинтересовали и разожгли желание увидеть остров своими глазами.

Протоптанная туристская тропа, рекомендуемая каждым кратким путеводителем по Гуаму, начинается от храма под названием «Сладкого имени Марии» («Dulce Nombre de Maria»). Я думал, что увижу внушительное здание испанских времен, а оказалось, что этот католический храм построен после второй мировой войны. Первое разочарование. Далее на тропе были обозначены… фонтан и какой-то памятник на «Скиннер Плаза», причем этот Скиннер (его именем и была названа площадь), как мне удалось узнать, был первым гражданским губернатором Гуама, управлявшим где-то до 1953 г. Тоже мне памятник! Снова меня ждало разочарование.

Каменным мостиком, якобы испанских времен, я вообще пренебрег и отправился к городскому музею, глубоко уверенный, что большую часть гуамских памятников старины уничтожила вторая мировая война. Однако здание музея производило такое впечатление, будто его не тронула ни одна бомба или снаряд морской артиллерии. Наверное, такое произошло потому, что оно было очень маленькое.

У входа в музей я, разумеется, снова оказался в толпе японских туристов, так как Гуам постоянно посещают группы из Японии, для которых здесь издаются специальные проспекты на их родном языке и везде помещают информационные надписи. Благодаря этому я даже установил дедуктивным методом, как по-японски пишется «для мужчин». Японцы сосредоточенно осматривали заржавевшие остатки вооружения солдат императора, предусмотрительно разбросанные по острову, вероятно, чиновниками магистрата, и фотографировали, фотографировали без конца.

В музее приезжие из Страны цветущей вишни проявляли наибольший интерес к вещам, принадлежащим одному японскому сержанту по имени Соихи Ёкои, который в одиночку вел борьбу с американцами до 1972 г. Все 28 лет по окончании военных действий этот храбрый воин скрывался в пещере, находящейся неподалеку от магистрата Аганьи! Его рекорд на 4 года побил японский солдат, недавно найденный на Миндоро, на Филиппинском архипелаге.

Подвиги такого рода как-то не вмещаются в наше европейское сознание. Японцы-туристы в общем принимали это как должное. Я видел, как они восхищались тем, как находчивый сержант смастерил себе одеяло из куска ткани, его изобретательностью, с которой он сделал себе сумку, и изящно оструганной палкой, которая, вероятно, служила ему защитой от местных собак.

— Мистер, эти японцы задали нам здесь жару, — обратился ко мне седовласый американец, наверное потому, что мы оба решительно выделялись из толпы посетителей небольшого помещения музея. — Я привез сюда жену, чтобы показать ей, почему я так рано поседел. Пятьдесят пять тысяч парней, и я среди них, — мы почти два месяца бились вот с этими, — он скользнул взглядом по лицам туристов, — косоглазыми. А сколько славных товарищей здесь погибло… Сколько примеров героизма, уверяю вас! — Такими словами закончил он свою тираду и с видимым облегчением выбрался из толпы японцев.

Я еще какое-то время смотрел на интересные фрагменты раскопок, на старые фотографии, а затем пошел вслед за японцами в «Latte Stones Park» — «Парк каменных колонн». Эти двухметровые, вытесанные из цельного камня и увенчанные капителями колонны — истинная загадка Микронезии. Предполагают, что это — остатки каких-то доисторических культур, цивилизаций, которые существовали на этих островах, прежде чем их заселили выходцы с Азиатского материка, предки теперешних микронезийцев. По мнению специалистов, много тысяч лет назад колонны поддерживали огромные здания. На Гуаме древние колоннады возвышались по всей территории острова. В настоящее время все колонны собраны в «Latte Stones Park», разумеется для удобства «уважаемых туристов».

Страшно подумать, как бесцеремонно обошлись белые пришельцы с людьми и вещами, с которыми они столкнулись в Океании. Их бессмысленная жестокость, вандализм, а часто и религиозный фанатизм безвозвратно уничтожили невосполнимые памятники прошлого.

История Гуама началась для европейцев со времен Ф. Магеллана, т. е. почти 5 веков назад, но очевидно, что история здешних островитян — чаморро — уходит в весьма отдаленное прошлое. К сожалению, историей этого народа некому было вовремя заняться. Испанцев здесь интересовало совсем другое. Официально испанское владычество над островами Воров было провозглашено в 1668 г., но уже после 1600 г. Гуам стал местом, где ремонтировались и пополняли запасы продовольствия галионы, курсирующие на трассе Акапулько-Манила. Приобщением чаморро к цивилизации при поддержке солдат занялись иезуиты.

Считается, что во времена первых контактов с испанцами на Гуаме проживало 70–100 тысяч островитян. Тогда это были крепкие, высокие люди, прекрасные мореплаватели, которые занимались рыбной ловлей в открытом океане. Неоднократные бунты против испанцев облегчили их принудительное обращение в христианство и… истребление. В 1790 г. насчитывалось около 1700 чистокровных островитян и столько же — смешанной крови с испанцами, филиппинцами и мексиканцами, привезенными на Марианы.

К концу XVII в. острова Воров стали называть Марианскими в честь Марии Анны Австрийской, и примерно в то же время был возведен форт Апуган, развалины которого до сих пор виднеются в окрестностях Аганьи. Чаморро отрядом, состоящим из 2 тысяч человек, атаковали испанский гарнизон форта. Однако копья и стрелы оказались слишком слабы против мушкетов и пушек. Испанцы приступили к репрессиям, которые заставили почти всех аборигенов мужского пола бежать на север, на другие острова архипелага. Но захватчики настигли их и там. Часть беглецов была убита, несколько десятков семей укрылось на близлежащем островке Рота, остальных силой вернули на Гуам, где в последующие века они практически исчезли, смешавшись со многими пришлыми народами.

Тем не менее они боролись до последнего. Яркий пример того, что они всячески стремились освободиться от испанцев, — убийство одного из последних губернаторов Гуама, полковника Анжела де Пазос и Вела Гидальго. Губернатор погиб в августе 1884 г. от выстрела одного из участников бунта, поднятого чаморро, отбывающих принудительную службу в испанской армии.

Капитан Борреда, старший по чину после убитого губернатора, решил подавить бунт. Осуществить это оказалось не так просто, но капитан решительно принялся за дело. Он начал со сбора подписей многих влиятельных лиц под верноподданническим адресом губернатору Манилы — испанский Гуам сначала подчинялся Мексике, а затем Филиппинам. Теперь необходимо было отвезти адрес по назначению вместе с рапортом о смерти де Пазоса.

Единственное суденышко на Гуаме, которое могло бы выполнить задание, как нарочно, стояло на ремонте. Ближайший корабль, способный достичь Манилы, находился на острове Яп, лежащем на расстоянии 500 миль. Тогда начальник порта дал собственную шлюпку и скомплектовал экипаж, который после шестнадцати дней плавания по океану достиг наконец острова Яп.