Царское море

В иллюминатор каюты вовсю светило солнышко. Выглянул — Енисей сверкал снегом и льдом! Красотища!

Сразу вспомнились строчки Пушкина: «Мороз и солнце — день чудесный!» Погулять бы! Но уходить с ледокола нельзя, а по палубе — пожалуйста.

У вахтенного штурмана узнал погоду: минус сорок, ветер южный, 6 метров в секунду. Желания гулять поубавилось, но успокаивал южный ветер. Не северный же!

Тепло одевшись, накинув капюшон, вышел на палубу. Ну, ничего себе! Какое обманчивое солнышко и южный ветер. Но не возвращаться же!

Спрятав нос в воротник куртки, пошёл топтать палубу, думая об Александре Сергеевиче:

— Да, Дудинка — не Болдино. При минус сорока другие стихи придумываются:

Уж простите меня, Александр Сергеевич! По поводу льдинок под носом — преувеличил. Это Дудинка рифму потянула, но у меня усы обледенели, брови заиндевели, ресницы слипались от мороза. Всё, в каюту!

Вот так, благодаря Пушкину, я целых 20 минут при сорокаградусном морозе дышал воздухом, пока сочинял этот стишок.

Спасибо за прогулку, Александр Сергеевич! Мы ещё долго будем благодарить вас!

Удивительная Дудинка

Пока ждем загрузки «Заполярного», решил погулять по городу с фотоаппаратом. Но сказав «погулять», я погорячился. При 25-градусном морозе и ветре 20 метров в секунду не разгуляешься!

По сходной цене договорился с таксистом. Поехали.

Удивляться начал сразу в такси. Такси было марки «мерседес».

— А тут у многих такие, — сказал таксист. Он и сам удивил меня. 30 лет назад приехал сюда из Баку! Вот это да! Где баку с Каспийским морем и виноградом, а где Дудинка с замёрзшим Енисеем и морошкой, если повезёт с погодой.

А потом подумал: «А чего удивляться? Понравилось человеку. Я вон тоже 33 года назад приехал из Ленинграда в Заполярье и живу…»

Ну, едем. Опять удивительно: нет детей и собак. Таксист объяснил:

— Дети в школах и в садиках, а собак бездомных вообще нет. Неделю назад было минус 47. Какая собака выживет?

Сбоку улиц — двухметровые отвалы снега, но удивительно: асфальт на улицах безо льда и снега! У нас бы так…

Проехали площадь с ледовыми скульптурами. Ну, было б удивительно, если б тут их не было. При таком климате, их, наверно, раз в 10 лет ставят!

— Ничего подобного, — обиделся таксист, — каждую зиму заново лепят.

Остановились перед этнографическим музеем. Жаль, закрыт в воскресенье… Коренной народ здесь долганы и ненцы. Они раньше в чумах тут жили и вход в музей в виде чума. С одной стороны от входа стоит бурый медведь, а с другой стороны — бурый мамонтёнок с белыми бивнями.

Где-то в этих местах в вечной мерзлоте нашли целого мамонтёнка, его до сих пор учёные изучают. Тоже удивительно! Целый мамонтёнок! Вот бы оживить его…

В Дудинке есть удивительный порт, даже два порта: один — от Норильска, тут грузят его металл на корабли, а другой, чуть выше — как бы речной. Летом на Енисее оживлённо, как на вашей центральной улице — столько разных судов. А удивительность порта в том, что каждую весну Енисей заливает причал и все портовые краны по рельсам заранее перетаскивают тракторами повыше, на сухое место. А потом назад тянут.

По пути на стоянку «Вайгача» обогнали двух рыбачков, спускавшихся к Енисею. Тоже удивили: ничего себе, в такой мороз и ветер на рыбалку!

— Сейчас корюшка пошла, — объяснил таксист.

Ну, тогда понятно, за корюшкой и я бы согласился, если б снасти были!

Соревнование

Местным жителям — дудинцам не позавидуешь! Неделю назад было 47 градусов мороза, потом 40, сейчас тоже не жарко −21, да ветерок приличный. Было видно, как он временами гнал позёмку по льду Енисея.

Вообще тут ветер — явление постоянное. Местность ровная, ни горушки нет, ни деревца приличного, чтоб задержать ветродуи. Да ещё и сам Енисей для него как дорога из Карского моря. Какие-то длинные ветры тут получаются.

«Вайгач» стоял метрах в трёхстах от берега, был виден высокий енисейский берег, зимняя дорога, спускающаяся из города к реке.

На дороге показалась большая группа школьников, они вышли на лёд и разделились надвое.

Одеты были — в разноцветные куртки и тёплые штаны, от мороза и ветра не прятались, не закрывались. Конечно, привычные они…

Так вот, одеты они были, как и наши дети, но то, чем они стали заниматься, наши вряд ли будут и смогут.

Нужно сказать, что коренные жители этой части полуострова Таймыр — долганы и ненцы. Ну, вы, наверно, знаете, что и внешне, и родом занятий они похожи на якутов, на жителей Чукотки. Основное их занятие — оленеводство, охота, рыболовство.

И если для США — коренные жители индейцы, так и для Севера нашей страны эти народности тоже как бы индейцы.

Одна группа школьников сделала разметку, воткнули в снег шесты и принялись метать топорики на дальность. А станут постарше, наверно, и на меткость будут. В жизни им пригодится и для охоты, и для самозащиты.

Дети второй группы бросали аркан, стараясь набросить его на шест. Арканом можно и оленя поймать, и зверя.

Американские индейцы тоже занимаются с топориками — с томагавками и аркан бросают, только у них он лассо называется.

Вот бы посмотреть взрослые соревнования американских индейцев и наших долганов и ненцев. Кто победит? Наверняка наши! У индейцев из одежды — только набедренная повязка да ожерелья из волчьих зубов — не очень-то посоревнуешься на таком морозе!

Пришлось бы к ним сразу применять нашу народную скорую помощь. Потом победила бы дружба без томагавков и арканов!

Мангазея

Как звучит: Ман-га-зе-я! И красиво, и загадочно, правда? А вообще — это самый первый и самый северный торговый город в Сибири. Потому в нём и слова слились: магазин, бумазея — ткань такая, и что-то индейское — монтесаки или монгесумо… Да тут и жили народности, как бы местные индейцы. На их языке Мангазея — край Земли.

И должен памятник стоять этому городу. Но нет памятника и города давным-давно, более 300 лет нет.

А какой был город! Он стоял на реке Таз, что впадает в Обскую губу. Стоял на вечной мерзлоте, но летом сухо было на улицах — улицы досками выстлали. Зимой тут — жуткие трескучие морозы, но в домах было тепло, потому что дома с двойными стенами строили. Вот как!

Вместе с гостями людей набиралось до двух тысяч. А добирались гости, ох, как трудно из далёкого далека: наши из Архангельска, иностранные гости с запада. Шли по Мангазейскому ходу — так путь назывался. Шли или только морем — Белым, Баренцевым, Карским, или морем и волоком через Канин нос и полуостров Ямал.

За один сезон не обернуться было, потому гости зимовать оставались. Везли сюда оружие для военного гарнизона, продукты, посуду, одежду, украшения для местных красавиц и много чего ещё.

А из Мангазеи увозили мягкую рухлядь. Да нет, не старьё какое-нибудь мебельное, что вы! Мягкая рухлядь — это меха так называли. А был тут ценнейший соболь, песец, лиса, другой зверь. Увозили тысячами шкурок!!

По отчётам за один только 1637 год вывезли пятьсот тысяч шкурок соболя! А другие меха, а в другие годы? Сколько же зверя тут водилось! Видимо-невидимо. Это был самый расцвет города. Город цвёл и развивался, и его называли златокипящая Мангазея. Не потому, что золото много, потому что торг, обмен, богатый шёл.

Да вот этот богатый обмен и загубил город. Если по столько зверя бить, надолго ли хватит? Потому и простоял город всего 70–80 лет. Для города — это миг! Но Мангазея дала возможность продвигаться дальше на восток, как говорили: встречь солнца, туда, где был зверь. Так появлялись новые водные и земные пути и ходы.