Путешествия в Мустанг и Бутан

Так приоткрылась первая завеса над тайной страны Ло. Я, конечно, желал узнать ещё многое, но боялся злоупотребить гостеприимством старого короля. Однако тот по собственному почину стал рассказывать, что Мустанг делится на семь областей, вернее, семь районов, и глава каждого района взимает королевские налоги. Я неосторожно брякнул, нельзя ли мне ознакомиться с бухгалтерскими книгами или хотя бы узнать, какую сумму платит народ Мустанга своему монарху, но по выражению лиц собеседников понял, что зашёл слишком-далеко…

Кончив говорить, король знаком подозвал к себе высокого молодого человека, явно аристократического происхождения, судя по его великолепной чубе и золотому кольцу с бирюзой, которое он носил в ухе. Король сказал, что даст мне письмо к настоятелям всех монастырей. Молодой аристократ тотчас достал из складок чубы лист коричневой бумаги, серебряную чернильницу и длинную серебряную трубочку, оттуда он извлёк деревянную, остро заточенную палочку для письма. Вскоре документ был готов. Король стал шарить вокруг себя в поисках королевской печати. Но поскольку она так и не отыскалась, Джигме Дордже протянул ему небольшую серебряную печатку. Король обмакнул её в мягкую красную пасту и приложил внизу рескрипта. Бумагу несколько раз скатали, чтобы получился тонкий свиток, который и вручили мне.

Я развернул его и прочёл:

«Сим объявляется королевская воля, чтобы по всей стране Ло ламы и трава (монахи) показывали французу, которых двое (имелись в виду Таши и я), всё, что находится в монастырях, а также книги. Так повелел король Ло».

Под рескриптом стояла печать королевского дома из концентрических кругов.

Я поблагодарил, сложив ладони перед носом и повторив несколько раз: «Тудече, тудече». Неожиданно король сказал, что его сын болен. Я уже успел освоиться кое с какими медицинскими терминами и спросил, что с ним. Джигме Дордже ответил, что у него сильные боли в животе, он с трудом удерживает пищу. Почти безошибочно можно было определить дизентерию, тем более что он зимой ездил в Индию. Общеизвестно, что жители северного полушария часто болеют, оказавшись в тропиках. Живя в высокогорном климате, где относительно мало микробов, они заражаются дизентерией, едва спускаются в более тёплые районы. Монахи, отправляясь на поклонение святым местам, непременно привозят домой болезнь и частенько умирают от неё, поэтому дизентерия слывёт здесь «святой хворью».

В Ло-Мантанге у меня были таблетки, и я обещал завтра доставить лекарство.

На прощание король сказал, что я первый иностранец, которому дозволили остаться на продолжительный срок в его стране. Я выразил свою признательность и попытался откланяться. «Попытался», поскольку подвёрнутая нога, на которой я просидел несколько часов, затекла и понадобилось немало времени, прежде чем я обрёл способность шевелить ею.

Вытащив из чубы припрятанную бутылку виски, я кое-как, хромая, доплёлся до столика и заявил его величеству, что «это отличное лекарство от сердечных и прочих невзгод».

Ну что ж, аудиенция у правителя высокогорного королевства прошла, по-моему, удачно, была даже обещана ещё одна встреча. Король дал разрешение посетить монастыри и осмотреть книги.

Таши, делясь впечатлениями, нашёл, что король «не слишком хорошо воспитан» (!) и говорит с «сильным акцентом, как все крестьяне Ло».

У ворот нас ждали пони, которых велено было вернуть слуге в Ло-Мантанге. Я помчался впереди Таши, испуская радостные вопли. Маленькие лошадки — я обратил на это внимание ещё во время первой экспедиции по Гималаям — удивительно выносливы и не знают равных в беге по горам. Нет ли какой-нибудь связи между мустангами, известными во всём мире, и здешним королевством? К сожалению, нет. Наименование дикой лошади происходит от искажённого испанского «мостренго» (дикий), и оно бытовало задолго до того, как в 1850 году королевство Мустанг стало Мустангом. А что касается местной породы, то лучшие экземпляры, как сказал мне сын короля, выводят племена шерпов амдо.

Проснулся я от холода: нашу спальню-часовню насквозь продували сквозняки. В довершение в ней было полно церковных крыс, питавшихся дарами алтаря. Зато аскетизм моей новой жизни позволял оценивать всё по иной шкале ценностей. Я стал получать удовольствие от глотка чистой прохладной воды, от пробуждений с восходом солнца. Я понемногу освобождался от всех привычек прошлой жизни, за исключением курения. Но и тут приходилось ограничивать себя, ибо курить в доме считается среди жителей страны Ло грехом. Гималаи остались в наши дни одним из редких краёв, где люди не страдают от этого пагубного порока.

Среди лоба (жителей Ло) редко встретишь человека с хмурым лицом, дружеский смех звучит по каждому поводу; скажем, я не так завязал чубу или неправильно произнёс какое-то слово — тут же раздаётся заливистый смех. Я видел, что люди относятся с удовольствием к моим стараниям походить на них. Большинство впервые видело европейца. Тони Хаген и профессор Туччи слишком недолго пробыли здесь, чтобы оставить по себе какую-то память…

Ребятишки на улицах частенько кричали мне вслед: «Длинноносый!» или «Желтоглазый!» Этим людям, которых на Западе зовут «жёлтыми», мы, европейцы, кажемся желтоглазыми из-за светлого пигмента зрачков. Ну а что касается первой клички, то мне не раз приходилось её слышать в детстве в пансионах Франции, Англии и Канады, где я жил. Мужчины в нашей семье унаследовали носовой отросток от Сирано. И здесь он особенно бросался в глаза.

В Ло-Мантанге кипела жизнь. На редких деревьях сидели громадные вороны — величиной чуть ли не с орла. Это одна из немногих птиц, сумевших приспособиться к гималайскому высокогорью. В сумерках они издают странные крики, напоминающие рёв охотничьего рога. По утрам меня встречало чириканье воробьёв, но эти птахи улетают с приближением зимних холодов. Лоба обожают птиц и вообще всё живое. Голуби и воробьи едят из человеческих рук. Строгий запрет, наложенный буддизмом, свято соблюдается, поэтому многие животные, которые у нас на Западе считаются дикими, здесь приручены. По миграции птиц жители Мустанга определяют смену времён года; чтобы узнать, какой сейчас месяц, достаточно взглянуть, какие птицы кружатся в небе. Погонщики редко когда ударят мула или яка. А ударить лошадь — такое лоба и представить себе не может. Гармония между людьми и природой — один из самых трогательных аспектов жизни этого района.

Вообще мирный нрав и доброжелательность мустангцев поразили меня. Если не считать редких семейных ссор, сопровождающихся, как это принято во всём мире, криком, я не слышал и не видел здесь скандалов. Единственным человеком, выходившим из себя в Ло-Мантанге, был я. Недаром тибетцы считают дурной характер специфической чертой европейцев. Возьмите, к примеру, реакцию человека, опоздавшего у нас на поезд: разве не станет он ругаться и чертыхаться, хотя бы вполголоса? Кто у нас позволит себе оказаться в дурацком положении и не разгневается? Здесь мне живо пришлось умерить пыл. Однажды я напустился на крестьянина, который обещал что-то сделать для меня и не сделал. Тот с удивлением посмотрел на моё лицо и сказал:

— Вы такой учёный человек. Неужели тёмный крестьянин мог вызвать ваш гнев?

Это было хорошим уроком…

Чтобы доставить королевскому сыну обещанные таблетки, мы двинулись в Тренкар пешком. Дорога шла вдоль оросительного канала, от которого отходили акведуки. Строить ирригационные сооружения весьма непросто в краю, изрезанном глубокими ущельями, где в период таяния ледников мчатся бурные потоки.

Все города и сёла Мустанга, за исключением разве что Тренкара и южных районов, расположены выше уровня вод, и жителям стоит немалых трудов поддерживать водоёмы, жизненно важные для сельского хозяйства. Я осмотрел несколько устройств — это были подлинные шедевры смекалки и мастерства.

Шесть километров, отделяющие Ло-Мантанг от летней резиденции монарха, прошли довольно быстро. Но затем добрый час нам пришлось простоять перед запертыми воротами дворца, ожидая, когда нас впустят. Вопреки всем добрым намерениям, я начал чертыхаться. Наконец ворота отворили и нас провели в тронный зал. На сей раз там было гораздо меньше зрителей, чем во время первой аудиенции. Король был крайне любезен и немедленно заставил сына, который выглядел действительно плохо, проглотить мои снадобья. Всё, казалось, шло хорошо до того момента, когда я спросил, могу ли посмотреть книги, о которых его величество упоминал накануне. Тот ответил, что в этих книгах ничего не говорится об истории страны, это просто сборники легенд и сказаний. Но он готов снова ответить на мои вопросы. Я очень огорчился… Что могло произойти за один день?