Дорога ветров

ьги, и вручили изумленному шоферу двадцать шесть тугриков - сумму, достаточную, чтобы прокормиться дня четыре.

Ночевать в этой неуютной корчме никому не хотелось. Приходилось дотягивать до Сухэ-Батора, хотя без содрогания трудно было даже подумать о леденящей тьме снаружи.

Но моторы уже застывали...

Взошла луна и осветила пологие сопки. Снегу здесь прибыло, по склонам и вершинам отдаленных гор чернели пятна леса. В длинных лучах мощных фар поземка крутила сухой снег - по темной дороге неслись хвосты серебрящейся пыли. Глухо и неверно маячили стены скал, огражденные столбиками обрывы уходили в черную, зияющую тьму. Стекла кабины стали обмерзать. Не оборудованные никакими отеплителями, они все больше мутнели и белели, несмотря на все усилия мои и Андросова, протиравших их почти с отчаянием. Свет фар отражался в тысячах блесток на стекле, и дорога становилась невидимой, как я ни напрягал зрение и, наваливаясь грудью на руль, ни приближал лицо к стеклу. Пришлось сдаться, раскрыть боковые стекла, и лютый ветер жгучими ножами ворвался с обеих сторон в кабину. Стекла прояснились, но мы стали быстро замерзать, гораздо быстрее, чем рассчитывали.

Луна поднялась высоко, ее яркий свет проник в темную кабину, заметался светлыми бликами по гладкой пластмассе руля. Светящиеся шкалы и стрелки приборов потухли. В обледенелой кабине звонко резонировал мотор: машины лезли на длинный подъем. От морозного ветра медленно застывали левая рука, плечо, левая щека.

Темная масса возникла в стороне от светового луча фар. На повороте дороги сноп света отразился от задка крытой машины. Большие белые цифры "МЛ-50-39" сказали нам, что это "Дзерен". Впереди стоял "Смерч". Пронин копался в машине, а Эглон подсвечивал ему фонариком.

- Конденсатор! - сказал Пронин, дуя на сложенные ладони. - Сейчас сменю и поеду.

Из полуразвалившейся кабины "Смерча" на дорогу выбралась Лукьянова, принявшая шарообразную форму от накрученных без числа одежд.

- Сильно замерзла? - приветствовал ее Эглон, блаженствовавший в огромной шубе, приобретенной им в Улан-Баторе.

- Холодно, но ничего, терпеть можно, - раздался голос, приглушенный обмотанным вокруг рта шерстяным платком. Я заглянул под платок - живые темные глаза нашей путешественницы бодро поблескивали.

- Вы сами не пропадайте, - насмешливо сказала Лукьянова. Василий Иванович (Андросов) совсем почернел, а вы посинели...

- Почернеешь тут, - сердито ответил Андросов. - Кабина обмерзает, сколько уж времени едем, будто на открытой машине... Отсюда я теперь поведу, замерз, терпежу никакого нет больше. Садитесь, Иван Антонович, они догонят!

"Дракон" бешено понесся по серой дороге. Андросов гнал вовсю, стараясь поскорее доехать до гостиницы в Сухэ-Баторе.

По заснеженным склонам сопок незаметно подползли темные стены соснового леса. Иногда одинокое дерево четко обрисовывалось в лунном свете, и радостно было увидеть родную сосну после многих дней, проведенных среди голых гобийских камней.

В лесу среди