Дорога ветров

с черепом. Не теряя времени, мы собрали все обломки, разделили глыбу на две части, обернули кусками кошмы и приготовили к погрузке. Но тут наступила темнота, и при свете костра мы успели только упаковать кое-что в ящик.

Дикое и странное впечатление оставлял наш лагерь. Пламя костра освещало хаос повсюду торчавших, безобразно нагроможденных песчаниковых плит и накренившуюся, неведомо как попавшую сюда машину. Кругом лежали окаменелые стволы с извитой и изборожденной поверхностью, поразительно похожие на старый саксаульник. Пронин потом так и звал эти стволы каменным саксаулом.

Койки установились едва-едва, с перекосом, на плитах песчаника. Их гладкие алюминиевые ножки как-то не вязались с дикой изрытостью и шероховатостью камня. По выражению Андреева, мы забрались на ночлег, "словно волки в чащобу", и этот лагерь в своих дневниках мы назвали "Волчьим".

У неудобного ночлега было одно преимущество - мы находились за ветром, и только слабый наземный "хиуз" обдувал нас, временами налетая из темноты. Я забрался в мешок и долго лежал не в силах уснуть. Наконец я задремал, но тут же проснулся. Что-то неведомое, большое лезло в лагерь, сопя и пыхтя. Спросонок я попытался вспомнить, куда поставил винтовку, не вспомнил и окликнул пришельца. К великому моему изумлению, это был Громов. Почтенный профессор отнес драгоценные очки в кабину полуторки для лучшей сохранности, но при своей близорукости оказался совершенно беспомощным в момент возвращения. Чтобы не разбиться о камни и не упасть на бесчисленных рытвинах, Громов предпочел вернуться в лагерь на четвереньках. Испытанный способ отдаленных предков выручил: профессор вернулся со своей прогулки невредимым.

Тридцатого октября мы должны были, по уговору, возвратиться на Баин-Ширэ. С утра нарвали крупной полыни и устроили на дне машины мягкую постель для глыб с черепом. Затем с большим трудом подняли их в кузов и, спешно снявшись с лагеря, не позавтракав, поехали в сухое русло, огибавшее с запада базальтовый гребень Хара-Хутул, чтобы проверить самые верхние слои разреза. Но там оказались очень поздние, вероятно, четвертичные конгломераты с гальками из хара-хутульских базальтов и без всяких растительных остатков. По длинному каменистому гребню мы с Громовым добрались до небольшой котловины, окруженной со всех сторон холмами. На песчаных кочках рос сульхир, который заготовляла целая группа аратов - мужчин и женщин. Я увидел довольно большие кучки намолоченных зернышек, размером, пожалуй, мельче маковых и более всего походивших на крупный песок. По просьбе Данзана араты угостили меня куском лепешки из сульхира. Гобийский природный хлеб мне понравился, хотя и был испечен без крупинки соли. По виду и вкусу хлеб из сульхира показался мне чем-то средним между лепешками из манной крупы и молотого ячменя. При виде лепешки мы вспомнили, что ничего еще не ели, и, поблагодарив аратов, заторопились к машине. Андреев уже спроворил чай и достал куски холодной баранины.

Двинулись дальше, на южную сторону гребня