Осколки нефрита

Ему так и не удалось вырваться из этого места: даже открыв дверь хижины, он все еще оставался между сном и явью. Скрип покосившейся двери принес новую волну голосов, но что они говорят, не разобрать. Прескотт вернул ему голоса, однако Стивен перестал их понимать. Это из-за Прескотта или дело в нем самом?

«Я не убийца. Я сделал это ради моих и чужих детей — детей, еще не рожденных на свет. Их жизни дороже, чем жизнь какой-то девчонки».

При виде Джейн Стивен опешил. За несколько дней, проведенных вдали от солнца, ее кожа стала почти прозрачной; запавшие глаза лихорадочно горели. Она так исхудала, что на шее проступила пульсирующая жилка. Принесенное Стивеном одеяло валялось в углу, на ржавой лопате. За последние два дня, с тех пор как Джейн поела сушеных яблок, она не притрагивалась к пище: вся еда так и лежала там, где ее оставил Стивен.

Хуже всего были язвы. Когда чакмооль привел Джейн, Стивен видел исчезающие шрамы на ее лице и руках, и уже тогда она почесывала болячки — немногочисленные маленькие болячки, которые чесались, как и положено заживающим ожогам. А теперь язвы покрывали половину лица девочки, почти закрыв один глаз и стянув в сторону правый уголок рта, словно в ухмылке. Руки тоже были покрыты струпьями, и пальцы срослись вместе, превратившись в крючья. А Джейн все поглаживала зеленые перья кецаля, и перья гладили ее в ответ — от их прикосновений на еще чистой коже появлялись язвы.

— Уже пора? Пожалуй, я буду скучать по этому телу — теперь, когда его исцелили. Но ведь время пришло? — Болячки на губах треснули, а когда Джейн улыбнулась, нижняя губа лопнула и закровоточила. Видно было, как под коркой засохшей крови двигается почти закрывшийся глаз, вглядываясь мимо Стивена, — видимо, Джейн надеялась, что чакмооль тоже пришел. Когда она посмотрела прямо на Стивена, он едва сумел удержаться от желания убежать.

— Да, время пришло, — ответил он. — Тебе пора завершить свой путь.

Она встала, плотнее запахнув накидку.

— Ура, время пришло! — воскликнула Джейн, и голоса в голове Стивена повторили ее слова.

Арчи не знал, как долго он звал Стивена, прежде чем потерял голос и свалился на землю, все еще издавая невнятные, сиплые звуки. Там, где нет света, нет и времени. Лежа на боку, Арчи осторожно пощупал вокруг, чтобы убедиться, что лежит не на краю невидимой пропасти, — и сдался.

«Здесь я и умру, — подумал он, чувствуя, как в тело проникает пещерный холод. — Если я останусь здесь, то сойду с ума или умру от жажды. А если попытаюсь идти, то земля разверзнется у меня под ногами, мой труп будет гнить в яме и станет любопытной находкой для какого-нибудь ученого лет через сто.

Меня снова погребли заживо».

Он не мог двинуться с места. Стоит ему пощупать пол пещеры, и окажется, что там пропасть, что Стивен завел его на каменное острие и вокруг только пустота, а он погребен в этой пустоте, в воздушном пузыре внутри каменной толщи.

Конечно же, все это чепуха: ведь он видел пещеру при свете и знал, что рядом стена — твердая стена, переходящая в твердый пол, который тянется под куполообразным сводом, нависающим над головой.

Однако здесь было так же холодно, как и в могиле на пивоварне, а в темноте ничего нельзя знать наверняка. Снаружи вполне может светить солнце, а внутри есть только тьма.

«Если солнце взошло, то уже наступило воскресенье. В воскресенье вечером Джейн должна умереть», — внезапно пришла непрошеная мысль, и Арчи попытался с ней поспорить.

«Джейн умрет быстро, — ответил он. — А мне на это надеяться не приходится».

Арчи задрожал, чувствуя, как холод глубже проникает в тело.

«Хочешь быстрой смерти? Вставай и иди. Упадешь в яму. Высохнешь и сморщишься, как чакмооль высох, пока дожидался, когда же его найдут».

— Не вынуждай меня к этому, — хрипло простонал Арчи. — Какая разница, если выхода нет?

«Что сказал Стивен?»

— Ничего не сказал.

«Что сказал Стивен, перед тем как уйти?»

— Какая разница? Ведь он ушел.

«Престо, ты хочешь перед смертью сойти с ума? Хочешь помереть в темноте, весь в слезах и соплях? Ты этого хочешь?»

— Нет, — ответил Арчи.

«Ты этого хочешь?»

— Он… уронил что-то.

«Что он сказал?»

— Он сказал: «Если вы тот, за кого я вас принимаю, то это поможет вам выбраться из пещеры», — выдавил Арчи сквозь стиснутые зубы. — Но ведь он наврал про все остальное — почему же я должен поверить его словам?

«Он также сказал, что мог бы убить тебя. В этом он тоже соврал?»

— Не заставляй меня это делать. Я сделал все, что мог.

«Когда чакмооль вырежет сердце твоей дочери, она тоже так подумает?»

— Она умрет быстро.

«Какая разница, быстро или медленно? Она умрет. А что, если Стивен сказал правду? Что, если ты можешь отсюда выбраться? Престо, ты ведь разговаривал с мертвыми. Что ты скажешь Джейн, когда она окажется в мире мертвых?»

— Не заставляй меня, — снова простонал Арчи и все же пополз, ощупывая каждый дюйм впереди.

Стивен повел Джейн в пещеру, не зажигая лампы. Способность видеть в темноте, которую чакмооль когда-то дал ему попробовать, снова вернулась, когда он потушил лампу и оставил Прескотта в пещере. Стивен знал, что это был подарок, награда за выполненную работу. Он служил хозяину, и хозяин его вознаградил. Доктор Кроган сделал бы то же самое.

Вспомнив о Крогане, Стивен задумался, как он будет объяснять свое отсутствие. На сегодня у него не было ни одной запланированной экскурсии, но, даже если никто из посетителей не пожелает воспользоваться его услугами, ему все равно достанется. Кроган разозлится, что Стивен пропустил службу в церкви за рекой. Доктор хотел, чтобы его рабы ходили в церковь.

«Ну так я и иду в церковь, — подумал Стивен, наблюдая за Джейн, — он все еще не мог назвать ее Нанауацином. Она с готовностью шагала впереди: похоже, не только он мог видеть в темноте. — Только это другая церковь, и мой собственный Спаситель идет рядом со мной».

Кроме того, когда наступит утро, Кроган может орать сколько влезет — это уже ничего не изменит.

Стивен вел Джейн по тому же пути, что и ее отца, — вокруг Гроба гиганта и мимо Бездонной ямы, возле которой девочка остановилась и жадно посмотрела вниз.

— Мы уже близко, правда? — нетерпеливо спросила она. От ее болячек стало исходить слабое свечение, нездоровый свет, напомнивший Стивену мертвое сияние утреннего солнца.

— Совсем близко, — кивнул он, и они пошли дальше.

Грязь в Извилистом лазе не приставала к перьям накидки, и Джейн вылезла в Зал огромного облегчения такая чистенькая, словно ее только что выкупали. Она начала болтать, постоянно повторяя, что будет скучать по своему телу, но все равно с нетерпением ждет завершения пути. Половину того, что она говорила, разобрать было невозможно: болячки мешали открывать рот и звуки выходили невнятные. Джейн, похоже, не обращала на это внимания, и Стивен перестал прислушиваться — голоса в голове становились все громче, и некоторые из них повторяли болтовню Джейн.

Девочка обогнала Стивена и первой полезла по узкому проходу из Речного зала в Бездонную яму. Когда Стивен добрался до ямы, Джейн прекратила болтать: она уже была в Зале мумии. Стивен остановился, глубоко вдохнул и лишь тогда протиснулся вслед за Джейн.

В Зале мумии горел настоящий свет, освещая массивный барельеф на стене и жертвенный алтарь под ним. Джейн стояла перед чакмоолем, и на ее обезображенном лице было то самое выражение, которое Стивен видел на лицах колдуний-вуду, когда с ними говорили их боги.

Чакмооль погладил покрытую болячками щеку девочки, и с его когтей потекли капли света. Он потерял человеческий облик: на остроконечных ушах торчали кисточки шерсти, череп удлинился, лицо превратилось в кошачью морду. Накидка подергивалась: перья то застывали на месте, становясь чешуйками, то снова трепетали, как и положено перьям.

Чакмооль повернулся к Стивену. Джейн застыла на месте, улыбаясь здоровой половиной лица. Она закрыла глаза и слегка покачивалась, в такт с волнами, пробегавшими по ее накидке.